Испытание верностью, стр. 36

Много лет назад его учили контролировать свои чувства и не давать поблажки всяким там телесным потребностям. Причем методы обучения далеко не всегда были мягкими, гуманными и педагогически допустимыми, но он оказался хорошим учеником.

Самообладание всегда являлось сильной стороной его натуры, и он привык полагаться на него во всем, даже и (особенно!) в отношениях с женщинами.

После трагической гибели первой жены, с которой в последние годы супружеской жизни его связывали довольно-таки сложные отношения (то, о чем мы уже говорили: долг, общие дети, порядочность, принципы – все, кроме любви), он решил, что эта сторона жизни для него закрыта навсегда.

Он решил, что вообще не способен любить. По крайней мере, не способен на то высокое, светлое, всепоглощающее чувство, которое определял так же, как и мы.

Он очень четко разделял Это Чувство и мимолетно возникавшие, обусловленные естественными потребностями своего физически совершенного, полного сил организма желания – словом, был законченным и безнадежным романтиком.

Для удовлетворения желаний он искал и легко находил таких же, ищущих коротких и ни к чему не обязывающих отношений женщин, но втайне стыдился этих связей, скрывая их ото всех.

В первую очередь, разумеется, от подраставших дочерей.

Жениться он ни на ком больше не собирался и даже постоянной подруги не заводил, хотя желающих занять это место дам в его окружении всегда было достаточно.

И со временем число их все увеличивалось.

Может, оттого, что с возрастом он возмужал и стал еще интереснее (хотя и в молодости был весьма хорош собой).

Может, потому, что женщины чувствовали в нем нечто особенное, отличавшее его от других красивых и привлекательных мужчин, – некую отрешенность, утонченность, некое, почти средневековое, благородство.

В общем, женщин влекло к нему. Даже будучи отвергнутыми (очень деликатно и тактично, без обид – это он умел), они сохраняли свое душевное к нему расположение и старались не упускать его из виду.

Так Карл и жил, занимаясь наукой и руковод-ством лицея, воспитывая трех дочерей и нимало не заботясь о том, что является средоточием интересов множества женщин как свободных, так и замужних, мечтающих изменить свою жизнь или просто ищущих приключений.

* * *

А потом он взял и приехал в Россию, на родину своей бабушки по материнской линии, урожденной графини Безуховой.

Приехал в первый раз, чтобы отыскать остатки родового дворянского гнезда, но так ничего и не нашел.

Зато встретил женщину, которая оказалась точной копией его детской мечты, его подростковой влюбленности.

Она была гораздо старше, чем та Дама в сером, которую он помнил.

Она оказалась старше его самого.

Она была тиха и скромна и не только не проявила к нему интереса, который он привык читать на лицах у женщин, но и явным образом избегала общения с ним.

93

Но это все ничего не значило – потому что в нем запели, отзываясь на кроткий взгляд ее светлых, словно выложенных изнутри серым бархатом глаз, те самые струны, которые он считал давным-давно запертыми на ключ или вовсе не существующими.

И почти сразу же он с удивлением и радостью почувствовал, что женщина его мечты, несмотря на длительное замужество и взрослую дочь, похожа на спящее безмятежным сном заснеженное озеро, что душа ее, по сути, осталась этим замужеством почти не затронутой.

Она пребывала в спячке многие годы, не зная и не надеясь, что и ее час придет. Она хранила себя – для него, хотя сама об этом не подозревала.

И он пришел и разбудил ее к жизни, и дал ей имя – Делла, и сделал ее своей.

Он будил ее нежно и осторожно, чтобы не испугалась и не убежала. Он дал ей время присмотреться к себе и убедиться, что он – именно тот, кого она так долго ждала во сне.

Он пустил в ход все свое обаяние, которое никогда раньше не считал нужным осознанно тратить на женщин (просто в этом не было нужды, скорее наоборот – требовалась маска… барьер… защита).

Он дразнил ее любопытство, он заставлял ее ревновать, он играл на всех ее женских струнах. И только когда она, уже по уши влюбленная, терзаемая сразу всеми пробудившимися чувствами – любовью и страхом, надеждой и отчаянием, стыдом и неодолимым влечением, – сама привела его в свой дом, лишь тогда он взял ее.

И понял, что не ошибся, – близость с ней доставила ему острую, небывалую, не испытанную с другими радость.

И, если она не солгала ему, ей тоже.

* * *

Он решил, что отныне они будут вместе, и она с радостью согласилась. Согласилась оставить свой дом, семью, работу, свою страну и уехать к нему.

Но тогда, два с половиной месяца назад, они расстались. На время.

Ей нужно было уладить в России свои дела (в частности, развестись с мужем), а он хотел сделать то, что давно уже собирался, – съездить в Гималаи, не без основания полагая, что после женитьбы его возможности свободно и в любое время разъезжать по всему миру сильно уменьшатся.

И вот он добрался до Гималаев.

Шамбалу не нашел, зато сам чуть не умер. И едва не совершил чудовищную, непоправимую ошибку.

Как такое могло случиться?

Наверное, думал Карл, меряя шагами утоптанный перед палаткой снег и поглядывая на светлеющее предрассветное небо, дело еще и в том, что после встречи с Деллой он тоже изменился.

Не только он разбудил ее, но и она растревожила в нем некие дремавшие чувства.

Он сбросил маску невозмутимости и хладнокровия, которую так долго носил и за которой чувствовал себя в полной безопасности, и открылся миру.

И мир не замедлил заметить его и потребовать дани. Или дара. Или и того, и другого вместе.

А Карл был совершенно к этому не готов. Он мнил себя сильным и невозмутимым, а оказался податлив и слаб. Он считал, что надежно защищен, что шутя справится с любой щекотливой ситуацией – раньше-то ведь справлялся. Он полагал, что его пробудившиеся чувства будут направлены исключительно на одну Деллу, а если вдруг устремятся в другом направлении, то он легко, одним волевым усилием, это исправит.

А оказалось, что все не так просто.

И нечего искать себе оправданий, говоря о совершенно особой ситуации, о невероятном стечении обстоятельств, о месте, времени и поразительной красоте девушки, – факт остается фактом. Карл чуть было не предал Деллу.

94

А теперь – нужен ли он Делле такой, какой есть, а не тот, кого она нарисовала в своем воображении? Должна ли она узнать о случившемся? Так ли уж необходимо тревожить и расстраивать ее?

Ведь он все же не перешел черту, остановился в самый последний момент, преодолел, хоть и с грехом пополам, одно из сильнейших в своей жизни искушений…

Между тем над горами взошло солнце.

Так и не додумав ничего до конца и не придя ни к какому решению, Карл вернулся в палатку и принялся будить Клауса.

* * *

Утром, подоив яков, Саддха пришла к отцу и спросила:

– Отец, что мне делать? Он все-таки отверг меня!

Дэн-Ку недовольно покосился на нее. Хотел было сказать: «А ведь я тебя предупреждал», но передумал.

Девочка и без того выглядела оченьрасстроенной.

– Я сделала все, что могла. Я пыталась уговорить его. Пыталась зачаровать и подчинить своей воле. Я пробовала подкупить его, обещала открыть ему Шамбалу… – При этих словах старец укоризненно покачал головой.

Я даже просилаего остаться со мной, – продолжала Саддха, ничего не замечая, – и все равно он меня не пожелал…

– Гм, – произнес Дэн-Ку, – ну, насчет последнего… если тебя это немного утешит… В общем, когда он спустился вниз, то упал ничком в снег и довольно долго лежал так.

– Отец, – после некоторой паузы заговорила Саддха, – а зачем он лежал в снегу? Было же очень холодно, он мог простудиться…

Впервые за свою долгую, очень долгую жизнь Дэн-Ку растерялся.