Повелитель Вселенной, стр. 135

— Ваш отец проливал кровь за вас, — вмешалась Бортэ, — и сражался за вас, даже когда он клал под голову руку вместо подушки и пить ему было нечего, кроме собственной слюны. И ваша мать была рядом и кормила вас, когда ей самой было нечего есть. Разве ты и Джучи не вышли из одного чрева? Как ты можешь оскорблять благородную женщину, которая дала тебе жизнь?

Тэмуджин поднял руку. Все повернулись к нему.

— Чагадай, — тихо сказал он, — Джучи мой старший сын, и я запрещаю тебе сомневаться в этом.

Чагадай скривил рот.

— Он мне брат… я признаю это, но не больше.

Джучи вскочил и бросился на него. Борчу осадил его снова.

— Прекрасное проявление братских чувств, — крикнул Мухали и ухватился за одну из кос Чагадая. — Я видел больше любви среди шакалов, дерущихся за разложившийся труп.

— Молчать, — сказал Тэмуджин. — Кажется, мне придется сказать снова то, что вы должны знать. Связку стрел нельзя сломать. Одну стрелу сломать легко. Если вы когда-либо снова поднимете руку друг на друга, сила у вас убудет. — Он по-прежнему говорил тихо, но голос его наполнял большой шатер. — Когда я был одинок и не обзавелся еще друзьями, на моей стороне были лишь братья, один из которых обокрал меня, дрался со мной и хотел занять мое место. Вскоре его кости обглодали шакалы.

Чагадай замер. Большое тело Джучи дрожало. Есуй знала, о чем говорит хан: он убьет даже собственных сыновей, если они будут угрожать единству его улуса. Это человек, который, не задумываясь, уничтожит жену, чей вопрос вызвал такую свалку среди его приближенных.

Чагадай взглянул на старшего брата и встал.

— Мы твои старшие сыновья, — сказал он, кривясь. — Теперь ясно, что нойоны не могут выбрать ни одного из нас. Я не могу присягнуть ему, а он никогда не присягнет мне, но мы оба обязаны служить нашему отцу хану и любому, кто ему наследует. — Он посмотрел на Угэдэя и Тулуя. — Угэдэй твой третий сын. Давайте придем к согласию относительно него.

— Это и твое желание, Джучи? — спросил Тэмуджин.

Джучи опустил голову.

— Мой младшцй брат высказал и мое мнение. Если я не могу быть ханом, то по крайней мере мне не придется кланяться ему. — Взглянув на трон, он вздрогнул. — Я хотел сказать, что охотно буду служить Угэдэю.

— Вы оба присягнете ему? — спросил хан. Оба брата кивнули. — Смотрите, не забывайте своей клятвы. Я собираюсь дать вам обоим людей, которые когда-то служили Алтану и Хучару. Я хочу, чтобы вы при виде их вспоминали, что случилось с их вождями, когда они забыли, что присягали мне. — Он откинулся на троне. — Земля большая. Ваши пастбища просторны, а станы будут далеко друг от друга — вам не будет нужды драться. Почитайте Угэдэя как великого хана — и можете править своими странами, которые я завоевал для вас.

Чагадай и Джучи попятились к своим подушкам. Лицо хана смягчилось, когда он посмотрел на Угэдэя. Есуй могла вздохнуть посвободней. Мягкосердечный Угэдэй присмотрит, чтобы их с Есуген не разлучали, если хан падет в Хорезме.

— Ну, Угэдэй, — сказал Тэмуджин, — твои братья хотят, чтобы ты был ханом, и я согласен с ними. А что ты сам хочешь сказать?

Угэдэй выпрямился. Его сильное лицо и светлые глаза были очень похожи на отцовские, но он охотнее улыбался, и глаза не были такими суровыми.

— Что я могу сказать? — Он поднял чашу, пролил несколько капель вина. — Разве я могу не подчиниться отцу? Я сделаю все, что в моих силах. Если мои сыновья и внуки вырастут такими ленивыми, что их стрелы не поразят даже широкого бока лося, то им наследуют другие твои потомки. — Кое-кто хохотнул. — Больше мне нечего сказать.

— Тогда я желаю, чтобы нойоны избрали тебя. — Хан помолчал. — Тулуй, теперь говори ты.

— Я буду при Угэдэе, — сказал Тулуй громким мальчишеским голосом. — Я буду бичом, который напомнит ему о том, что он станет забывать. Я буду сражаться рядом с ним во всех битвах.

— Превосходно, — проговорил Тэмуджин. — Все вы накрепко запомните то, что было сказано сегодня.

Он посмотрел на Есуй. Он наблюдал за ней и тогда, когда все вернулись к пиршеству.

— Угэдэй всегда был твоим любимчиком, — сказала Бортэ, сунув украшения в сундук. — Ты мог бы сделать выбор тотчас после того, как заговорила Есуй. — Она взяла рубашку. — Она смело выступила.

— Забота о себе прибавила ей смелости, — сказал Тэмуджин с постели. — Есуй очень уж торопится похоронить меня — я ей за это когда-нибудь отплачу. — Он поправил подушку под головой. — Мои советники рассказывали мне о мудрецах в Китае, которые знают секрет продления жизни. Я собираюсь пригласить одного из таких мудрецов. Будем надеяться, что пройдет немало времени, прежде чем мой сын унаследует мой трон.

Бортэ взяла другую сорочку.

— Оставь это, — сказал он, — и иди ко мне в постель.

Она закрыла сундук и пошла к постели.

— Я сердита на тебя, Тэмуджин, — сказала она тихо, чтобы рабыни, спящие у порога, не услышали. — Ты мог бы предотвратить драку Джучи с Чагадаем, приняв решение раньше. Ты позволил Чагадаю срамить меня, говорить открыто то, о чем другие лишь шепчутся. Ты мог бы сказать, что хочешь видеть на троне Угэдэя. Ты все время этого хотел. Я поняла это по тому, как ты быстро согласился с этим.

— Хорошо, что Чагадай высказался. — Он сложил руки на груди. — Я знал, что он будет возражать, когда я обратился к Джучи. Я не мог выбрать Чагадая, не показав, что то, о чем шепчутся люди о Джучи, правда, и выбрать любого из них означало бы лишь дробление моего улуса. Но теперь все уладилось, и именно Чагадай отказался от своих претензий, а Джучи согласился с ним. — Он пристально посмотрел на нее. — Я знал, что они могут решить спор дракой, а Джучи так силен, что уложил бы Чагадая. И ему пришлось бы умереть за то, что он убил одного из моих сыновей. Это тоже уладило бы все.

— Какой ты мудрый, Тэмуджин, — сказала Бортэ. — Не знаю, как твой народ проживет без тебя.

— Наверно, до этого не дойдет, если китайский мудрец раскроет мне свой секрет, но Угэдэй справится. Люди его любят, и его жена Туракина плохого ему не насоветует — у нее самой хватит честолюбия, чтобы помочь ему удержаться на троне. И Тулуй защитит брата от любого, кто попытается воспользоваться добротой Угэдэя.

Он думает, что переживет их всех. Вот почему он простил Есуй ее вопрос. Но могучий дуб тоже падает в свое время, как бы много стран ни собралось под его зелеными ветвями.

— Я скажу Тэмугэ и Хасару, чтобы они советовались с тобой почаще, пока меня не будет, — сказал он, — и прислушивались к твоим советам.

— Они и без этого обойдутся.

— От твоих советов дела у них пойдут лучше. А может, ты надеешься, что я возьму тебя с собой в поход?

— Какие уж тут надежды. Я согласна быть как можно дальше от этой войны. — Она отвернулась, чтобы снять головной убор, благодарная за тусклый свет. Отвязавшаяся седая коса упала ей на грудь. Длинная сорочка скрывала обвисшие груди, живот и бедра, испещренные пятнышками. — По мне, ты бы уж лучше остался здесь и дал своим генералам повоевать за себя, но ты еще не старик, чтобы сидеть у огня и рассказывать байки. — Она разделась и легла в постель, натянув одеяло до самого подбородка. — Ты хочешь этой войны.

— Я сделал все, чтобы избежать ее.

— Я знаю правду. Ты воздерживался только для того, чтобы посмотреть, чего хотят духи. Теперь ты вынужден начать эту войну, и тебе придется отложить поход против Цзинь, но ты об этом не сожалеешь. Войны против новых противников продлевают тебе жизнь.

Он сказал:

— Человеку жизнь кажется привлекательной, когда все его враги мертвы.

— Конечно. Когда-то у тебя было их столько, что я не понимаю, как ты вообще выжил. А теперь я думаю, что ты не можешь жить, не сражаясь с врагами.

Он обнял ее.

— Ты говоришь, как старуха, Бортэ.

Она вздохнула.

— А я и есть старуха.

104

Лошадь Кулгана неслась впереди. Хулан тронула нагайкой шею своей лошади, когда сын повернул к берегу реки. Мальчик резко натянул поводья, его белый мерин остановился и попятился.