Нелимитированная орбита, стр. 17

Как только мы повернем назад, ситуация выйдет из-под нашего контроля, и можно будет уже ни о чем не думать.

Коффин посмотрел на девушку с удивлением.

— Но вы, кажется, абсолютно спокойны? — спросил он.

— Я сделала свой выбор еще на Земле, — ответила Тереза, — и не вижу причин менять свое решение.

— А как остальные женщины? — спросил Коффин, вновь ухватившись за спасительную неисчерпаемую тему.

— Большинство, конечно, хотят вернуться, — она сказала это с мягкостью, прикрывавшей осуждение. — Они полетели только потому, что так хотели их мужья.

Женщины слишком практичны для того, чтобы их интересовала философия, научные исследования или что-либо еще, кроме их семей.

— А вы? — не без ехидства спросил Коффин.

Тереза в ответ лишь уныло пожала плечами.

— У меня нет семьи, адмирал. В то же время мне кажется… чувство юмора?… всегда позволяло мне относиться к этому вполне спокойно и не делать из этого трагедии.

Затем с ответной насмешливостью она спросила:

— А вас почему волнуют наши проблемы?

— Почему? — он почувствовал, что заикается. — Почему… По-по-потому, что я несу ответственность…

— Ах, да. И к тому же вы потратили годы на пропаганду идеи о колонии на Растуме. А потом вы взялись за это неблагодарное дело — командование колониальным флотом; хотя вполне могли бы заниматься своей непосредственной работой — исследованием звезд, на которые еще не ступала нога человека. Должно быть, Растум для вас — глубокий символ… Не бойтесь. Я не буду вдаваться в анализ. Я и сама полагала, что эта колония имеет огромное значение. Если человечество проворонит это шанс, у него, возможно, уже никогда не будет другого. Но фактически это только чистое предположение.

Почему это имеет такое большое значение для меня лично, если только не затрагивает какую-то мою внутреннюю основу? Давайте смотреть фактам в лицо, адмирал. Никто из нас не равнодушен к этому вопросу. Нам необходимо, чтобы колония была основана.

Тереза сделала паузу, рассмеялась, и щеки ее слегка покраснели.

— О, боже, да я просто болтушка, не правда ли? Извините. Давайте вернемся к нашему делу.

— Я думаю, — неровным голосом сказал Коффин, — что благодаря вам я теперь понимаю, в чем тут сложность.

Тереза села и приготовилась слушать.

Коффин уперся ногой в пиллерс, чтобы поддерживать тело в наклонном положении, и начал мягко ударять кулаком правой руки в ладонь левой.

— Да, это волнующий вопрос, да поможет нам Бог, — начал он, за его словами постепенно начали вырисовываться контуры какой-то идеи. — Логика здесь совершенно бессильна.

Одни так мечтают попасть на Растум и обрести там свободу — или что еще они надеются там найти — что за эту возможность они готовы поставить на карту свою жизнь, жизнь своих жен и детей. Другие отправились в полет неохотно, вступив в конфликт со своим собственным инстинктом самосохранения, и теперь, когда им кажется, что появилась возможность к отступлению, нечто такое, что может послужить для них оправданием, они будут бороться с любым, кто попытается помешать им. Да. Ужасная ситуация.

Так или иначе, в ближайшие дни необходимо принять решение. Факты скрыть будет нельзя. Каждый спящий будет разбужен и приведен в нормальное состояние одним из тех, кто сейчас бодрствует. Год за годом известие будет передаваться различным конгломератам звездолетчиков и колонистов. Какое решение ни будет принято — часть из них придет в ярость от того, что это было сделано без их согласия. Нет, ярость — это еще мягко сказано. Куда бы мы ни направились — вперед или назад — мы неминуемо нанесем удар по эмоциональной основе людей.

А межзвездное пространство может сломать даже самых сильных духом…

Сколько времени пройдет, прежде чем роковое число недовольных, слабаков и психопатов соберется вместе во время очередной вахты? Что тогда произойдет? Ангелы небесные, спасите нас, или мы погибли!

Коффин вздохнул.

— Извините, — пробормотал он. — Я не должен был…

— Давать выход своим чувствам? А почему бы нет? — спокойно сказала Тереза. — Неужели лучше было бы и дальше изображать из себя ледышку, пока в один прекрасный день вам не пришла бы в голову идея застрелиться?

— Видите ли, — страдальческим голосом произнес Коффин, — я несу ответственность. Мужчины и женщины, и дети… Но я буду находиться в состоянии сна. Если б я рискнул остаться бодрствовать в течение всего полета, я просто сошел бы с ума: организм не может выдержать этого. Я буду спать и ничего не смогу поделать, но ведь корабли были поручены мне!

Коффина охватила дрожь. Тереза взяла обе его руки в свои. В течение долгого времени никто из них не проронил ни слова.

Глава 4

Покинув «Пионер», Коффин почувствовал странную опустошенность, словно грудь его была открыта, а сердце и легкие вынуты. Но его ум работал с четкостью машины, и за это он был благодарен Терезе. Она помогла ему разобраться в ситуации. В том, что он узнал, не было ничего утешительного, но, не узнай он этого, — экспедиция была бы обречена на гибель.

Или нет?

Теперь Коффин был в состоянии хладнокровно взвесить все шансы — и в случае продолжения полета на Растум, и в случае возвращения назад. При любом исходе, до тех пор, пока вероятность выживания не будет измерена в процентах, разногласия будут ужасными.

Без сомнения, перевес окажется на чьей-либо стороне, но нет ни малейшего шанса, что капитану не придется вмешаться, хотя этого ему как раз меньше всего хотелось.

Но каким образом этого можно было избежать?

Продвигаясь к «Скитальцу», Коффин смотрел на паутину радиоантенн, все выраставшую по мере того, как он приближался к кораблю, пока, наконец, она совсем не заслонила искаженный Млечный Путь, который словно запутался в ней. Глядя на эту хрупкую паутину, трудно было поверить, что именно она стала причиной всего этого ада. Перед торможением ее пришлось бы демонтировать. Тут уж никто ничего не смог бы поделать. Но теперь уже было поздно.

— Если бы я только знал!

Или если б кто-то на Земле — негодяй, добропорядочный глупец или кто бы он ни был, — пославший первое сообщение… если б только он послал бы и другое:

— Не обращайте внимания на предыдущий сигнал. Декрет об образовании все еще в силе.

Или что-нибудь типа этого. Но нет. Такого не бывает. Человеку всегда приходится самому бороться за свое везение.

Коффин вздохнул и, тяжело ступая, вошел в шлюз флагманского корабля.

Мардикян помог ему войти, и когда Коффин снял свой заиндевевший скафандр, он увидел, что губы у юноши дрожат. Несколько часов превратились для Мардикяна в годы.

На нем была белая медицинская униформа. Чтобы нарушить тягостное молчание, Коффин произнес первую попавшуюся фразу:

— Я вижу, вы собираетесь на дежурство у саркофагов.

— Да, сэр.

Он что-то пробормотал и добавил:

— Моя очередь.

Пока они складывали скафандр, тот ужасно шуршал, и можно было ничего не говорить.

— Скоро нам снова потребуется этанол, адмирал, — вдруг выпалил отчаянным голосом Мардикян.

— Зачем? — проворчал Коффин.

Он часто мечтал о том, чтобы этот препарат не был обязательным. Ключ от шкафа, где стоял бочонок с этим веществом, был только у одного него.

Некоторые командиры позволяли себе во время полетов принимать его небольшими дозами и утверждали, что Коффин просто скрывает свое суеверие, говоря о том, будто в этом таится определенный риск.

"Какого дьявола что-то может случиться на межзвездной орбите?

Единственная причина, почему не все спят, — это то, что автоматы, наблюдающие за спящими, могут перестараться и сделать массаж в больших дозах, чем требуется. Можно и пропустить рюмочку — другую грога, вернувшись с вахты, не так ли? О, да успокойся, успокойся, чертов святоша.

Слава богу, что мне не приходилось летать под твоим командованием."

— Фиксаж гаммагенов… и так далее…, сэр, — запинаясь, ответил Мардикян. — Мистер Холмайер… сделает официальную заявку, как всегда.