Тень Микеланджело, стр. 23

Валентайн бросил последний взгляд на маленькую картину над витриной и вышел из музея вслед за Уортоном. Тот ждал у двери. Когда Финн и Валентайн вышли из комнаты, он закрыл дверь и запер ее.

— Могу я помочь вам чем-нибудь еще?

— Нет, — сказал Валентайн, покачав головой. — Я думаю, что увидел достаточно.

Уортон бросил на него острый взгляд.

— В таком случае мне, наверное, стоит попрощаться с вами.

— Спасибо за помощь, — кивнул Валентайн.

— Никаких проблем, — отозвался Уортон, после чего повернулся и зашагал назад, к выходу через гардероб.

К тому времени, когда Финн и Валентайн последовали его примеру, директора уже нигде не было видно, лишь быстрые удаляющиеся шаги разносились эхом по школьным коридорам. Они прошли через меньшую дверь и вышли на залитый жарким солнцем четырехугольный внутренний двор.

— Ну и как тебе все это понравилось? — осведомился Валентайн, когда они возвращались через двор.

— Это что, проверка на наблюдательность и сообразительность? — спросила Финн.

— Если хочешь.

— С чего мне начать?

— С начала, конечно.

— В его кабинете пахло трубочным табаком, но я не увидела трубки.

— Да, я тоже это заметил.

— По-моему, он не хотел, чтобы мы шли в его маленький музей через школу, потому что там кто-то был и ему не хотелось, чтобы мы этого кого-то увидели. Возможно, как раз курильщика.

— Что-нибудь еще?

— Думаю, насчет Краули он наврал. Если проверить, наверняка выяснится, что Краули учился у «серых братьев».

— Продолжай.

— Мне кажется, он лгал и насчет этого полковника Гэтти. Ручаюсь, он знает больше, чем говорит.

— Почему ты так думаешь?

— Точно не скажу. Но мне кажется, что директор по какой-то причине хочет отвести от него внимание.

— Что-нибудь еще?

— Ничего особенного, если не считать того маленького холста на стене. Интересная вещица. Мне показалось, что это одна из выполненных между делом работ Пикассо.

— Это работа Хуана Гриса.

— Кубиста?

Грис, испанец, как и бывший его соседом в Париже Пикассо, наряду с Жоржем Браком являлся одним из основоположников этого художественного направления. На втором курсе Финн прослушала несколько лекций о его творчестве. Если Валентайн не ошибся, картина на стене стоила уйму денег.

— Если картина подлинная, это неподписанный холст тысяча девятьсот двадцать седьмого года. Ее здесь просто не может быть.

— Почему? — спросила Финн. — Может быть, это очередной щедрый дар бывшего ученика?

— Сомнительно, — ответил Валентайн. — Она была похищена нацистами в тысяча девятьсот сорок первом году из Галереи Вильденштейна в Париже, и с той поры о ней никто не слышал и никто ее не видел.

— Как же она здесь оказалась?

— Еще одна тайна, верно?

Они подошли к арендованной машине. «Таурус» по-прежнему оставался на месте. «Ягуар» исчез.

— Мы можем предположить, что «таурус» — это машина мисс Мимбл.

— А я думала, что «ягуар» принадлежит Уортону.

— Я тоже так думал, пока не увидел за его письменным столом сделанную с воздуха фотографию школы. На ней ясно виден довольно большой жилой особняк, примостившийся позади основного здания. Жилище директора.

— Так кто же хозяин «ягуара»?

— Человек, который курил трубку в кабинете Уортона как раз перед нашим приходом.

— Черт, — пробормотала Финн. — Нам следовало запомнить номерной знак.

— Это был номерной знак Организации нью-йоркских ветеранов Второй мировой войны. 1LGS2699.

Почему-то тот факт, что Валентайн запомнил номер, ничуть ее не удивил.

— Полковник Гэтти?

— Возможно. Это довольно легко выяснить.

Он кинул Финн ключи.

— Поведешь машину.

Она открыла дверцу и села за руль. Валентайн уселся с другой стороны, вытащил из-под сиденья портативный компьютер и подключил его к автомобильному электрическому гнезду. Когда компьютер загрузился, Валентайн задействовал беспроводной модем и без труда вошел в базу данных Нью-Йоркского департамента автотранспорта. Финн проехала по длинной подъездной дороге, а потом свернула на другую, которая вела назад, к автостраде. За эти несколько минут Валентайн выяснил все, что хотел.

— Это Гэтти. Он живет неподалеку от Музея естественной истории.

— Быстро, однако, все выяснилось.

— Все, что умеют делать афганские террористы, умею и я, только лучше.

Валентайн ухмыльнулся, выключил компьютер и закрыл его.

Они направились обратно в Нью-Йорк.

ГЛАВА 20

Опускалась ночь, и в фиолетовом небе над головой уже кружили ночные птицы, выискивая добычу и издавая призывные крики. Однако усадьба не погрузилась во мрак, а, напротив, была залита ярким светом дюжины установленных на высоких столбах сторожевых фонарей, работающих, судя по пыхтению, от маленького передвижного генератора. Оказывается, у кого-то было достаточно бензина, чтобы невесть зачем освещать эту идиотскую усадьбу, делая ее легкой мишенью для пролетающих над головой самолетов союзников или проходящих патрулей. Правда, маршруты союзной авиации почти никогда не прокладывались в такой близости от границы Швейцарии, да и никаких патрулей, кроме их отряда, в округе не было. Это была мертвая зона, где война если и шла, то лишь в виде мелких спорадических стычек.

Лагерь на открытом воздухе без костра они разбили под деревьями, воспользовавшись для прикрытия остатками старой каменной ограды, почти скрытой зарослями ежевики. Один из шпионов, Таггарт, без конца нашептывал что-то Корнуоллу, который кивал и делал пометки в маленьком блокноте. Все прочие уминали походный паек, консервы «М-3» (тушеные овощи с мясом) или «М-1» (бобы с говядиной). В холодном виде это была страшная дрянь, да и в подогретом ненамного лучше. Правда, сержанта это уже не волновало: после того как он лопал подобное дерьмо в течение трех лет по всей Европе, его вкусовые рецепторы стали все равно что картонными. Дерьмовая кормежка наполняет желудок не хуже хорошей еды и выходит точно так же: подтерся и пошел.

Чудо из чудес, но Корнуолл действительно обращался к нему:

— Сержант.

— Сэр?

— Нам нужно будет подобраться к этой ферме поближе.

— Нам, сэр?

— Вам и патрулю. Сколько людей вам нужно?

«Ну и дурацкий же, на хрен, вопрос! Мне нужна вся долбаная армия США, если у тебя она есть, чтобы поделиться». Свет немецких фонарей отсвечивал от очков чертова придурка, так что казалось, будто у него вовсе нет глаз. Голос его походил на монотонный бубнеж какого-нибудь учителя истории, хренова всезнайки.

— Что вы хотите узнать, сэр?

— Надо разведать ситуацию, сержант. Сколько солдат, сколько оружия, все в таком духе.

— Хорошо.

Опять им предстоит подставлять головы и за все отдуваться, а Корнуолл, Макфайл и Таггарт будут сидеть в безопасном месте и толковать об искусстве. Боже праведный!

Он выбрал Тейтельбаума и Рейда, потому что они умели держать рот на замке. Сразу после захода луны все трое перебрались через живую изгородь и прокрались под последними деревьями к узкой грязной дороге перед самой усадьбой. На это ушел почти час. Дорога проходила по самому краю разливавшихся от фонарей лужиц света, и придорожная канава по темную ее сторону представляла собой достаточно надежное укрытие от часовых.

Сержант достал бинокль и медленно провел им слева направо. Все было точно таким же, как и раньше, только располагалось ближе. Он увидел проем в заросшей ежевикой каменной стене, столбы и несколько расщепленных кусков дерева — все, что осталось от ворот усадьбы. С левой стороны торчал хорошо видимый часовой, выглядевший несчастным в парусиновом дождевике с надвинутым капюпюном, хотя дождь уже не один час как прекратился. Сержант заметил огонек сигареты, двигавшийся дугой от руки человека ко рту. Сейчас этот малый представлял собой легкую мишень для желающих посчитаться за Хейза, но кому вообще было хоть какое-то дело до Хейза? Если снайпер по-прежнему находится на колокольне аббатства, он заметит вспышку у дула и снимет сержанта так же легко, как раз, два, три. Нет, это всего лишь рекогносцировка, не более.