Поцелуй дочери канонира, стр. 11
Номера королевской больницы в Стовертоне он не помнил. Впрочем, констебль Маунтджой позвонила бы ему, если бы что-то случилось.
На коврике у дверей почта – открытка от Шейлы. Отправлена четыре дня назад из Венеции, куда она уехала с этим типом. На открытке – какой-то мрачный барочный интерьер, кафедра, украшенная драпировкой, очевидно, искусно высеченной из мрамора так, чтобы казалась настоящей тканью. Шейла писала: “Мы только что смотрели Джезуити, у Гаса это самая любимая во всем мире церковь-анекдот. Он говорит, ее нельзя путать с Джезуати. На каменном “Уилтоне” [3] немного мерзнут ноги, и вообще тут холодина. С любовью, Ш.”
Хочет быть такой же претенциозной, как тот. Вексфорд задался вопросом, о чем вообще написано в открытке. Что такое церковь-анекдот и что такое “каменный “Уилтон”? Звучит как название деревни где-нибудь в Котсуолде.
Со страницей из воскресного “Индепендента” в кармане он прибыл на работу. Там уже готовили мебель и технику для “комнаты происшествия” в Танкред-Хаусе, где будет работать следственная группа. Детектив Хайнд сообщил ему, что одна местная фирма-поставщик компьютерных систем бесплатно, как жест доброй воли, предлагает предоставить компьютеры, лазерные принтеры, факсы, оргтехнику, расходные материалы и все необходимые программы.
– Их исполнительный директор – председатель местного отделения тори, – сказал Хайнд. – Мужик по фамилии Пэджетт, Грэм Пэджетт. Звонил сюда. Говорит, он так понимает призыв правительства сделать борьбу с преступностью делом каждого гражданина.
Вексфорд промычал в ответ.
– Такая помощь нам на руку, сэр.
– Да-да, очень любезно с его стороны, – рассеянно отвечал Вексфорд. Сейчас он не собирался в Танкред-Хаус, а хотел прихватить Барри Вайна и, не теряя времени, разыскать женщину по имени Биб.
В этом деле, похоже, все просто. Убийство с целью ограбления или в ходе ограбления. Два грабителя в угнанной машине отправляются за драгоценностями Давины Флори. Может, они прочли интервью в “Индепенденте”, хотя там и не говорилось ни о каких драгоценностях, если не считать реплики Вин Карвер, отметившей, что Давина носит обручальное кольцо. И вообще, они из тех, кто скорее читает “Пипл”. Если они вообще умеют читать. Два грабителя, конечно. Но не два чужака. Один хорошо знал место и дом. Другой не знал: компаньон, приятель. Может быть, эти двое познакомились в тюрьме…
Кто-то, связанный со слугами, Харрисонами? Или с Биб? Биб живет в Помфрет-Монакорум, а значит, могла возвращаться домой по короткой дороге. Вексфорд считал, что именно по короткой дороге скрылись убийца и его напарник. Для них это было бы удобнее всего, особенно если кто-то из них знал округу. Вексфорд почти что слышал, как один говорит другому, что на этой дороге они не встретят легавых, выехавших по вызову.
От Танкред-Хауса, Кингсмаркэма, да и от всего почти белого света Помфрет-Монакорум отделен лесом. За лесом проходит дорога на Черитон и Помфрет. Еще здесь стоят разрушенные стены аббатства и собор – живописный снаружи, но полностью разгромленный внутри, сначала Генрихом VIII, а потом Кромвелем. А кроме развалин – только дом епископа, горстка коттеджей и небольшой муниципальный дом. Три частных домика под шиферными крышами располагались на Помфретской дороге отдельно. В одном и жила Биб, но ни Вексфорд, ни Вайн не знали, в котором. Все, что могли сказать им Харрисоны и Габбитас, – она жила на улице, носившей название “Дома Эдит”.
Табличка с этим названием и датой “1882” была прибита на фронтоне среднего коттеджа. Все три явно нуждались в покраске, и ни один не выглядел вполне благополучным. У каждого на крыше торчала телевизионная антенна, а у того, что слева, на стене рядом с окном спальни висела спутниковая тарелка. Рядом с парадной дверью правого коттеджа стоял у стены велосипед, а у ворот на обочине дороги – микроавтобус “форд-транзит”. В саду среднего домика на бетонированной площадке находился мусорный контейнер на колесиках, под тяжелой крышкой. В этом же саду цвели желтые нарциссы, тогда как у других домов не было вообще никаких цветов, а двор и сад правого заросли сорняками.
Поскольку Бренда Харрисон сообщила им, что Биб ездит на велосипеде, с правого Вексфорд и решил начать. Дверь им открыл молодой мужчина. Довольно высокий, но какой-то совсем тоненький. На нем были синие джинсы и американский университетский свитер, настолько заношенный, выцветший и застиранный, что от надписи остались различимы на бледно-серой ткани только буква У от слова “университет” и большие С и T – инициалы названия. Лицом обитатель походил на девушку – симпатичную девчонку-сорванца, свою в мальчишеской компании и играх. Должно быть, так выглядели юноши, которые играли героинь в театре XVI века.
– Хай! – приветствовал он их удивленно и нерешительно. Очевидно потревоженный и озадаченный, он бросил взгляд через плечо Вексфорда на дорогу и на машину, потом осторожно заглянул инспектору в лицо.
– Кингсмаркэмская уголовная полиция. Мы ищем женщину по имени Биб. Она здесь живет?
Мужчина изучал удостоверение Вексфорда с живым интересом, если не с беспокойством. Ленивая усмешка преобразила его лицо, неожиданно придав ему более мужественный вид. Он отбросил со лба длинную прядь черных волос.
– Биб? Нет, не здесь. В соседнем доме. В среднем.
Потом, поколебавшись, он спросил:
– Это насчет убийства у Давины Флори?
– Откуда вы знаете?
– Телепрограмма “Утренний кофе”, – ответил парень и добавил, будто сообщал Вексфорду что-то важное: – Мы изучали одну из ее книг в колледже. Я посещал курс английской литературы.
– Ясно. Благодарю вас, сэр.
Покуда человеку не предъявлено обвинение, в кингсмаркэмской полиции ему говорили “сэр” или “мадам”, обращались по имени или титулу. Вежливое обращение было одним из правил Вексфорда.
– Мы вас больше не побеспокоим, – закончил он.
Если молодой американец мог показаться переодетой девушкой, то Биб вполне сошла бы за мужчину, так мало она – или природа – пожелала дать проявиться половым отличиям. Возраст Биб тоже оставался загадкой. Ей могло быть и тридцать пять, и пятьдесят пять. Темные волосы коротко стрижены, лицо розовое и лоснящееся, будто только что отмытое с мылом и мочалкой, ногти ровно обрезаны, в одном ухе сережка – маленькое золотое колечко.
Вайн объяснил, зачем они пришли, она кивнула и сказала:
– Я видела по телевизору. Не могу поверить.
Голос у нее был грубоватый, ровный, странно невыразительный.
– Можно войти?
По мнению Биб, вопрос был не просто вежливой формальностью. Она, казалось, рассмотрела его в нескольких возможных аспектах и лишь потом медленно кивнула.
Свой велосипед она держала в прихожей у стенки, оклеенной выцветшими обоями – когда-то розоватыми, а теперь песочными. Ее гостиная выглядела, как жилище старой дамы, там и пахло так же: смесью камфары и бережно хранимой не очень чистой одежды, закупоренных окон и леденцов. Вексфорд ожидал увидеть здесь старенькую маму в кресле, но комната была пуста.
– Для начала не сообщите ли нам свое полное имя? – спросил Вайн.
Даже если Биб привели бы под арестом в суд и без адвоката допрашивали по обвинению в убийстве, она, наверное, и тогда не смогла бы проявить большей настороженности и осмотрительности. Она взвешивала каждое слово. Свое полное имя Биб назвала им с большой неохотой и сомнением:
– Эээ, Берил… эээ, Агнес… ммм… Мью.
– Берил Агнес Мью. Я знаю, что вы подрабатываете в Танкред-Хаусе и были там вчера вечером. Так, мисс Мью?
– Миссис! – Она поглядела на Вайна, потом на Вексфорда и повторила членораздельно: – Миссис Мью.
– Извините. Так вы были там вчера вечером?
– Да.
– И что делали?
Возможно, это последствие шока. А может, подозрительность и недоверие ко всему человечеству. Вопрос Вайна, казалось, удивил или возмутил ее. Биб наградила инспектора тяжелым взглядом, потом молча пожала своими квадратными плечами.