Толстая тетрадь (журнальный вариант), стр. 20
— Я — инспектор начальных школ. В вашем доме проживает двое детей, по возрасту подпадающих под закон о всеобщем образовании. Вы получили уже два письменных предупреждения.
Бабушка говорит:
— Вы о письмах? Не знаю, не читала. Я неграмотная, и дети тоже.
Один из нас спрашивает:
— Кто это? Что он говорит?
Другой отвечает:
— Он спрашивает, умеем ли мы читать. На кого он похож?
— Он высокий, и лицо у него злое.
Мы начинаем кричать вдвоем:
— Уходи! Не трогай нас! Не убивай нас! Помогите!…
Мы прячемся под стол. Инспектор спрашивает бабушку:
— Что это с ними?
Бабушка говорит:
— Ох, бедняжки всех боятся! Они пережили ужасные вещи в Большом Городе. К тому же один глухой, а другой слепой. Глухой поэтому рассказывает слепому, что он видит, а слепой объясняет глухому, что он слышит. А иначе они ничегошеньки не понимают.
Мы продолжаем кричать под столом:
— Спасите, спасите! Все рушится! Я не могу выдержать этот грохот! Я ничего не вижу!…
Бабушка объясняет:
— Видали? Когда кто-нибудь их пугает, они слышат и видят то, чего нет.
Инспектор кивает:
— У них галлюцинации. Их надо положить в больницу.
Мы кричим еще громче.
Бабушка говорит:
— Это еще хуже! В больнице-то все и случилось. Они навещали свою мать — она там работала. А тут бомбежка, как раз когда они были в больнице. Они видели взрывы, убитых и раненых; они и сами были несколько дней без сознания.
Инспектор говорит:
— Бедные ребята! А где их родители?
— То ли померли, то ли пропали. Сгинули. Кто знает, что с ними!
— Это, должно быть, тяжкая ноша для вас.
— Что поделаешь. Я — единственная, кто у них остался.
Перед уходом инспектор пожимает бабушке руку:
— Вы очень добрая женщина.
Вскоре мы получаем еще одно письмо — в нем написано, что мы освобождены от посещения школы в связи с физическими травмами и психическим состоянием.
Бабушка продает виноградник
К бабушке приходит офицер. Он хочет, чтобы она продала свой виноградник. Армия хочет построить на его месте казарму для пограничников.
Бабушка говорит:
— А чем вы мне заплатите? Деньги нынче ничего не стоят.
Офицер говорит:
— В обмен за вашу землю мы проведем в ваш дом водопровод и электричество.
Бабушка говорит:
— Не нужны мне ваши водопровод и электричество. Я всю жизнь без них прекрасно обходилась.
Офицер говорит:
— Мы ведь могли бы реквизировать ваш виноградник и ничего вам не платить. Собственно, мы так и сделаем, если вы откажетесь продать его. Армии нужен ваш участок. Передать его нам — ваш патриотический долг.
Бабушка открывает рот, чтобы сказать что-то, но тут вмешиваемся мы:
— Бабушка, вы уже старая, и вам не так легко работать. Виноградник — это лишняя работа для вас, а родит он плохо, пользы от него мало. С другой стороны, стоимость дома существенно возрастет после проведения в него воды и электричества.
Офицер говорит:
— Ваши внуки гораздо сообразительнее вас, бабушка.
Бабушка говорит:
— Еще бы. Что ж, обсуждайте это дело с ними. Пусть они решают.
Офицер говорит:
— Но мне понадобится ваша подпись.
— Я подпишу что хотите. Правда, писать я не умею.
Бабушка плачет, встает и говорит нам:
— Разбирайтесь сами.
Она уходит в виноградник.
Офицер говорит:
— Бедная старуха. Она любит свой виноградник, да?… Так что — мы договорились?
Мы говорим:
— Как вы сами только что отметили, этот участок земли представляет большую ценность в ее глазах — он весьма дорог ей как память. Безусловно, армия не станет лишать заработанной честным тяжким трудом собственности бедную пожилую женщину, которая к тому же является уроженкой страны наших героических Освободителей.
Офицер говорит:
— Вот как! Она, значит, по происхождению…
— Вот именно. Она безупречно говорит на их языке. И мы тоже, кстати. И если вы намерены злоупотребить…
Офицер быстро говорит:
— Нет, нет, ничего подобного! Что вы хотите за виноградник?
— В дополнение к уже оговоренным водопроводу и электричеству нам нужна ванная.
— Еще что? И где вы хотите эту вашу ванную?
Мы ведем его в свою комнату и показываем, где надо пристроить ванную:
— Вот здесь; чтобы дверь выходила в комнату. Семь-восемь квадратных метров, ванна, раковина, душ, нагревательная колонка, ватерклозет.
Он долго глядит на нас, потом говорит:
— Ладно, это можно.
Мы добавляем:
— И кроме того, нам нужен радиоприемник. Купить его невозможно.
Он спрашивает:
— Но уж это-то все?
— Да, все.
Он смеется:
— Ладно, будет у вас и ванная, и радио. Но лучше б я торговался с вашей бабкой!
Болезнь бабушки
Однажды утром бабушка не выходит из комнаты. Мы стучимся к ней, зовем, но она не отзывается.
Тогда мы ломаем оконную раму и пролезаем внутрь.
Бабушка лежит на кровати. Она неподвижна. Но она дышит, и сердце бьется. Один из нас остается с ней, второй бежит за доктором.
Доктор осматривает бабушку. Он говорит:
— У вашей бабушки инсульт — кровоизлияние в мозг.
— Она умрет?
— Сказать наверняка невозможно. Возраст весьма преклонный, но сердце в порядке. Давайте ей вот эти лекарства, три раза в день. И кто-то должен будет ухаживать за ней.
Мы говорим:
— Мы сами будем за ней ухаживать. Что надо делать?
— Кормить, мыть. Вероятно, она навсегда останется парализована.
Доктор уходит. Мы делаем пюре из овощей и кормим бабушку маленькой ложкой. Вечером в ее комнате пахнет очень скверно. Мы снимаем одеяло и видим, что матрас весь измаран испражнениями.
Мы покупаем у крестьянина свежей соломы, покупаем детские клеенчатые штанишки и пеленки.
Мы раздеваем бабушку, купаем ее, меняем постель. Бабушка такая худая, что детские штанишки ей впору. Мы меняем ей пеленки несколько раз в день.
Неделю спустя бабушка начинает немного шевелить рукой. А однажды утром она начинает ругать нас:
— Сукины дети! Быстро мне курицу жарьте! Откуда, по-вашему, у меня будут силы, чтоб поправиться, — с вашей размазни овощной, что ли? И молока козьего принесите! Надеюсь, вы хоть хозяйство не совсем забросили, пока я тут лежала?
— Нет, бабушка, не забросили.
— А ну, помогите мне встать, бездельники!
— Бабушка, вам надо лежать, так доктор велел.
— Доктор, шмоктор! Дурак он, ваш доктор! «Навсегда останется парализована», сказал тоже! Я вот ему покажу, как я парализована!
Мы помогаем бабушке подняться, ведем в кухню и сажаем за стол. Когда курица готова, она съедает ее целиком, одна. После еды она говорит:
— Ну, чего ждете? Сделайте мне крепкую палку! Поторапливайтесь, лодыри, я хочу сама проверить хозяйство!
Мы бежим в лес, находим подходящее деревце, бегом возвращаемся домой и под присмотром бабушки вырезаем клюку нужного размера. Бабушка хватает ее и грозится:
— Ну задам я вам, коли не все в порядке!
Она выходит в сад. Мы идем чуть поодаль. Потом она идет в уборную, и мы слышим, как она бормочет:
— Штаны! Ишь чего придумали! Совсем спятили!…
Когда она возвращается в дом, мы заглядываем в выгребную яму. Бабушка бросила туда штаны и пеленки.
Бабушкин клад
Как— то вечером бабушка говорит:
— Заприте окна и двери. Я хочу поговорить с вами, и никто не должен нас услышать.
— К нам больше никто не приходит, бабушка.
— Все равно. Пограничники все время шляются вокруг, сами знаете, а с них станется подслушивать под окнами. И еще принесите мне карандаш и бумагу.
Мы спрашиваем:
— Бабушка, вы хотите что-то написать?
Она кричит:
— Делайте, как сказано! Не задавайте дурацких вопросов!
Мы закрываем окна и двери, приносим ей карандаш и бумагу. Бабушка, сидя за столом напротив нас, рисует что-то на листке бумаги. Она шепчет: