Поцелуй дочери канонира, стр. 14
Бренда была маленькой худенькой женщиной с угловатой фигурой девочки-подростка. Брюки почти не обтягивали никаких выпуклостей на ягодицах и бедрах. Но лицо было прорезано глубокими, будто проведенными ножом бороздами, а губы она постоянно нервно поджимала и закусывала. Тонкие рыжеватые волосы уже теперь заметно поредели, так что лет через десять миссис Харрисон вполне может понадобиться парик. Она не останавливалась ни на секунду. А ночью, вероятно, постоянно ворочалась в беспокойном сне. Снаружи в арочное окно столовой изумленно глядел муж Бренды. Разбитое стекло заделали фанерой, но шторы остались незадернуты. Бренда быстро взглянула на мужа, потом оглядела комнату, вертя туда-сюда головой. На миг ее взгляд задержался на густых кровавых брызгах на стене, потом упал на ковер – туда, где стоял стул Наоми Джонс. В этом месте Арчболд состриг ворс, отправив его в лабораторию вместе со многими другими предметами и четырьмя подобранными гильзами. Бёрдену показалось, что она готова отпустить какое-то замечание в том духе, что полиция испортила ковер, который после чистки стал бы как новенький, но Бренда промолчала.
Кен Харрисон – вот кто произнес, хотя почти беззвучно, поскольку через стекло слова едва ли были слышны, ожидаемую Бёрденом неодобрительную реплику. Бёрден отворил окно.
– Я не расслышал, мистер Харрисон.
– Я говорю, это восьмиунциевое стекло.
– Несомненно, его можно вставить.
– Это стоит денег.
Бёрден пожал плечами.
– А ведь задняя дверь даже не была заперта! – добавил Кен Харрисон возмущенным тоном респектабельного домовладельца, осуждающего хулиганов.
Бренда, оставленная один на один с комнатой, стремительно бледнела. Остекленевшие глаза и сильная бледность могли быть признаком приближающегося обморока. Бёрден поймал ее неподвижный взгляд.
– Идемте, миссис Харрисон, тут незачем оставаться. Вы нормально себя чувствуете?
– Я не собираюсь падать в обморок, если вы об этом.
Но инспектор хорошо видел, что такая опасность была: в холле Бренда опустилась на стул и уронила голову на грудь. Ее била дрожь.
Бёрден чувствовал запах крови. Он надеялся, что Бренда не поймет, что это такое – смесь рыбных потрохов и железных опилок. Едва лишь он успел подумать это, как Бренда вскочила со стула и заявила, что с ней все в порядке, и спросила, не пора ли пройти наверх. Простыню, покрывавшую ступени, где упал замертво Харви Коупленд, она перепрыгнула довольно резво и непринужденно.
На верхнем этаже Бренда показала инспектору комнаты-мансарды, которые, очевидно, не использовались вообще. На втором этаже он уже видел некоторые помещения: спальню Дейзи и Наоми Джонс. Не дойдя четверти пути до конца западного коридора, Бренда толкнула дверь в комнату, в которой, сказала она, спал Харви Коупленд. Бёрден удивился. Он думал, что Давина Флори и ее муж спали в одной постели. Хотя он ничего не сказал, Бренда угадала его мысли, и в ее взгляде засветилась удивительная смесь стыдливости и развязности.
– Она ведь была на шестнадцать лет старше. Совсем старая. Конечно, по ней этого не скажешь. То есть, в смысле, она как будто не понимала, что такое возраст. Просто была собой.
Бёрден понял, что она имеет в виду, и такая тонкость суждения показалась ему в Бренде неожиданной. Он окинул комнату быстрым взглядом. Сюда никто не входил, все оставалось на своем месте. Кровать у Харви Коупленда была односпальная. Мебель из темного красного дерева. Несмотря на богатый теплый окрас дерева, общая обстановка казалась едва ли не аскетичной. Простые бежевые занавески на окнах, бежевый ковер без рисунка, на стенах – только старые гравюры с картами графства.
Состояние спальни Давины Флори расстроило Бренду, казалось, сильнее, чем то, что она видела в столовой. По крайней мере тут она наконец дала волю чувствам.
– Какой ужас! А постель! Смотрите, все ящики перевернуты!
Она стала подбирать вещи, и Бёрден не останавливал ее. У них были фотографии, на которых всегда можно посмотреть, как выглядела эта комната в день убийства.
– Миссис Харрисон, скажите, пожалуйста, каких вещей не хватает.
– Глядите, а шкатулка!
– Вы помните, что здесь было?
Бренда, щуплая, как подросток и столь же ловкая, сидя на полу, легко дотягивалась до разбросанных вокруг предметов. Брошь, пинцет для бровей, ключик от чемодана, пустой флакон от духов…
– Вот, например, брошь. Почему ее не взяли?
Короткий смешок прозвучал как презрительное фырканье.
– Она ничего не стоит. Это я ей подарила.
– Вы?
– На Рождество. Мы все что-нибудь дарили друг другу. И мне нужно было что-то ей подарить. А что подаришь женщине, у которой есть все? Иногда она ее носила, может, она ей даже нравилась. Но стоила-то она всего три фунта.
– А что пропало, миссис Харрисон?
– Да у нее много и не было. Я сказала, что у нее было все, но ведь не все, что можешь себе позволить, обязательно хочешь иметь, правда? Например, меха – даже если можешь их покупать – это ведь варварство, верно? Она могла бы завести хоть целую кучу брильянтов, просто это был не ее стиль. – Поднявшись с пола, Бренда проверяла содержимое выдвижных ящиков. – Я бы сказала, многое пропало. У нее тут был кое-какой жемчуг. Хороший жемчуг. Кольца, которые ей дарил первый муж. Она их никогда не надевала, но они тут у нее лежали. Золотой браслет тоже пропал. На одном из колец был громадный бриллиант, бог знает, сколько оно стоило. Вы думаете, почему она не хранила его в банке, да? Она говорила мне, что думает подарить его Дейзи на восемнадцатилетие.
– А это скоро?
– Скоро. На будущей неделе или через неделю.
– Она только думала об этом?
– Я передаю вам, что она сказала.
– Как вы думаете, миссис Харрисон, вы могли бы составить для меня список пропавших драгоценностей?
Она кивнула и резко задвинула ящик.
– Представьте себе, вчера в это время я здесь прибирала – я прибираю в спальнях по вторникам, – и тут она входит, Давина, я имею в виду, – и такая счастливая, рассказывает, что они с Харви едут во Францию. Сниматься для телевидения. Готовить передачу про ее книгу для какой-то серьезной книжной программы. По-французски она, конечно, говорила свободно.
– Что, вы думаете, случилось здесь вчера вечером?
В этот момент они спускались по черной лестнице, Бренда впереди, Бёрден следом.
– Я? Откуда мне знать?
– У вас, должно быть, возникли какие-то мысли. Вы знаете этих людей, знаете дом. Мне интересно было бы узнать, что вы думаете.
Внизу у лестницы им на глаза попалась кошка серо-голубого цвета. Выступила из двери напротив и шла через холл. Увидев людей, она припала к полу, прижав уши и вытаращив на них глаза, и начала ощетиниваться, пока каждый волосок ее густой пушистой дымчатой шубы не встал вертикально. Храброе животное заняло оборонительную позицию, будто ей угрожали охотники или какой-то опасный хищник.
– Не будь глупенькой, Куинни, – сказала Бренда с нежностью. – Не будь такой глупенькой девочкой. Ты же знаешь, раз я здесь, никто тебя не тронет.
При этих словах Бёрден слегка обиделся.
– Там на крыльце у тебя лежит куриная печенка.
Кошка развернулась и убежала в ту же дверь, в которую вошла. Бренда направилась следом за кошкой.
Вчера Бёрден так и не переступил этот порог. Коридор привел их в гостиную, смежную с оранжереей. В оранжерее, залитой солнцем, царило настоящее лето. Накануне он лишь ненадолго заглянул сюда. Днем все здесь выглядело по-другому. Инспектор увидел, что оранжерея представляет собой отдельную стеклянную пристройку классической “тепличной” архитектуры под двускатной крышей. Она далеко выступала на мощеную площадку, откуда Бёрден утром озирал сады и лужайки Танкред-Хауса и далекие верхушки леса.
Сейчас сильнее ощущался плотный сладкий запах гиацинтов. Нарциссы, раскрывшись на солнце, показывали свои оранжевые венчики. В плотном, сыром и теплом, почти осязаемом воздухе висела смесь тонких ароматов. Будто в джунглях, какими Бёрден мог бы их представить.