Поцелуй дочери канонира, стр. 2

Его пистолет тоже мог быть имитацией. Определить невозможно. Глядя на мальчишку, Мартин думал о своем сыне, который лишь немного младше. Не замыслил ли Кевин что-то в таком же духе?

Мартин опустил руку в карман и, заметив, что грабитель остановил на нем взгляд, отнял ее от рукоятки и сцепил руки перед собой.

Молодой что-то сказал кассирше Шэрон Фрэзер, но слов Мартин не расслышал.

В банке должна быть тревожная кнопка. Мартин подумал, что не представляет, как она устроена. Может, ее нажимают ногой. Может, тревожная сирена вот сейчас раздалась в полицейском участке.

Ему не пришло в голову изучить внешность тех, кто вместе с ним оказался у стены и ежился под дулом пистолета. Впрочем, если бы такая мысль и пришла, это уже ничего бы не изменило.

Об остальных он мог бы только сказать, что среди них не было ни стариков, ни детей, кроме младенца, который висел у матери на груди в “кенгуру”. Для него они были будто тени, безымянные и безликие “окружающие”. В его груди росла решимость действовать – сделать хоть что-нибудь.

Его охватило негодование. Он всегда переживал такое, столкнувшись с преступлением или преступным намерением. Как они смеют? Кем себя возомнили? По какому надуманному праву пришли сюда взять то, что им не принадлежит? Такое же чувство рождалось в нем, когда он узнавал, что одна страна напала на другую. Как можно допускать такую дикость?

Девушка-кассир отдавала грабителю деньги. Рам Гопал, похоже, не мог нажать тревожную кнопку. Не то окаменев от ужаса, не то в полной невозмутимости Рам во все глаза смотрел, как Шэрон в своей кабинке нажимает кнопки автомата, который выбрасывает упакованные пачки пятидесяти– и стофунтовых банкнот. Холодным взглядом он провожал пачку за пачкой – те ныряли в железный поддон и переходили под стеклянной перегородкой в жадные руки грабителя в перчатках. Парень левой рукой выгребал деньги из приемника и бросал в холщовую сумку, привязанную на поясе. Шэрон Фрэзер все время оставалась на мушке его пистолета – игрушечного пистолета.

Остальных, включая Рама Гопала, держал под прицелом старший грабитель – он занял выгодную позицию. Помещение было небольшое, и заложники жались друг к другу. До Мартина доносились тихие вздохи и слабые всхлипы – среди них плакала женщина.

Его ярость грозила вот-вот вырваться на свободу. Но не сейчас, еще не время! Если бы британским полицейским разрешалось носить оружие, он, пожалуй, теперь был бы достаточно знаком с ним, чтобы отличить настоящий пистолет от игрушки.

Молодой грабитель тем временем перешел к другому окошку и встал перед Гопалом. Юная толстушка Шэрон Фрэзер, дочь школьной подруги жены Мартина, сидела, сжав кулаки, вонзаясь красными ногтями в собственные ладони. Рам Гопал уже совал пачки банкнот в окошко. Почти закончилось. Через секунду все это будет в прошлом, и он, Мартин, так ничего и не сделает.

Он видел, как старший – темный коренастый мужчина – отступил к двери, но это мало что меняло: все по-прежнему оставались у него на мушке.

Мартин сунул руку в карман и нащупал тяжелый револьвер Кевина. Грабитель заметил это, но не отреагировал – ему нужно было открыть путь к бегству, отодвинуть засовы, отворить дверь.

В пистолете Кевина Мартин легко распознал имитацию. И теперь если не опыт, то наблюдательность и рассуждение подсказали ему, что пистолет юного грабителя – тоже ненастоящий. Настенные часы за спиной налетчика показывали 9.42. Как быстро все произошло… Всего полчаса назад он был в мастерской.

Сорок минут назад отобрал у Кевина найденный в портфеле револьвер.

Он выхватил его и закричал:

– Бросай оружие!

Человек у двери лишь на мгновение отвернулся сдвинуть засов. Он пятился, держа оружие двумя руками, как гангстеры в кино. Молодой принял последнюю пачку денег и бросил в сумку.

– Бросай оружие! – повторил Мартин. Медленно повернув голову, мальчишка посмотрел на него. У одной из женщин вырвался придушенный всхлип.

Пистолетик в руке мальчишки, казалось, задрожал. Мартин слышал, как внешняя дверь грохнула о стену. Он не видел, как убегал грабитель с настоящим пистолетом, но знал – тот исчез. По залу пробежал сквозняк. Хлопнула стеклянная дверь.

Мальчишка остановил на Мартине отстраненный и пустой, возможно, затуманенный наркотиком взгляд, держа пистолет так, будто вот-вот собирается уронить, будто испытывает, сколько тот удержится на кончике пальца.

Стеклянная дверь распахнулась – кто-то вошел.

– Назад! – заорал Мартин. – Вызовите полицию! Здесь ограбление!

И шагнул вперед, навстречу парню. Теперь все будет просто, все уже просто, настоящая опасность миновала. Он держал мальчишку на мушке, и тот дрожал.

“Я справлюсь! – думал Мартин. – Господи, в одиночку!”

Мальчишка нажал на спуск и выстрелил ему в сердце.

Мартин упал. Он не переломился пополам, а просто осел на подогнувшихся ногах. На губах показалась кровь. Он не издал ни звука, кроме какого-то слабого покашливания. Тело, будто в замедленном кино, содрогалось, руки хватали воздух, но движения их были слабыми и плавными, постепенно жизнь в нем угасла, и в полной неподвижности он лежал, уставив невидящий взгляд в сводчатый потолок банка.

Миг стояла тишина, а потом люди заголосили все разом.

Умирающего окружили. Из задней комнаты выбежал менеджер Брайан Принс и с ним еще несколько человек. Рам Гопал уже звонил по телефону. Женщина с “кенгуру” завизжала, запричитала и, обхватив двумя руками своего ребенка, с силой прижала его маленькое тельце к себе. Младенец завопил душераздирающе тоскливо.

Шэрон Фрэзер, знавшая Мартина, выбежала в зал и опустилась на колени возле тела, в слезах ломая руки и взывая о справедливости и возмездии:

– Боже, боже, что они с ним сделали? Что с ним стало? Помогите мне кто-нибудь, не дайте ему умереть!

Но Мартин уже умер.

II

Так Имя Мартина попало в газеты. Оно прозвучало на всю страну в вечерних новостях “Би-би-си” и потом еще раз – в одиннадцатичасовом выпуске.

Сержант Калеб Мартин, детектив, тридцать девять лет, имел жену и сына.

– Чудно, – сказал инспектор Бёрден, – ты не поверишь, но я и не знал, что его так звали. Всегда думал, что он Джон или Билл или что-то в этом роде. Мы звали его Мартин, как по имени. Не могу понять, чего он полез? Что его на это толкнуло?

– Храбрость, – ответил Вексфорд. – Бедняга Мартин был крутой малый.

– Безрассудство, – печально и без укора заметил Бёрден.

– Храбрость вообще не самая умная вещь, правда? Ей мало дела до логики и рассуждений. Не оставляет рассудку шанса посмотреть трезвым взглядом.

Он был такой же, как они, один из них. Полицейскому всегда дико, если убивают полицейского. Это сугубое злодеяние и квинтэссенция всех преступлений, потому что, в идеале, именно предотвращению преступлений посвящает свою жизнь полицейский.

Разыскивая убийц Мартина, старший инспектор Вексфорд прилагал не больше усилий, чем в охоте за любым другим убийцей, но чувствовал, что дело задевает его лично. При том, что он не особенно любил Мартина и часто раздражался от его сосредоточенной унылой старательности. “Роет землю”, – нередко с насмешкой и презрением говорят о полицейских. На жаргоне их иногда зовут “кротами”. Именно эти слова сразу приходили на ум, когда речь заходила о Мартине.

Но теперь все это было забыто – Мартин погиб.

– Я вот все думаю, – сказал Вексфорд Бёрдену, – каким неважным психологом показывает себя Шекспир, когда говорит, что злые дела остаются, а добрые часто сходят в могилу вместе с телом [1]. Я это не к тому, что Мартин был злой, ты понимаешь… Мы помним о людях хорошее, а не плохое. Я вспоминаю, каким он был усердным и педантичным, пусть и упрямым. По-доброму вспоминаю, но я зол как черт. Господи, как подумаю, что тот прыщавый сопляк хладнокровно пристрелил его, мне ярость застилает глаза.

Они начали с самого тщательного и обстоятельного допроса Шэрон Фрэзер, Рама Гопала и менеджера Брайана Принса. Потом перешли к посетителям, присутствовавшим при ограблении – вернее, к тем из них, кто остался и предложил помощь. Сколько же всего людей было в банке в момент убийства, не знал никто.