Утомленная балом, стр. 13

Снова смяв письмо, она бросила его в горящий неподалеку камин и проследила, чтобы ни единого кусочка, исписанного Митиной рукой, не осталось, чтобы каждая строчка нежного послания прогорела дотла.

Вошла Любаша с чаем. Хозяйка казалась на удивление спокойной и бровью не повела, заметив, как горничная смотрит в сторону камина. «Шпионка», — подумала Лиза, усаживаясь поудобнее в кресле. В который раз она задавалась вопросом: что будет, если обо всем узнает Николенька? И как мог Митя проявить подобную неосторожность?

Любаша поставила чай перед Лизой:

— Елизавета Павловна, дети проснулись.

— Скажи няне, что скоро буду в детской.

Возня с малышами временно отвлекла Лизу от назойливых мыслей, между тем от образа Мити, от его воображаемого взгляда избавиться не удалось. И Лиза вдруг поняла, что пропала. Пропала окончательно и навсегда, угодив в цепкие объятия любви.

Глава 10

В ожидании Валериана Ефросинья прогуливалась по дорожкам Летнего сада. Вечерело, поэтому людей в парке было немного. Шел снег.

Желая скоротать время, она погрузилась в воспоминания о замечательных днях юности, о молодом широкоплечем военном, сразившем неопытное сердце.

Будущий муж отличался блестящими манерами и острым умом, и именно эти качества, а не внешность, повлияли на ее выбор. То, что муж хорош собой, было скорее недостатком. Кажущаяся такой невинной и чистой красота никак не вязалась с лукавыми, быстрыми глазами, вступающими в диссонанс со всей его положительной внешностью. Глаза жениха сразу навели ее на мысль, что человек этот гораздо сложнее, чем на первый взгляд кажется.

С первого же дня знакомства Ефросинья начала его провоцировать. Она знала, что не наделена такой же прелестью и проигрывает почти всем окружающим девицам, и ее цепкий ум пытался разобраться в причинах, держащих молодого офицера подле нее. Первое, что приходило в голову: его удерживало ее положение в обществе и богатство, данное ей по наследству.

Правда, жаркие признания кавалера все же сделали свое дело — девичьи «колючки» сами собой спрятались, и Ефросинья со временем обнаружила, что не может и дня прожить без этого лукавого красавца. Все попытки вывести любимого на чистую воду не увенчались успехом. Ей оставалось только сдаться на милость победителя.

После свадьбы многое изменилось. Муж уже не был так предан и не проводил дни напролет возле нее, отговариваясь делами службы. Теперь ей стало казаться, что и не было вовсе тех счастливых дней до замужества, когда они рвались навстречу друг другу, желая только одного — побыть вместе. А ведь его поцелуи сводили с ума: он был так ловок и смел с ней, что первое время Ефросинья не уставала удивляться, где же он успел этому научиться.

Несколько позже Ефросинья узнала, что муж продолжает волочиться за хорошенькими барышнями. Она намекнула, что не позволит ему распутного поведения… на что муж рассмеялся и, прямо глядя ей в глаза, посоветовал не верить досужим сплетням, а заняться своими прямыми обязанностями — угождать ему во всем.

Поймать за руку мужа никак не удавалось, а он продолжал тратить ее деньги, проигрывал их в карты, покупал украшения случайным дамам.

Именно тогда Ефросинья решила посвятить себя церкви, ища помощи у бога. Ей казалось, что Господь защитит, поможет в трудную минуту. Она жертвовала крупные суммы на благотворительность, устраивала обеды для бедного люда. Именно тогда она поняла, что больна. Однако никто в доме больше не заболел, несмотря на предупреждения врача, что болезнь может передаться домочадцам.

Ефросинья понимала, почему других беда не коснулась. Это было ее наказание, ее счеты с богом, ее крест. Слишком уж она расцвела в браке, загордилась. И теперь получала от провидения то, что заслужила на самом деле.

Смеркалось. Вдали показалась мощная фигура Валериана, и Ефросинья облегченно вздохнула. Поравнявшись с ней, Валерьян тихо заговорил:

— Все прошло удачно.

— Ты сделал все так, как я велела?

— Да, моя дорогая. Все точно так, как ты и задумала. Ты не замерзла в ожидании меня?

— Немного, — она плотнее закуталась в платок, а взгляд ее устремился в небо. — Тучи сгущаются. Я чувствую что-то страшное там, впереди.

Валериан взял ее руки в свои и поднес к губам, пытаясь согреть озябшие женские пальцы горячим дыханием.

— Дорогая, ты совсем не бережешь себя. Я устал повторять, что задуманное тобой может причинить вред в первую очередь тебе.

Ефросинья отдернула руки.

— Довольно. Больше не желаю ничего слышать, — она отошла на несколько шагов в сторону и пристально посмотрела в глаза растерянного мужчины. — Или я буду продолжать, или нам придется расстаться.

Валериан нервно выкрикнул, выдавая сильное волнение:

— Ни в коем случае!

— В конце концов, Валери, — лукаво продолжала Ефросинья, — ты ничем не рискуешь. Вся ответственность ляжет на мои плечи, а ведь у меня почти не осталось ни времени, ни сил. Когда меня не станет, ты сможешь все списать на бедную Ефросинью.

— Не говори так, — ответил Валериан, все больше тревожась за спутницу.

— Всему свое время, — загадочно произнесла женщина, — и мне придет срок умирать, рано или поздно.

— Но не теперь. Я уверен, времени еще предостаточно. Вероятно, стоит изменить решение и насладиться оставшимися годами жизни.

— Насладиться? И с кем же? С тобой?

Валериан смутился. Вопрос прозвучал, как вызов, и ответ не предвещал ничего хорошего. Ефросинья снова отвергла его ухаживания:

— Нет, об этом не может идти и речи. Кроме того, я несвободна.

— Но ваши узы фиктивные.

Ефросинья изобразила гнев:

— Ты ошибаешься! Я люблю его.

— Но послушай…

Женщина не желала ничего слышать. Энергично ступая, она направилась к выходу из парка. Туда, где за оградой находилась карета. Мужчина оставался неподвижным. Наконец, он выкрикнул:

— Он тебя не любит! Неужели ты не понимаешь?

Ефросинья остановилась, застыла. Слова больно ранили, но она сдержалась от ответного выпада. Развернулась, нашла в себе силы уверенно произнести:

— Я его люблю… этого достаточно.

Валериан сорвался с места. Сердце истекало кровью. Он встал перед ней, взял за руки:

— Я не могу видеть, как ты страдаешь.

— Ты не можешь видеть?! Что ты можешь знать о моих мучениях, — глаза Ефросиньи сделались влажными. — Когда каждый день без него — невыносимая мука. Когда думаешь только о том, как быть с ним рядом.

Валериан притянул рыдающую женщину к себе, попробовал успокоить. Если бы можно было взять ее на руки и прижать к груди, но Ефросинья будто изменилась в лице. Ни женской слабости, ни слез.

— Теперь ты понимаешь, почему я должна довести задуманное до конца?! Теперь ты видишь, сколько горя принес мне этот человек?! Муки, которые доведется испытать ему, не сравнятся с тем, что ожидает меня, — она доверчиво заглянула в глаза Валериану. — Ты меня не бросишь, не отступишься? Поможешь, как раньше помогал?

— Даю тебе слово чести!

Наступал канун Рождества — Святки. Год назад Ефросинья встречала праздник в кругу семьи: съехались родственники с детьми, пригласили лучших актеров из местного театра — играли «Двенадцатую ночь» Шекспира. После, когда детей уложили спать, начался бал, на который прибыли знатные вельможи с женами и дочерьми. Ефросинье не было до них никакого дела, она всю ночь протанцевала с мужем. На следующий день детей занимали ряженые на детском утреннике, взрослые же отправились в церковь на богослужение.

Что Ефросинья хотела вытребовать у бога, о чем молилась?

Она просила, чтобы господь послал ей своих детей, которых женщина пока не могла иметь. Просила, чтобы муж, изменившийся к ней, стал прежним — ласковым, как до замужества. Чтобы любили они друг друга долгие годы, чтобы… Но бог не пожелал ее выслушать — просьб было слишком много. Именно поэтому она сейчас здесь, с Валерианом, а не в родительском доме.