Хозяин Амура, стр. 87

— Максим, ну что там такого срочного? — выкрикнул Соколов, направляясь туда.

— Товарищ Радек вызывал! — тут же показалась из дверного проема вихрастая голова стажера. — Ждет…

— Сеня, сядь, попей чайку, — войдя в комнату, предложил охраннику Соколов, уже давно уяснивший, что отправлять того спать — дело пустое… Инструкции начальника гарнизона амурские гвардейцы выполняли беспрекословно, невзирая на чины. — Ну что тут… Ангарск на связи! Соколов слушает! Прием! — Вячеслав сел в освобожденное радистом кресло у рации.

— На связи Новоземельск! Радек! Приветствую, Слава! — Голос профессора показался начальнику взволнованным.

«Ну точно, что-то придумал», — подумал он и усмехнулся:

— Даже про самолет не спросил…

— Слава! — продолжил Николай Валентинович. — Она… Ты… Срочно приезжай! Немедленно приезжай!

— Николай, что с тобой? — опешил Соколов, услышав сильно волнующегося профессора. — Прием!

— На связи! Самолет летает?! Вот как погода уляжется, сразу прилетай! Все, жду! Конец связи…

Вячеслав непонимающим взглядом оглядел сидевших с ним в комнате людей и осторожно осел в кресле. Только даур, казалось, невозмутимо и с удовольствием потягивает горячий чай, а притихший Афоня, стажер из посадских, с удивлением смотрел на начальника широко открытыми глазами. Радист Максим, один из первых переселенцев в Ангарию, кидал на Соколова заинтересованные взгляды, не смея спросить его о причине возбужденного состояния профессора, отличавшегося прежде спокойствием и выдержкой. Вскоре Вячеслав сбросил непонятное оцепенение, овладевшее им после разговора с Радеком. Такое поведение профессора было совершенно неожиданным, волнующим и даже… Пугающим? Нет, нет и еще раз нет! Если бы Николай хотел что-то сказать, он непременно сказал бы это открытым текстом, как это принято, а не оборвал себя на полуслове. Ну хорошо, придется лететь на берег Байкала, благо «Орел» был способен на этот перелет. Топлива в один конец хватит точно.

Соколов решительно поднялся с кресла и, пожелав спокойного дежурства радистам, направился к выходу. Даур, благодарственно кивнув Максиму за чай, молча проследовал вслед за начальником. Снова выйдя на улицу, где ревела снежная метель, Вячеслав прокручивал в голове слова Николая и, уже на подходе к узкой улочке, заметаемой снегом, вдруг остановился словно вкопанный, поняв, что именно могло так взволновать этого «старого крокодила», как любил называть себя Радек. Только единственное нечто в этом мире способно на это.

Все оставшееся до подъема время начальник сибирской державы пролежал с открытыми глазами, заснуть он так и не смог. За завтраком, вяло отвечая на расспросы Дарьи, встревоженной его состоянием, Вячеслав поделился с женой своим выводом, отчего та, охнув, присела на лавку.

— И что же ты собрался делать, Слава? — спросила Даша растерянным тоном.

— Не знаю, — подперев голову кулаком, ответил он. — Пока не знаю. Но не стоит говорить об этом — еще ничего не известно наверняка.

— Ну да, ну да, — все так же рассеянно проговорила супруга. — Ты знаешь, это так… Нежданно, что ли.

— Ты не рада этому? — удивился Соколов и сразу же поправился: — Да что я говорю! Я сам как на иголках… Чертовщина.

— Пап, что случилось? — Старший сын, Станислав, удивленно посматривал на родителей.

— Ничего, Стас, ты кашу ешь, — кивнула на тарелку Даша.

— Полечу в Новоземельск, погода спокойная, ветра нет. Погудин с мужиками уже готовит «Орел», — сказал Вячеслав, вставая из-за стола. — Стас! Даже не думай! — строго посмотрел он на хотевшего было открыть рот сына. — Доедай и в мастерскую, работа не ждет!

Тот с обидой посмотрел на отца и молча уткнулся в тарелку, взявшись за ложку.

Вячеслав ушел с кухни собираться в дорогу. Уже внизу, в холле, Соколовы решили посидеть на дорожку.

— Я понимаю, — проговорила Дарья после долгой паузы. — Машина хорошая, но все же — осторожнее вы там, прошу.

— Не волнуйся, Даша, — ответил супруг. — Мы невысоко полетим, вдоль Ангары — тут по прямой, вскоре будем на месте.

Он принялся одеваться — теплые меховые штаны, унты и прочее, — предстоял часовой полет в открытой кабине. Жена подала ему вязаную маску для лица, протянула солнечные очки. Соколов чувствовал, насколько она напряжена.

— Барсик, за мной! — В прихожую забежал Ярик, младший сын. Заливисто смеясь, он играл со скачущим и фыркающим, словно заправский кот, Барсиком, не обращая внимания на проблемы взрослых.

— А ну! — Вячеслав подхватил сына на руки и прижал к себе, поцеловав в носик.

— Пусти, я с Барсиком играю, — заявил карапуз и попробовал освободиться от объятий.

Отец захохотал и, поцеловав упрямца еще раз, осторожно опустил его на пол. Дарья, кусая губы, стояла рядом, прислонившись к массивному комоду. И уже когда Вячеслав находился в сенях, она не выдержала, крикнула ему вслед:

— Я никуда отсюда не уйду! А там ничего от нашего мира не осталось!

Соколов посмотрел на нее и, кивнув, скрылся за дверью. Там его уже ждали, и вскоре несколько коней, взбивая снег копытами, покинули Ангарский кремль, отвозя своих седоков к берегу реки, где стоял ангар «Орла».

Глава 18

Новоземельск, семью часами ранее

Николай Валентинович Радек не находил себе места с тех пор, как узнал об открытии аномалии. Он уж и думать о ней забыл, втайне надеясь на то, что она никогда более не проявит себя. Когда осенью прошлого года прошел семнадцатилетний цикл, который, как ему казалось, Николай высчитал точно, он по-настоящему успокоился. Как оказалось, рано.

Вечером прошлого дня Богдан, младший сын профессора, вернулся с прогулки и за ужином, уныло поковыряв ложкой овсяную кашу, пожаловался маме на болезненные ощущения в животе.

— Нешто съел чего, Богданчик? — встревожилась она. — Иль с мальчишками-то так озорничал, что живот прихватило? Сейчас я тебе ромашку заварю.

Устина принялась звенеть баночками на полке с травами, ища нужную, а Николай, кормивший с ложечки дочку, укоризненно покачал головой:

— Богдан, опять где-то скакал? Говорил же тебе после занятий в клубе идти домой. Где были-то?

— Да мы в клубе были, там играли… Потом пошли по домам, но Гришка предложил слазить в секретный амбар…

— Какой секретный амбар? — удивился Радек.

— Тот, что у бухты на холмике стоит, у Гриши там тайник, — морщась, отвечал сын. — Ну, пап, можно, я пойду спать?

— Иди-иди, сынок, а я пока заварю травку-то. — Устина, обняв сына, проводила Богдана жалостливым взглядом.

Обернувшись, она с удивлением посмотрела на мужа — тот был сам не свой. Николай сидел, уставившись в одну точку немигающим взглядом. В руке его была зажата детская ложка с порцией каши. Маленькая Олечка непонимающе смотрела на отца, готовая вот-вот разреветься.

— Покорми Ольгу, я скоро вернусь! — бросил он, резко встав, после чего поспешил в прихожую.

Место выхода аномалии на поверхность давно уже было окружено кирпичными стенами — Радек позаботился об этом более десяти лет назад. С тех пор аномалия проявила себя лишь однажды, когда на ангарскую землю ступили бойцы отряда Матусевича. И остались здесь навсегда. Долгие разговоры с профессором Сергиенко, который до последнего момента обеспечивал бесперебойную работу перехода с той стороны, позволили Николаю сделать вывод о сильном возмущении контура аномалии и ее самоликвидации, во время которой шел мощный выброс энергии. А потому прошлой осенью он с удовлетворением воспринял отсутствие какого-либо волнения на месте перехода, о чем сообщил Соколову. Казалось, этот вопрос был закрыт навсегда.

— На кой черт… На кой черт она снова проявилась?! — снова и снова повторял Радек, сойдя с окольной тропы на глубокий снег, направляясь к отстоявшей от жилых строений постройке над местом аномалии. Небо над Байкалом быстро темнело, то и дело проносились резкие порывы ветра. В голове Николая вертелись несвязные покуда мысли — слишком велико было волнение. Едва ли он надеялся на то, что живот у Богдана заболел не из-за вибраций контура.