Загадка Эндхауза, стр. 18

Подозрительные обстоятельства. Всю предшествующую неделю провел в окрестностях Сент-Лу, располагая возможностями для того, чтобы подстроить «несчастные случаи». Прибыл через полчаса после убийства.

Мотивы. Никаких.

И – Мистер Вайз.

Подозрительные обстоятельства. Не был в конторе во время выстрела возле отеля. Имел возможность действовать бесконтрольно. Сомнительное утверждение по поводу продажи Эндхауза. Сдержанный темперамент. Вполне мог знать о револьвере.

Мотивы. Выгода? Незначительна. Любовь или ненависть? Для человека с его темпераментом – возможно. Страх? Едва ли.

Примечание. Выяснить, кто владелец закладной. Выяснить положение фирмы Вайза.

К —?

Возможно, что существует также какой-нибудь неизвестный нам К, который так или иначе связан с одним из лиц, перечисленных выше. Например, с А, или с Г и Д, или с Е.

Существование К:1) Бросает свет на странное поведение Эллен после убийства (впрочем, возможно, что ее радостное возбуждение – следствие интереса к смерти, присущее женщинам ее типа). 2) Может явиться причиной приезда Крофтов, поселившихся во флигеле. 3) Может дать основание Ф. Р. для ревности или страха перед раскрытием какой-то тайны».

Пока я читал, Пуаро не спускал с меня глаз.

– Очень по-английски, правда? – с гордостью спросил он. – Я больше похож на англичанина, когда пишу, чем когда разговариваю.

– Отлично сделано! – с жаром воскликнул я. – Здесь все как на ладони.

– М-да! – произнес он задумчиво и отобрал у меня листки. – Причем особенно бросается в глаза одно имя – Чарлз Вайз. У него самые блестящие возможности. Мы предоставили ему целых два мотива, на выбор. Будь это скачки, мы бы поставили на него, не так ли?

– Да, он, конечно, выглядит наиболее подозрительным.

– Но вы бы выбрали того, кто выглядит наименее подозрительным. И это, конечно, оттого, что вы прочли слишком много детективных романов. В реальной жизни в девяти случаях из десяти наиболее подозрительным выглядит сам преступник.

– Но разве мы имеем дело с одним из таких случаев?

– Здесь есть одно лишь обстоятельство, которое свидетельствует об обратном, – дерзость преступления. Это мне бросилось в глаза с самого начала, и я понял: так вести себя может лишь тот, чья цель не очевидна для окружающих.

– Да, вы сперва так говорили.

– И сейчас так говорю.

Внезапно он скомкал исписанные листки и бросил их на пол.

– Нет, – возразил он в ответ на мое протестующее восклицание. – Этот список нам ничего не дает. Он, правда, помог мне привести в порядок мои мысли. Последовательность и метод. Стадия первая: точно и аккуратно расположить все факты. Далее следует…

– Что?

– Психологическая стадия. Здесь надо пошевелить мозгами. А знаете, Гастингс, ложитесь-ка спать.

– Ни в коем случае, – ответил я. – Пока вы не ляжете, я буду с вами.

– Какая преданность! Но воля ваша, Гастингс, не будете же вы помогать мне думать. А я хочу заняться именно этим.

Я покачал головой.

– А вдруг вам захочется обсудить со мной какой-нибудь вопрос?

– Верно, верно… вы настоящий друг. Но, бога ради, сядьте хотя бы в это кресло.

На это предложение я согласился. Вскоре комната поплыла и провалилась. Последняя картина, которая сохранилась в моей памяти: Пуаро, аккуратно складывающий скомканные листки бумаги в мусорную корзинку.

Глава 10

Тайна Ник

Проснулся я уже при свете дня. Пуаро сидел на прежнем месте. И поза его была все та же, только выражение лица переменилось, и глаза отливали кошачьим зеленым блеском. Мне хорошо было известно это выражение. Я с усилием распрямился и почувствовал, что весь одеревенел. Людям моего возраста не следует спать в креслах. Одно было хорошо: я пробудился не в блаженном состоянии дремотной лени, а бодрым, со свежей головой.

– Пуаро! – воскликнул я. – Вы что-то придумали.

Он кивнул и, наклонившись вперед, похлопал рукой по столу.

– А ну-ка, ответьте мне на три вопроса, Гастингс. Почему мадемуазель Ник плохо спала в последнее время? Зачем она купила черное платье, если она никогда не носит черного? Почему она сказала вчера: «Мне теперь незачем жить»?

Я оторопел. На мой взгляд, все это не имело никакого отношения к делу.

– Ну отвечайте же, отвечайте, Гастингс!

– Э… э, что касается первого, она ведь сама говорила, что нервничает.

– Совершенно верно. А по какой причине?

– Черное платье… что ж… всякому хочется какой-то перемены.

– Для женатого человека вы плоховато разбираетесь в женской психологии. Если женщина думает, что какой-то цвет ей не к лицу, она ни за что не станет его носить.

– Ну а последнее, ее слова… вполне естественны после такого страшного удара.

– Ни капли, мой друг. Если бы она была поражена ужасом, стала бы укорять себя в смерти двоюродной сестры – все это было бы вполне естественно. Но она ведь реагировала иначе. Она говорила о жизни, как о чем-то надоевшем, утратившем для нее цену. Прежде она не высказывала таких взглядов. Она держалась с вызовом – верно; бравировала – тоже верно; потом выдержка ей изменила, и она испугалась. Заметьте, испугалась, ибо дорожила жизнью и не хотела умирать. Но чтобы жизнь ей надоела? Нет. Еще перед обедом я не заметил ничего подобного. Произошел психологический сдвиг. И это очень любопытно, Гастингс. Что же могло так на нее повлиять?

– Потрясение, вызванное смертью кузины.

– Ой ли? Оно, конечно, развязало ей язык. Однако перемена могла наступить и раньше. Что же еще могло ее вызвать?

– Ума не приложу.

– А вы подумайте. Пошевелите мозгами.

– Право же…

– Когда, по-вашему, мы с вами наблюдали ее в последний раз?

– Пожалуй, за обедом.

– Вот именно. Потом мы видели лишь, как она встречала гостей, занимала их разговором – словом, играла вполне официальную роль. А что было в конце обеда?

– Она пошла звонить, – вспомнил я, подумав.

– Ну, слава богу! Вот наконец-то. Она пошла звонить и долго отсутствовала. Не меньше двадцати минут. Для телефонного разговора совсем немало. С кем она говорила? О чем? Был ли это действительно телефонный разговор? Нам с вами просто необходимо выяснить, что произошло за эти двадцать минут. Ибо я убежден, что именно здесь находится ключ к разгадке.

– Да полно вам!

– Ну да, ну да. Я с самого начала говорил, что мадемуазель что-то скрывает. По ее мнению, это не связано с убийством, но мне, Эркюлю Пуаро, видней. Здесь обязательно должна быть связь. Ведь с самого начала я чувствовал отсутствие какого-то звена. Будь оно на месте, мне все было бы ясно. А раз уж мне не ясно – ну что ж, значит, отсутствующее звено и есть ключ к тайне. Не сомневаюсь, что я прав. Я должен получить ответ на те три вопроса. И тогда… тогда уж я начну понимать.

– Ну ладно, – сказал я, потягиваясь. – Мне просто необходимо помыться и побриться.

Приняв ванну и переодевшись, я сразу почувствовал себя лучше. Перестало ныть уставшее, затекшее за ночь тело. Подходя к столу, я ощутил, что чашка горячего кофе приведет меня в нормальное состояние.

Я заглянул в газету, но в ней не было ничего, если не считать сообщения о смерти Майкла Сетона. Теперь уже не оставалось никаких сомнений в том, что отважный пилот погиб. Мне пришло в голову, что завтра, может быть, на газетных листках замелькают новые заголовки: «Загадочная трагедия. Девушка, убитая во время фейерверка». Что-нибудь в этом роде.

Как только я позавтракал, к моему столику подошла Фредерика Райс. На ней было простенькое платье из черного марокена с белым гофрированным воротничком. Она казалась еще красивее, чем всегда.

– Мне нужно повидать мсье Пуаро, капитан Гастингс. Он уже встал, не знаете?

– Он сейчас в гостиной, – ответил я. – Пойдемте, я вас провожу.