Сбывшиеся мечты, стр. 24

— Мария говорит, что хотела бы съесть что-нибудь на ленч. Не будете ли вы так любезны попросить Жанну принести сюда, наверх, поднос?

— Конечно. И для вас тоже?

Но его взгляд изменил направление. Я увидела, что он смотрит на ящик.

— А что это такое?

Я сделала вид, что оглядываюсь в недоумении.

— О, этот ящик мсье Фресни прислал обратно утром. Что-то упало на него при перевозке, и несколько планок сломалось. Они просили нас посмотреть, все ли в порядке с картинами. Я проверила картонную коробку, она была повреждена, поэтому мне пришлось взглянуть, не пострадали ли сами полотна.

Паника, в которую я впала, заставила меня лгать. Если бы у меня было время подумать! Я могла бы сказать, что поврежденной оказалась лишь упаковка, и он больше об этом не вспомнил бы.

Глава 15

Я оставалась с Марией большую часть дня и была благодарна ей за то, что она отвлекала меня разговорами. У нее было хорошее настроение. Эта круглая коробка шоколада была для нее как талисман; когда она открывала ее и предлагала мне конфеты, это выглядело так, будто она хотела поделиться со мной чем-то редким и ценным.

Я заканчивала рисунок на стене, и это делало мою рассеянность понятной для нее. Но рассеянность — пожалуй, слишком мягкое слово. Прозрачные мешочки в выдвижном ящике моего бюро казались мне такими же взрывоопасными, как нитроглицерин.

Кому я могла сказать об этом? Только не Марии. Она рассердится на меня за то, что я подозреваю Эгана, как, впрочем, и других. И я знала, что не смогу поговорить с Эганом. Тогда Конор?

Если Конор замешан в этом, то я не думаю, что он станет отпираться. Он может попросить меня не выдавать его, я хорошо представляла себе, как он это сделает. И я буду разрываться между любовью и совестью.

Я пообедала с Марией в ее комнате. А в столовой со всем вполне управлялась Камилла, она оказалась маленьким тираном и умела заставлять Жанну трудиться с максимальной эффективностью, используя свое новое положение. Эган освободился рано и поднялся наверх, чтобы побыть с Марией. А я спустилась на террасу, чтобы выпить бренди. Я чувствовала, что это мне сейчас необходимо. А прозрачные мешочки в моем ящике… Должна ли я уничтожить их, не сказав никому, и надеяться, что никто не узнает о тайниках в раме? Оказавшись снова в Нью-Йорке, мы будем вне опасности. Когда потеря будет раскрыта, никому не придет в голову, что я имею к этому отношение. Какой-нибудь въедливый инспектор мог сам отыскать этот героин.

Конор пересекал двор, идя к навесу с ящиком в руках. Я наблюдала за ним. Нет, лучше ничего не говорить, сказала я себе. Уничтожить героин и ничего никому не говорить. И я так и не поняла, что заставило меня подняться и последовать за ним.

Когда я вошла под навес, он уже отделил от ящика сломанные планки.

— Перевозочная компания уже поработала тут, — сказал он мне. — Гвозди практически можно вынуть просто руками.

Мне надо было бы признаться в том, что я имею к этому отношение. И мне надо было бы понять, что мне будет трудно говорить ему неправду. А вместо этого я стала выдумывать цель своего прихода в мастерскую.

— Я пришла… поговорить с вами. Вы попросили нас уехать. Я думаю, вы должны знать… Мария и слышать не хочет об этом. Я не могу оставить ее здесь и уехать домой одна.

— А я не могу силой заставить вас сесть на самолет!

— Значит ли это, что мы… перешли вам дорогу? Из-за этого вы хотите, чтобы мы уехали?

Он снова бросил на меня изучающий взгляд. Он явно почувствовал странность моего поведения.

— Я знаю что-то очень важное, — заявила я.

Он покраснел, как всегда, когда волновался.

— Если бы… обстоятельства были другими, я ничего не желал бы так сильно, чтобы вы остались. Вы должны знать: вы — это единственная радость, что случилась со мной в жизни.

— Я уже вынимала эти картины, — решилась признаться я.

— А почему вы не сказали сразу? — спросил он.

— Я не знала, говорить вам или нет, потому что нашла кое-что.

Он так крепко сжимал рукоятку молотка, что костяшки пальцев побелели.

— Выпал кусочек планки рамы, — сказала я. — Я хотела приклеить его, но увидела, что он был уже когда-то приклеен.

И я с отчаянием увидела, как отвердели черты его лица.

— Там был героин, — продолжала я. — Четыре прозрачных длинных мешочка, которые были вставлены в отверстия.

Молчание затянулось.

— Вы положили их обратно?

— Нет. Они в моей комнате.

Его лицо покрылось такими жесткими складками, каких я до сих пор не видела. Он, сжимая в руках молоток, смотрел на ящик.

— Ну, ладно. Сначала я забью этот ящик.

Двигаясь автоматически, с опущенной головой, он отобрал подходящие планки из кучки запасного материала. Я думаю, что он вырезал их еще тогда, когда делал этот ящик. Несколькими точными ударами он прибил их на место.

— Вот и все, — сказал он почти без всякого выражения, прислонив ящик к стене. — Утром Эган отвезет его в почтовое отделение.

Его глаза смотрели печально. Он спросил меня:

— Вы говорили кому-нибудь об этом?

— Никому.

— Я хотел бы взглянуть на эти мешочки.

— Я схожу и принесу их.

— Будет лучше, если я поднимусь в вашу комнату с вами.

Длинные мешочки с героином были все еще в выдвижном ящике моего бюро, там, где я их оставила. Я была в таком смятении, что даже не припрятала их получше.

Я передала ему мешочки:

— Мне кажется, что это героин.

Он коротко кивнул, но ответил не сразу.

— А вы думали, что будете с ними делать?

— Первая моя мысль была уничтожить их.

— Позвольте мне взять это. Я сожгу их в печи.

Я вспомнила, как хотела получить от него это обещание в обмен на молчание, и еще раз убедилась, какая я наивная и непрактичная. Теперь я в его руках, так же как и он в моих.

Я не знаю, насколько точно мои мысли отражаются на лице, но, наверное, что-то можно было заметить. И он сухо спросил:

— Так вы доверяете мне уничтожить это? Если хотите, можете присутствовать.

— Нет, не хочу, но вы скажете мне, кто стоит за всем этим?

Он, подумав, ответил:

— Нет, не скажу и не сказал бы, даже если бы знал. Для вашего же спасения. Вы и так уже достаточно рискуете. Я предупреждаю вас, Керри: абсолютно никому ни слова о том, что вы нашли. Если вы скажете хоть кому-нибудь об этом, вы окажетесь в серьезной опасности.

Я ответила с пересохшим ртом:

— Я никому не скажу.

— Теперь-то вы понимаете, почему должны забрать Марию и уехать отсюда как можно быстрее?

Но ведь он предупреждал меня гораздо раньше, когда я еще не натолкнулась на этот героин. Так, значит, он боялся, что именно это случится, и не хотел, чтобы я нашла наркотик? Он знал об этом! Это открытие свинцовой тяжестью легло на мое сердце. И я попыталась объяснить ему:

— Я никогда не уговорю Марию уехать, если только не расскажу ей все. И даже в этом случае она может не согласиться. Ее надо будет еще убедить, что в этом деле замешан Эган.

— Эган? — резко спросил он. — А как Эган связан со всем этим?

— Это Эган выбирал рамы.

— А я упаковывал их. И еще многие люди имели доступ к ним. Может быть, даже в мастерской столяра.

Я молча кивнула.

— Это не в стиле Эгана, — сказал он. — Вы его не знаете. Эган может заработать деньги гораздо легче.

Почему он так ревностно защищает Эгана?

— Так я забираю это, — сказал он отрывисто. — Спокойной ночи.

Он сунул мешочки в карман куртки и вышел. Едва за ним закрылась дверь, как я услышала его голос:

— Эган! Ты еще здесь?

— Я здесь, с Марией.

Их шаги затихли в направлении башенки. Так значит, Эган был все это время в комнате Марии. У нее и раньше горел свет. Он, наверное, не мог расслышать, о чем мы говорим, через толстые стены, — может быть, только приглушенные звуки голосов. Не встревожило ли его то, что Конор был в моей комнате? Но почему он должен беспокоиться об этом?