Улыбка ледяной царевны, стр. 3

Шутка прозвучала уныло – Марик явно нуждался в поддержке.

– Конечно, ты молодчина! Никто бы этого скворца и поймать-то не смог, точно говорю! И правильно, что ты его выпустил, пусть живет, – я поежилась, – домой хочется…

И тут Ваня, игнорируя мое пожелание, метнулся в сторону.

– Эй, ты куда? – крикнул ему вслед Марик.

– Будет тебе скворец, – подмигнул Ваня, а затем приложил палец к губам – мол, теперь тихо.

И мы замолкли, прикованные взглядами к медленным, но верным движениям Ивана. Он явно заприметил одну из радостно бегающих желторотых птиц. Скворец носился по земле, иногда взлетая на нижние ветки деревьев, но тут же вновь возвращался к манящим проталинам. Ковырял прошлогоднюю траву, шмыгал туда-сюда. И совершенно не обращал внимания на возникшего рядом человека. Кажется, скворец даже признал Ваню своим приятелем, время от времени уставляя на него черные перчинки своих глаз. И вот когда охотнику и жертве оставалось лишь познакомиться, Иван предпринял вовсе не дружественный жест. Он прыгнул на скворца и тут же сомкнул свои длинные тонкие пальцы вокруг его пернатого тельца. Птица выпучила глаза-перчинки и изрекла что-то вроде: «фи-гась!» Судьба ее была решена. Скворец отчаянно дергал лапками и крутил шеей, крылья же его были плотно зажаты между Ваниными ладонями. И охотник вовсе не намерен был сдаваться.

– Тащите клетку! – прошипел Иван.

Мы с Мариком точно окоченели. Я – от холода, а Марк, видимо, от неожиданности.

– Не понесу, – мне вдруг совершенно расхотелось участвовать в этой ловле. – Птичку жалко.

Марик сначала посмотрел на меня, а потом на сражающегося с изворотливым скворцом Ваню, вздохнул и понуро потащил клетку другу.

– Что, решил отказаться от своей мечты из-за сердобольной девчонки? – Иван пытался запихнуть скворца в клетку живым и невредимым. – Птичку пожалела, какие нежности, тьфу!

Дверца клетки никак не хотела закрываться. Скворец бился о прутья как полоумный. Я отвернулась – мне хотелось плакать.

– Может, все-таки отпустим, а? – донесся неуверенный голос Марка. – Не могу смотреть, как этот скворец мучается.

– А ты не смотри. – Иван, как всегда, был абсолютно спокоен. – Зря, что ли, простыню брали? Накроем, и он затихнет.

Ваня взял материю и, видимо, накинул ее на клетку. Возня под простыней становилась все тише, хлопки крыльев – реже, птичьи возгласы практически смолкли. Я решилась взглянуть в сторону мальчишек. Раскрасневшийся после сражения с птицей Иван стоял возле покрытого простыней трофея, а Марик даже как-то опешил от суровости друга. И клетка возвышалась между ними, точно сугроб, которому не суждено было растаять.

– Владей, дрессировщик! – Ваня первый нарушил всеобщее молчание. – Теперь уж не подкачай, выучи эту птицу говорить как следует. Имей смелость довести задуманное до конца.

Это был выстрел в цель. И Марик закивал, уступая напору друга. Пробурчав слова благодарности, он оторвал свою ношу от земли – пора было убираться из парка.

Несмотря на удачную охоту, домой мы шли какие-то подавленные и молчаливые. Лишь скворец периодически провозглашал из-под простыни свое коронное – «фи-гась». И я почему-то думала о том, что мечты ни за что нельзя держать в клетках – весной им самое время кружить в воздухе…

Дома я сразу вскипятила чайник и налила себе полную кружку горячего «Эрл Грея». Очень хотелось тепла и чего-нибудь вкусного. За окном чирикали птицы, я выглянула на улицу. Во дворе, на бортике пустующей детской песочницы, сидел Марик. У его ног стояла накрытая простыней клетка. Он явно никак не мог решиться притащить это добро домой. Я захотела распахнуть окно и крикнуть ему что-нибудь ободряющее, а еще лучше – сбежать вниз и вместе с ним отпустить птицу на волю. Но тут на стекло упало несколько капель, а затем еще и еще. Первый весенний дождь забарабанил по карнизу. Марик встрепенулся, вскочил на ноги и, подхватив клетку, помчался к своему подъезду. А через минуту дверь за его спиной со скрежетом захлопнулась.

Глава третья

Сложносочиненное предложение

Весь воскресный день Лера обычно проводила за школьными тетрадями. Сейчас она закрылась в своей комнате, откуда периодически доносились тяжелые вздохи и даже стоны. Я налила еще одну чашку чая и отправилась поднимать сестре боевой дух.

Лера сидела за столом, положив голову на руки, рядом возвышалась стопка тетрадей, несколько из которых было раскрыто. На разлинованных страницах красных чернил светилось куда больше, чем синих. Отчего тетради скорее напоминали шотландские юбки, чем школьные сочинения.

– Они издеваются надо мной! – ныла Лера.

– Уверена, они стараются, как могут, – я подвинула ей чашку. – Все ребята в школе от тебя без ума, разве ты не знаешь?

Лера отмахнулась, но предпочла следить за чаинками, чем взглянуть мне в глаза. Она была самой молоденькой и хорошенькой учительницей в нашей школе и, конечно, знала об этом. Хотя по возможности старалась не обращать внимания на повышенный интерес к собственной персоне.

– Ну ты только посмотри, что написал Лапочкин в своем сочинении, – Лера уперла палец в помеченную красным строку. – В повести «Нос» Гоголь решил посмеятцонад Петербургом своего времени, – прочитала я. – Забавно. Да просто твой Лапочкин в Сети много сидит, вот и все.

– Над учебником Розенталя ему надо сидеть, а не в Интернете! – вспылила Лера и распахнула другую тетрадь. – А это тебе как нравится?

– Утром майор Ковалев не нашел в зеркале своего носа – это была потеря потерь! И он прикрыл ее платком. – Тут уже я не выдержала и захихикала.

Лера же всхлипнула, захлопнула тетрадь и указала мне на дверь:

– Тебе все шуточки! Ну что это за «потеря потерь»? Скажи на милость!

– Сериалы молодежные надо смотреть, – добила сестру я. – Хоть иногда, для общего развития…

Тут Лера начала метать в мою сторону такие свирепые взоры, что я решила – боевой дух сестры поднят достаточно. И смылась из ее комнаты.

На кухне уже вовсю колдовала мама. И запахи оттуда разносились такие, что я подумала – уж лучше ей было стать шеф-поваром какого-нибудь ресторана, чем семейным психологом. Наши близкие прекрасно знали: вопросы о том, почему от такого замечательного специалиста ушел муж, лучше не задавать. Мама обязательно сделает вид, будто эта тема ее ничуть не трогает, – отвечать станет ровно и аргументированно. Неподкованному слушателю легко будет поверить в то, что она предвидела такой ход событий и шла к нему осознанно и добровольно. И никто из знакомых никогда не узнает, как порой вечерами мама зарывается в подушку, чтобы дать единственный честный ответ на этот вопрос: не знаю… А потом задать свои вопросы: почему? за что?

Лера во всем винит отца. И сколько мама ни пыталась разговаривать с ней о свободе выбора и правах человека – все без толку. Тогда мама решила, что психолог в стенах собственного дома практиковать не должен. И позвала для бесед с Лерой свою подругу, тоже психолога, от которой ни разу не уходил муж. Все три развода были полностью на совести самой Агнессы Сафиной. Мама надеялась, что ее опыт хоть чего-то да стоит. Но и труды Агнессы не увенчались успехом: после развода родителей Лера ненавидела отца со всей лютостью, которую только могла вместить ее нежная натура. Сестра не желала понять, как папа мог уйти от такой красивой, умной и хлебосольной женщины, как наша мама.

– По какому случаю пир? – Я подкралась сзади и обхватила стоящую возле плиты маму за талию. – Чем это вкусненьким пахнет?

Мама потерлась щекой о мою челку и чмокнула в нос.

– К нам на ужин Илюша придет, – шепнула она, вынимая из кипятка капустные листы. – Только для Леры это будет сюрприз, так что тихо. Лучше помоги с рулетом.

– Что еще за секреты? – шепнула в ответ я, уже приставленная к сковороде с шипящими фаршем и луком.

Мама откинула капустные листья на дуршлаг и достала из холодильника сыр.

– Илюша позвонил мне час назад и попросил придержать Леру вечером дома, если она вдруг куда намылится. – Мама, как заядлый балалаечник, наяривала пармезаном по терке. – Но ей ничего говорить нельзя: Илья хочет устроить сюрприз в кругу нашей семьи.