Повелитель Вселенной, стр. 85

Длинные ресницы Бортэ затрепетали.

— Да.

— И ты думаешь, что я могла бы стать такой подругой. Мне нечего выгадывать, поскольку Тэмуджин дал мне больше, чем я думала, и я никогда не верну того, что потеряла. Я не боюсь тебя, хатун, потому что любое страдание, которое ты можешь причинить мне, не может быть больше той боли, которую я уже перенесла. Хан будет всегда почитать тебя, как свою главную жену, но даже если бы это было не так, тебе не нужно беспокоиться, что какая-нибудь простушка вроде меня может когда-либо стать твоей соперницей. Я не могу родить ему сыновей, так что не буду стараться обеспечить им место под солнцем — семя моего покойного мужа не прорастало во мне много лет. Когда-то мне было все равно, потому что я могла наслаждаться мужем легко, не боясь родовых мучений, но это было тогда, когда еще были живы мои сыновья.

Бортэ поставила свой кубок.

— Ты говоришь откровенно, Хадаган?

— Это тоже требуется от подруги.

— Верно, — проговорила Бортэ. — Мне часто приходится говорить Тэмуджину то, что другие боятся сказать, но нет никого, кто бы поправил меня, если бы я ошибалась. Дружа с тобой, я буду знать — что бы ты ни сказала, интересы нашего мужа будут у тебя на первом месте. Я понимаю, что ты есть, уджин. Твоя юрта всегда будет в моей орде, так что я буду пользоваться твоими советами.

— Я знаю, — ответила Хадаган, — во что может превратиться моя жизнь с ханом. Он сочувствует моим страданиям и выплачивает старый долг, но расплатится, и сочувствие пройдет. Со временем я, возможно, стану не больше чем младшей женой, которой пренебрегают, но я могу сохранять наши отношения через тебя и буду благодарна за любые крохи с твоего стола. Думаю, что ты это тоже понимаешь, хатун. — Она помолчала. — Конечно, я буду служить вам обоим. Больше мне ничего не остается.

Есуген проснулась и увидела, что сестра сидит в своей постели. Черные косы Есуй были в беспорядке, лицо пылало от счастья.

Есуген подошла к ней и присела.

— Тебе надо переплести косы, — сказала она, расчесывая длинные волосы Есуй пальцами. Служанки вышли готовить еду к пиру. Их отца не было в большом шатре. Ихэ Черэн сильно напился вчера вечером, и Есуген видела, как мужчины волокли его в юрту младшей жены. Стан пировал третий день, отмечая замужество дочери вождя, но Есуген не разделяла общей радости. Сегодня она потеряет сестру.

Она заплела волосы Есуй, свернула кольцами косы за ушами, закрепила их кусочками войлока, а потом обхватила сестру за плечи. Они были очень похожи: одни длинные черные глаза, острые скулы, маленький плоский нос и красиво очерченный рот. Всякий мог бы принять их за близнецов, хотя Есуй была на год старше. Обе сестры никогда не расставались ни на день. Теперь Есуй заберут у нее.

— Я не хочу, чтобы ты уезжала, — выпалила Есуген.

— Прекрати, Есуген, — сказала их мать из глубины шатра. — Хорошо, что Есуй выходит замуж сейчас, а то скоро отец будет занят на военном курултае вождей.

Как беззаботна была Есуген месяц назад, когда стал таять снег и они с Есуй и друзьями выехали поохотиться на птиц к реке Халха. Они возвратились и застали в шатре отца гостя — Табудая, и молодой человек признался, что он приехал в их татарский стан приискать себе жену. Он и Есуй обменивались смущенными взглядами, как только оказывались рядом. Через три дня он посватался к ней.

— Если у Табудая так много скота, — сказала Есуген, — то он сможет содержать и двух жен. Отец должен сказать ему, чтобы он женился на нас обеих.

— Что за чепуха, — возразила мать. — У него могут возникнуть сомнения относительно Есуй, если мы запросим калым и за тебя. — Пожилая женщина решительно пошла к выходу. — Мне надо наружу, а когда вернусь, я хочу, чтобы ваши личики сияли улыбками.

— Ты бы сказала что-нибудь, — умоляла Есуген, когда мать вышла.

Руки Есуй обхватили ее.

— Прости.

— Ты же сама хочешь выйти за него.

— Возможно, он посватался ко мне, а не к тебе, только потому, что я старше. Он считает тебя красивой тоже — он говорил мне об этом. — Есуй похлопала ее по щеке. — Я счастлива, что он станет моим мужем. В один прекрасный день он станет вождем и…

— …будет огонь в глазах и свет на лице, — закончила Есуген. Она слишком много раз слышала, как напевала эту песню сестра. — Я его ненавижу.

— Прекрати. — Есуй схватила ее за руки. — Разве мы не обещали друг дружке, что всегда будем жить в одном стане?

— Ты это забыла тотчас, как увидела Табудая.

— Я не забыла, — сказала тихо Есуй. — Я хотела, чтобы он был счастлив со мной. Когда он согласен будет с любой моей просьбой, я скажу ему, чтобы он посватался к тебе. Если смогу, я сделаю это еще до конца лета.

Есуген застыла с открытым ртом.

— Но как…

— Я долго обдумывала это. Отец не пойдет в поход на монголов до осени, и он будет слишком занят подготовкой его, чтобы думать о том, как бы тебя пристроить. Я к тому времени сумею убедить Табудая посвататься. И мы снова будем вместе к будущему году.

— Целый год! — воскликнула Есуген.

— Когда я согласилась выйти за него замуж, я думала и о тебе. Я хотела, чтобы у нас обеих был хороший муж. — Она хихикнула. — Думаю, Табудай управится с двумя женами. У него член, как у жеребца.

Есуген была ошеломлена.

— А как ты узнала об этом еще до свадьбы?

— Я слышала, как он сказал это одному из своих людей. Он признался, что член так наливается и растет при мысли обо мне, что он едва может сесть на коня.

Есуй засмеялась и прикрыла ладошкой рот.

— Мужчины всегда хвастаются такими вещами, — сказала Есуген.

— Скоро я узнаю, правда ли это.

Есуген захихикала.

— Обещай, что ты меня не забудешь.

— Обещаю.

Есуген сидела рядом с отцом, а служанки расставляли блюда с едой. Ихэ Черэн ел с отсутствующим видом В течение пяти дней, прошедших с тех пор, как Есуй и ее мать уехали в стан Табудая, он проводил совещания со своими командирами и ждал сообщений разведчиков. Он уже готовился к походу. Табудай, наверно, прибудет с войском до осени, и у Есуй не будет времени поговорить с ним о сестре.

Возможно, отец сможет уладить дело миром. Есуген подумала, а не намекнуть ли ему об этом, но он ни за что не станет слушать женщин, если они заговорят о войне и мире. Прошлой зимой он задал ее матери жестокую трепку, когда она предложила помириться с монгольским ханом.

Женщины — трусихи, часто говаривал он. Им все равно, какому хозяину служить, а с монголами мира быть не может. Они уничтожили многие татарские роды. За это он отрубит монгольскому хану голову. А также за то, что он лжет, будто татары отравили его отца.

Все ели молча. Если бы Есуй была здесь, они с сестрой поболтали бы о народившихся ягнятах или попросили бы Ихэ Черэна, чтобы кто-нибудь из братьев объездил для них новых лошадей. Отсутствие сестры она чувствовала большую часть вечера. Она с отчаянием думала о прошедших пяти днях и гадала, как же выдержит еще целый год.

— Что-то ты помалкиваешь сегодня, — сказал грубо Ихэ Черэн.

Есуген посмотрела на него.

— Я скучаю по Есуй.

— Надо же ей когда-нибудь было выходить замуж.

— И я рада за нее, — добавила она быстро. Она боялась его, когда им овладевали злые духи. Тогда он размышлял в одиночестве, бросался на всех, кто подходил к нему, и пил весь вечер.

— Мне надо тебя тоже выдать замуж. Когда девушки твоего возраста начинают походить на больных телят, самое время отделываться от них.

— Нет! — закричала она. Отец стиснул рукой нефритовый кубок и строго посмотрел на нее. — Я хотела сказать, что сейчас голова у тебя занята. В конце концов, ты собираешься на войну… — Лицо его помрачнело. — Я хотела сказать, что когда война окончится, любой мужчина, который ухаживает за мной, будет иметь больше добычи и сможет больше предложить за меня.

Он подергал себя за седеющие усы.

— Правильно говоришь.