Львиное Око, стр. 72

— У нас есть основания полагать, что Докторша и Х-21 — это одно и то же лицо. Но это лишь усугубляет тайну. Так сказать, вместо одного икса получаются два. Если вам вдруг доведется напасть на ее след, буду вам чрезвычайно признателен…

Машинально кивнув головой, я сказал:

— Любопытное совпадение.

— Какое именно?

Усмехнувшись, я махнул рукой:

— Дело в том, что Х-21 — это метка на белье Мата Хари.

— Действительно, любопытное совпадение. Как смешно. — Но по глазам капитана Ляду нельзя было сказать, что ему смешно. — Острый же у вас глаз, если вы сумели разглядеть метку на дамском белье. И где же? На интимных деталях туалета? — Мы с Ляду были светскими людьми.

— Разумеется, нет. — Я высоко поднял брови. — Ведь такого рода швейные изделия доверяют лишь горничной. Но наволочки и простыни, украшенные чрезвычайно изящной вышивкой, сдавались в прачечную. Знаете ли вы, что однажды за пару простыней она уплатила пятьсот франков?

— Господи помилуй, — искренне удивился Ляду. — Неужели кто-то действительно спит на таких простынях? — Но он тотчас вернулся к интересующей его теме: — И все-таки, каким образом вам удалось разглядеть метку?

— Видите ли, — проговорил я, словно объясняя бестолковому немудреную шутку. — Однажды я видел, как она составляла список и в конце его поставила обозначение Х-21. Я поинтересовался, что это значит, и она объяснила, что постельное белье у нее настолько дорогое, что она собственноручно пересчитывает простыни, а Х-21 — это ее метка. X — значит Хари, 21. Конечно, больше я об этом не задумывался, но при вашем замечании по поводу агента с таким шифром мне на ум пришел этот эпизод. Я вовсе не намеревался шутить. Я полагал, что речь идет о серьезных вещах.

— Шутка делу не помеха, — заметил Ляду. — И всегда уместна. Позвольте поблагодарить вас, барон, за ваш визит.

— Могу ли я надеяться, что мое посещение останется между нами?

— Ну, разумеется.

— Вы представить себе не можете, какой камень свалился у меня с души. Я не мог даже мысли допустить, чтобы дама, с которой мы так мило проводили время, работала на бошей. Но в военное время ни в чем нельзя быть уверенным. К тому же, я обнаружил этот список. — Ляду, естественно, оставил его у себя. — Умоляю, не заставляйте мадам выполнять задания, которые могут оказаться опасными для нее. Мы с ней более не «друзья», но я очень к ней расположен.

— Ни в коем случае, — вежливо проговорил Ляду, выпроваживая меня из кабинета.

Я вернулся к себе, идя по набережной Сены. Опустились сумерки. Один за другим вспыхивали газовые фонари, живописно освещая дома и улицы. Днем было заметно, как устал Париж. Холод, голод, тяжкий труд сказывались на тех его жителях, у которых не было достаточно денег. Наблюдалась нехватка мыла и предметов роскоши. Все чаще встречались люди в трауре, даже маленькие дети были в черном. На улицах попадались главным образом военные автомобили — угловатые, безобразные. Голые ветви деревьев не были подстрижены, студеная зима, казалось, охладила пыл парижан. Но в сумерках, при свете газовых рожков город был прекрасен. Так увядшая женщина кажется красавицей при свете свечей, если те горят не у самого лица, а поодаль. Кроме того, серые краски города и лиловые оттенки закатного неба создают великолепную живописную палитру, и картину эту дополняет перламутровый туман, поднимающийся над рекой.

Я мечтал о том, чтобы снаряды дальнобойных орудий стерли Париж с лица земли, чтобы после моей смерти любоваться вечерней столицей не смог бы никто.

В моем воспаленном уме стали возникать самые дикие планы. Если кто-то полагает, что мы — сотрудники секретной службы — чересчур закомплексованы, то это не так. Простые сюжеты иногда приносят успех, но наиболее успешными оказывались акции, сюжет которых был закручен наподобие лабиринта Минотавра.

Ляду располагал доказательством того, что Мата Хари находится на службе германской разведки: после того как ей стало известно имя двойного агента, тот погиб. По словам Краузе, французы расшифровали код, который я использовал для передачи в Берлин донесения о деятельности Х-21. Скорее всего, им удалось раскрыть шифр в силу самой протяженности донесения, в котором перечислялись мнимые успехи Мата Хари. Теперь же, благодаря моей подсказке, Ляду заподозрил, что агентом Х-21 была Мата Хари, а не Докторша.

Поэтому он и счел целесообразным арестовать ее.

По этой же причине нужно было бы расстрелять Герши. В те дни французы были озлоблены и мстительны. Ко всему, они не смогли нам простить смерть Эдит Кавелл. Кровь ее была на наших руках, и французы не поколебались бы обагрить свои руки кровью шпионки, работавшей на немцев. Ни слабый пол, ни красота, хотя и поблекшая, не спасли бы Герши, если бы ее признали виновной.

Одно время я жалел, что снабдил Мата Хари столь ценной информацией с целью убедить Ляду в искренности ее желания служить на благо Франции. Германские субмарины, находившиеся у побережья Марокко, были потоплены. Но потом я пришел к выводу, что это мне на руку.

Если она шпионка такого масштаба, какой я изобразил Х-21 в своем донесении, то для германской секретной службы она стоила гораздо больше, чем две подводные лодки, даже если она и была принята на французскую службу в качестве агента. Во всяком случае, они решили бы, что мы станем рассуждать именно таким образом.

Никто, кроме меня, не сумел бы определить, на что она действительно способна, а на что — нет. Сомневаюсь, чтобы кто-либо из моего германского руководства счел разумным выдать Мата Хари союзникам. Но мне было виднее.

Вздумай Герши «признаться», она сделала бы это так величественно, что никто бы не принял ее признание за чистую монету. Я изучил свою танцовщицу.

Даже если бы она выдала меня, я сумел бы скрыться, но дело было не в этом. Едва бы ее схватили, я бы исчез через черный ход, прежде чем жандармы пришли за мной с парадного. Я уже поставил крест на своей деятельности голландского дипломата и немецкого агента. Я не желал попасть в западню именно в эту минуту и сообщил Краузе, что «лег на дно». Не желал умереть в безвестности, запятнав свое имя. Нейтрал, служивший Германии за деньги? Нет, это не для меня. Как только дело Мата Хари будет завершено, я стану солдатом кайзера.

А тем временем я осуществил последнюю свою операцию в качестве агента германской секретной службы. После того как Мата Хари будет осуждена как Х-21, другие сотрудники германской секретной службы, действительно проделавшие ту работу, которую я ей приписал, облегченно вздохнут. Эльспет Шрагмюллер будет в большей безопасности, а разведывательная сеть Центральных держав станет прочнее.

Когда Мата Хари поставят к стенке, я смогу сказать себе: «Молодец».

В тот вечер я выпил за собственное здоровье лучшее шампанское, привезенное из Реймса. Осушив бокал, я разбил его вдребезги.

XXIV

ЛУИ. 1916 год

Приехавшая в Виттель Герши была ничуть не похожа на сестру, мать или тетушку кого-то из выздоравливающих, хотя на ней была плотная вуаль и скромная одежда. Разве можно было скрыть призывную походку, пышность тела, огромные трепетные ресницы. Едва появившись, она стала сенсацией.

Каким образом Герши меня отыскала, я ее не спросил. Она направилась прямо ко мне в гостиницу, один из огромных корпусов, в которых в 1890-х годах обитали больные, приезжавшие на воды. Ей сказали, что капитан Лябог куда-то вышел. Пусть смуглая дама подождет.

— К вам дама, — произнес военный писарь, указав мне на нее, едва я появился. И тотчас все бездельники навострили уши и повернули в нашу сторону головы. — Она не назвала своего имени, капитан…

Герши сидела в просторном кресле, сложив на коленях затянутые в перчатки руки и поджав ноги, не обращая никакого внимания на окружающих. Над ее головой висел плакат, на котором был изображен человек, прижавший палец к губам: ХРАНИ ТАЙНУ, КРУГОМ ШПИОНЫ! На другом плакате был изображен кайзер в виде Антихриста — вместо усов трезубцы, на голове — шлем о семи рогах. Кое-кто из нас, не очень-то полагаясь на Господа Бога, считал, что пропаганда такого рода в одинаковой мере способствовала как развитию пораженческих настроений, так и укреплению воли к победе.