Убийство Роджера Экройда, стр. 15

– Зачем? – вкрадчиво спросил Пуаро.

Я вздрогнул от неожиданности.

Маленький бельгиец, весь напрягшись, наклонился вперед. Его глаза горели странным зеленоватым огнем. На мгновение инспектор Рэглан растерялся.

– Трудно сказать, зачем он это сделал, – сказал он наконец. – Но убийцы часто поступают странно. Служи вы в полиции, так знали бы это! Самые умные из них совершают глупейшие ошибки. Но пойдемте, я покажу вам эти следы.

Взяв у констебля ботинки, принесенные из гостиницы, Рэглан направился к окну кабинета и приложил их к следам на подоконнике.

– Те же самые, – сказал он уверенно. – То есть это не та пара – в той он ушел. Но эта пара совершенно идентична той, только старая – взгляните, как сношены подметки.

– Но ведь таких ботинок сколько угодно в продаже, – сказал Пуаро.

– Конечно. Я бы не так оценил эти следы, если бы не все остальное.

– Какой глупый молодой человек капитан Ральф Пейтен, – сказал Пуаро задумчиво. – Оставить столько следов своего присутствия.

– Ночь была сухая, – сказал инспектор. – Он не оставил следов на террасе и на дорожке, но, к несчастью для него, земля кое-где на тропинке была сырой. Вот сами взгляните.

В нескольких ярдах от террасы дорожку пересекала тропинка, и там, на размокшей земле, были видны следы. Среди них – следы резиновых подметок. Пуаро прошел несколько шагов и неожиданно спросил:

– А женские следы вы заметили?

– Конечно, – рассмеялся инспектор. – Но здесь проходило несколько женщин и мужчина. Это же самый короткий путь к дому. И узнать, кому принадлежит каждый след, практически невозможно. Но, в конце концов, важны следы на подоконнике. А дальше идти бесполезно – дорога мощеная, – сказал инспектор.

Пуаро кивнул, но глаза его были устремлены на маленькую беседку слева от нас. К ней вела посыпанная гравием тропинка. Пуаро подождал, пока инспектор не скрылся в доме, и посмотрел на меня.

– Вас послал господь, чтобы заменить мне моего Гастингса, – сказал он с улыбкой. – Я замечаю, что вы не покидаете меня. А не исследовать ли нам, доктор Шеппард, эту беседку? Она меня интересует.

Мы подошли к беседке, и он отворил дверь. Внутри было почти темно. Две-три скамейки, набор для крокета, [15] несколько сложенных шезлонгов. Я с удивлением посмотрел на моего нового друга. Он ползал по полу на четвереньках, иногда покачивая головой, словно был чем-то недоволен. Потом присел на корточки.

– Ничего, – пробормотал он. – Ну, возможно, что нечего было и ждать. Но это могло бы значить так много… – Он умолк и словно оцепенел. Затем протянул руку к скамейке и что-то снял с сиденья.

– Что это? – вскричал я. – Что вы нашли?

Он улыбнулся и раскрыл кулак. На ладони лежал кусочек накрахмаленного полотна. Я взял его, с любопытством осмотрел и вернул.

– Что вы об этом скажете, мой друг? – спросил Пуаро, внимательно глядя на меня.

– Обрывок носового платка, – ответил я, пожав плечами.

Он нагнулся и поднял ощипанное птичье перо, похоже гусиное.

– А это что? – вскричал он с торжеством.

Я в ответ мог только поглядеть на него с удивлением. Он сунул перо в карман и снова посмотрел на лоскуток.

– Обрывок носового платка? – произнес он задумчиво. – Может быть, вы и правы. Но вспомните – хорошие прачечные не крахмалят платков. – И, спрятав белый лоскуток в карман, бросил на меня торжествующий взгляд.

Глава 9

Пруд с золотыми рыбками

Мы подошли к дому. Инспектора нигде не было видно. Пуаро остановился на террасе, поглядел по сторонам и сказал одобрительно:

– Une belle propriete [16] Кто его унаследует?

Его слова поразили меня. Как ни странно, вопрос о наследстве не приходил мне в голову. Пуаро снова внимательно поглядел на меня:

– Новая для вас мысль? Вы об этом не подумали, а?

– Да, – признался я. – Жаль!

Он посмотрел на меня с любопытством.

– Хотел бы я знать, что скрывается за вашим восклицанием, – сказал он. – Нет-нет, – прервал он мой ответ, – inutile! [17] Вы все равно не скажете мне того, о чем подумали.

– Все что-то прячут, – процитировал я его, улыбаясь.

– Именно.

– Вы все еще так считаете?

– Убежден в этом более, чем когда-либо, мой друг. Но не так-то просто скрывать что-нибудь от Эркюля Пуаро. У него дар узнавать. Прекрасный день, давайте погуляем, – добавил он, поворачивая в сторону сада.

Мы прошли по тропинке вдоль живой изгороди из тиса, мимо цветочных клумб. Тропинка вилась вверх по лесистому склону холма; на вершине его была небольшая вырубка, и там стояла скамейка, откуда открывался великолепный вид на нашу деревеньку и на пруд внизу, в котором плавали золотые рыбки.

– Англия очень красива, – сказал Пуаро. Он улыбнулся и прибавил вполголоса: – А также английские девушки. Тсс, мой друг, взгляните вниз на эту прелестную картину.

Только теперь я заметил Флору. Она приближалась к пруду, что-то напевая. На ней было черное платье, а лицо сияло от радости. Неожиданно она закружилась, раскинув руки и смеясь, ее черное платье развевалось. Из-за деревьев вышел человек – Гектор Блент. Девушка вздрогнула, выражение ее лица изменилось.

– Как вы меня напугали! Я вас не видела.

Блент не ответил и молча смотрел на нее.

– Что мне в вас нравится, – насмешливо сказала Флора, – так это ваше умение поддерживать оживленную беседу.

Мне показалось, что Блент покраснел под своим загаром. Когда он заговорил, голос его звучал необычно смиренно:

– Никогда не умел разговаривать. Даже в молодости.

– Наверное, это было очень давно, – сказала Флора серьезно, но я уловил смешок в ее голосе. Блент, впрочем, мне кажется, не уловил.

– Да, – подтвердил он, – давно.

– И каково чувствовать себя Мафусаилом? [18] – осведомилась она.

Ирония стала явной, но Блент следовал ходу своих мыслей.

– Помните того типа, который продал душу дьяволу? Чтобы стать молодым. Об этом есть опера. [19]

– Вы имеете в виду Фауста?

– Да. Чудная история. Кое-кто поступил бы так же, если б мог.

– Послушать вас – подумаешь, что вы уже дряхлый старик! – вскричала Флора полусмеясь, полусердито.

Блент промолчал, затем, не глядя на Флору, сообщил ближайшему дереву, что ему пора возвращаться в Африку.

– Еще экспедиция? Стрелять дичь?

– Полагаю – да. Как обычно, знаете ли… Пострелять то есть.

– А эта оленья голова в холле – ваша добыча?

Блент кивнул и, покраснев, пробормотал:

– Вы хорошие шкуры любите? Если да, я всегда… для вас…

– Пожалуйста! – вскрикнула Флора. – Вы серьезно? Не забудете?

– Не забуду, – сказал Гектор Блент. И прибавил в неожиданном порыве общительности: – Мне пора ехать. Я для такой жизни не гожусь. Я неотесан и никогда не знаю, что надо говорить в обществе. Да, пора мне.

– Но вы же не уедете так сразу? – вскричала Флора. – Пока у нас такое несчастье. Ах, если вы уедете… – Она отвернулась.

– Вы хотите, чтобы я остался? – просто и многозначительно спросил Блент.

– Мы все…

– Я говорю только о вас, – напрямик спросил он.

Флора медленно обернулась и посмотрела ему в глаза.

– Да, я хочу, чтобы вы остались, – сказала она. – Если… если от этого что-то зависит.

– Только от этого и зависит, – сказал Блент.

Они замолчали и молча присели на каменную скамью у пруда. Казалось, оба не знают, что сказать.

– Такое… такое прелестное утро, – вымолвила наконец Флора. – Я так счастлива, несмотря на… на все. Это, верно, очень дурно?

– Только естественно, – сказал Блент. – Ведь вы познакомились со своим дядей всего два года назад? Конечно, ваше горе не может быть глубоким. И так лучше, чем лицемерить.