Неограненный алмаз, стр. 27

Она успокаивающе опустила руку ему на плечо.

– Обычно когда человек что-то теряет, то обязательно что-то находит.

Внезапно Моуди натянул поводья и остановил коляску. Прямо над их головами порхнул жаворонок. Полковник повернулся к Саре:

– Надеюсь, что именно я смогу повернуть твою жизнь к лучшему, Сара.

– Мартин...

Он приложил палец к ее губам:

– Не говори ничего. Я понимаю, что мы знаем друг друга очень мало. И что ты намного меня моложе.

– Мартин, – запротестовала она, – это не так.

– Дай мне закончить, а то я струшу и так и не скажу, что хотел. Я полюбил тебя. Я не чувствовал ничего подобного с того времени, как встретил Марту, да упокоит Бог ее душу. Я хочу жениться на тебе, стать отцом твоего будущего ребенка. В глазах Сары заблестели слезы.

– Но ты же ничего обо мне не знаешь. Почему ты хочешь жениться на женщине, которая носит ребенка от другого? Которая в глазах Бога покрыта печатью греха?

– Каждый человек в чем-то грешен. Всех оставшихся лет моей жизни не хватит на то, чтобы перечислить мои проступки. Когда я смотрю на тебя, то вижу только божественную красоту. – Он взял ее руку и осторожно поднес к губам. – Когда я увидел тебя в своей комнате в первый раз, я подумал, что ко мне спустился ангел.

– Ох, Мартин, теперь ты видишь, что я не ангел, а существо из плоти и крови. Я влюбилась в женатого мужчину – отца одного из моих учеников. Я падшая женщина и мать-одиночка. – Это было произнесено с такой горечью, что он немедленно привлек ее к себе, словно защищая своими сильными руками от грубости и злобных обвинений всего враждебного ей мира.

– Для того чтобы появился ребенок, Сара, нужны двое. Тот человек, которому ты отдала себя, отлично знал о последствиях. Он был женат Ты – нет. Думаю, ты слишком строго себя судишь.

– Я не заслуживаю такого человека, как ты, Мартин. Ты слишком хороший, – растроганно проговорила она.

– Последние несколько лет я очень много пил, но с того момента как попал сюда, я не взял в рот ни капли. У меня не стало такой потребности. И этим я обязан именно тебе. Думаю, у каждого человека есть свое прошлое. Говорят – не суди других, но не следует судить и себя слишком строго. Это должен делать Бог, что бы там ни говорил преподобный Энтвистл.

Она улыбнулась.

– Мне очень нравится, когда ты улыбаешься. – Он мягко сжал ее руку. – Так что ты думаешь о моем предложении? Дай мне надежду и причину остаться здесь.

От мысли, что он может уехать, сердце Сары тревожно заныло. Она кивнула:

– Обещаю, что я об этом подумаю как следует. Она обязательно подумает. Она никогда не встречала такого человека, как Мартин Карстерс, и вряд ли когда-нибудь еще встретит. Но предложение было уж очень неожиданным, и требовалось время, чтобы принять решение.

– А ты не хочешь подумать о том, чтобы разрешить себя поцеловать?

Сара залилась краской, ладони ее вспотели. Она чуть заметно кивнула.

Не медля ни секунды, Моуди заключил Сару в объятия и нежно поцеловал в губы. Это был благоговейный поцелуй, деликатный, каким был сам Моуди.

– Я люблю тебя, Сара, – тихо прошептал он, и эти слова зажгли в ее глазах огоньки.

Чувствуя, как сильно колотится сердце, Сара с трудом проглотила комок в горле и улыбнулась сквозь слезы.

– И я люблю тебя, Мартин, – тихо произнесла она.

Глава 12

Пруденс пересекала двор, направляясь к конюшне, когда ее заметил сидящий на бревне Брок. Он отложил молоток, чтобы посмотреть, куда она направляется. Уже несколько дней они почти не виделись – она намеренно держалась от него подальше, поскольку чувствовала, что между ними пролегла трещина, которую может сильно расширить какой-нибудь ненужный спор.

Но Брок продолжал о ней думать день и ночь. Мысли о Пруденс не давали ему уснуть по вечерам, особенно когда он думал о том, что она находится всего лишь по другую сторону стены. Иногда он слышал, как она ворочается в постели, и размышлял, терзают ли ее желания так же сильно, как мучают они его.

Но, встречая ее по утрам, он приходил к выводу, что ей нет до него дела. Вряд ли она вообще была расположена видеть в своей судьбе какого-либо мужчину. Такие женщины, как Пруденс, по всей видимости, рождаются для того, чтобы мстить за женский род и разбивать мужские сердца.

Когда Пруденс проходила мимо, Брок приветливо кивнул:

– Отправляешься в дорогу, Рыжая? На тебе платье для церкви, но ведь сегодня не воскресенье, а среда.

Пруденс вздохнула с разочарованием – она надеялась, что сегодня Брок уедет проверять ограду, и потому столь спокойно подошла к заново возводимому дому для работников. Новых ссор ей совсем не хотелось – от последней у нее остался очень стойкий плохой осадок. Брок же, казалось, наслаждается словесными поединками.

– Я собираюсь в город, – объяснила она. – Мне нужно забрать почту и кое-что купить.

– Вот как, – нахмурился он. – Но тебя одну отпускать нельзя, особенно после этого поджога. – Он взглянул на новую раму, раздумывая, успеют ли они закончить строительство дома до наступления холодов. Ему очень хотелось побывать в городе, куда сильнее, чем Пруденс – избавиться от его общества.

– Я вполне могу съездить одна. Ты поднимаешь слишком много шума из-за случайного происшествия. Я никого не боюсь. Мне здесь некого бояться.

Его глаза скользнули по ее мраморной коже, по изгибу ее бедра, по выразительной округлости груди, и он не смог сдержать усмешку.

– Я бы так не сказал.

Она в негодовании сжала губы.

– Вы можете не сводить все к вашему главному инстинкту, мистер Питерс? – Повернувшись, она решительно направилась к конюшне, с удивлением обнаружив, что Брок идет следом.

Как она и приказывала Слиму утром, коляска была уже заложена. Садясь в нее, Пруденс вздохнула с облегчением. С разрешения своего управляющего или без него, но она обязательно отправится в город.

Однако, как только она опустилась на кожаное сиденье и взяла вожжи, Брок внезапно выхватил их из ее рук.

– Может, я выразился недостаточно ясно? Ты не поедешь в город одна. Подвинься. Я поеду с тобой.

– Но это... – Однако в его глазах было столько решительности, что ей оставалось лишь, гневно фыркнув, уступить место. Мысленно она обрушила на Брока град ругательств. Он был упрям и своенравен как осел, но прошлый опыт подсказывал Пруденс, что спорить с ним – пустая трата времени. Он родился на свет, чтобы причинять людям беспокойство, надоедать и лезть не в свои дела.

– Рад видеть, что ты стала благоразумной, – прервал он паузу. – После того как мы разгадаем тайну пожара и найдем, кто ворует наших коров, ты сможешь поступать, как тебе заблагорассудится. Но до тех пор тебе придется быть осторожной и следовать моим указаниям.

– Ты здесь управляющий, Брок, а не мой телохранитель – Ее голос дрогнул от злости. – И я тебя не нанимала править лошадьми.

– Может, вы и владеете ранчо, леди, но сейчас за него несу ответственность я, и вам придется меня слушать.

– А если я вас уволю?

Он усмехнулся и хлестнул лошадей.

– Ты не сделаешь этого, Рыжая. Так что привыкай.

«Я уже привыкла, – подумала Пруденс, – и это ужасно».

Уговорившись с Броком встретиться у почтового отделения через час, Пруденс приступила к деловым визитам. Она оставила несколько поясов с кобурой у шорника, купила в магазине нитки, писчую бумагу и кое-какие подарки для своих подопечных, а также заказала два платья у портного.

Это вошло уже в традицию – привозить после каждого визита в город подарки для всех обитательниц ранчо. Сам подарок был, как правило, небольшим и дешевым, но радость от него нельзя было измерить никакими деньгами.

Для Мэри Пруденс приобрела два ярда белого полотна – на пеленки для Би-Джея. Луанн получит синюю ленту для волос, Сара – кусок мыла с запахом лаванды. Кристи ждала новая повесть Бидла – Пруденс всегда удивляла страсть Кристи к жутким, кровавым детективам. Лорел была помешана на сладостях, и для нее Пруденс приобрела две коробки с лакричными леденцами. Элиза должна будет получить моток красных ниток, чтобы она могла закончить вязаную скатерть. А для Полли был куплен комплект письменных принадлежностей – она скоро покинет ранчо, и потому ее надо обеспечить всем необходимым для того, чтобы она регулярно о себе сообщала.