Убийство по алфавиту, стр. 24

— Так вы, значит, говорили не всерьез?

— Все, что я говорил, можно было бы сжать в одну фразу. Вместо этого я без конца повторялся, и только мадемуазель Меган это заметила.

— Но зачем это вам было нужно?

— Затем, чтобы дело не стояло на месте! Чтобы всем казалось, что работы невпроворот! Чтобы начались разговоры!

— Так вы не считаете, что намеченные шаги дадут результат?

Пуаро усмехнулся:

— Не дойдя до конца трагедии, мы начинаем разыгрывать комедию. Не так ли?

— Что вы хотите этим сказать?

— Человеческая драма, Гастингс! Поразмыслите немного. Вот перед нами три группы людей, объединенных общей трагедией. Немедленно начинается вторая драма — и совершенно иная… Вы помните мое первое дело в Англии? О, сколько воды с тех пор утекло! Я соединил двух любящих людей простым приемом — сделав так, что одного из них арестовали по обвинению в убийстве. Ничто другое не помогло бы! Приходит смерть, а мы продолжаем жить, Гастингс… Я давно заметил, что смерть — великая сводница.

— Право, Пуаро, — возмущенно воскликнул я, — я уверен, что никто из этих людей ни о чем ином не думал, кроме как…

— Ну, дорогой мой друг, а сами вы?

— Я?

— Да, вы! Когда они удалились, вы вошли в комнату, напевая какой-то мотивчик.

— Это еще не значит, что я равнодушен к их горю.

— Разумеется, но по тому, что вы напевали, я узнал, о чем вы думаете.

— Вот как?

— Да. Пение вообще очень опасно. Напевая, вы приоткрываете свое подсознание. А вы напевали песенку времен мировой войны. Comme са [56], — И Пуаро запел чудовищным фальцетом:

Яснее не скажешь! Mais je crois que la blonde l'emporte sur la brunette! [57]

— Перестаньте же, Пуаро! — воскликнул я, немного покраснев.

— C'est tout naturel! [58] Вы заметили, какая симпатия внезапно возникла между Франклином Сислеем и мадемуазель Меган? Как он наклонился к ней, как взглянул на нее? А заметили ли вы, какое раздражение это вызвало у мадемуазель Торы Грей? Что касается мистера Дональда Фрейзера, он…

— Пуаро, — вставил я, — у вас романтический склад ума, и это неизлечимо.

— Вот уж нет. Это вы романтик, Гастингс. Я хотел было горячо возразить, но тут дверь отворилась.

К моему удивлению, в комнату вошла Тора Грей.

— Простите за вторжение, — сдержанно произнесла она, — но я кое о чем хотела бы рассказать вам, мосье Пуаро.

— Конечно, мадемуазель. Садитесь, прошу вас.

Она села и минуту молчала, словно не зная, с чего начать.

— Дело вот в чем, мосье Пуаро. Мистер Сислей со свойственной ему доброжелательностью только что дал вам понять, что я оставила Кумсайд по собственному желанию. Он добрый и вежливый человек. Но дело обстоит иначе. Я была готова оставаться там и впредь — дел, связанных с коллекциями, более чем достаточно. Однако леди Сислей пожелала, чтобы я уехала! Я могу ее понять. Она тяжело больна, а от лекарств, которые ей дают, сознание ее несколько помутнено. Поэтому она подозрительна и находится в плену собственного воображения. По непонятным причинам она невзлюбила меня и настояла на том, чтобы я покинула дом.

Я не мог не восхищаться смелостью девушки. Она не пыталась, в отличие от большинства, приукрасить факты и с великолепной отвагой вскрыла самую суть дела. Мое сердце исполнилось восторга и сочувствия.

— По-моему, то, что вы пришли сюда и рассказали все, достойно восхищения, — сказал я.

— Всегда лучше говорить правду, — ответила она с легкой улыбкой. — Я не хочу прятаться за спиной рыцарственного мистера Сислея. А он настоящий рыцарь.

Это было сказано с большой теплотой. Тора Грей явно относилась к Франклину Сислею с глубоким почтением.

— Вы повели себя очень честно, мадемуазель, — сказал Эркюль Пуаро.

— Для меня это было большим ударом, — печально кивнула Тора. — Я и не подозревала о таком отношении леди Сислей. Напротив, я была уверена, что она хорошо ко мне относится. Век живи — век учись, — поджав губы, добавила она.

Тора встала.

— Вот и все, что я хотела сказать. До свидания. Я проводил ее вниз.

— По-моему, она поступила благородно, — сказал я, вернувшись в комнату. — Ею руководило бесстрашие.

— И расчет.

— Какой расчет?

— Она умеет смотреть вперед.

Я недоуменно посмотрел на Пуаро.

— Она прелестная девушка, — сказал я.

— И носит прелестные туалеты. Ее платье из егере marocain [59] и горжетка из серебристой лисы dernier cri [60].

— Какой вы барахольщик, Пуаро! Я никогда не обращаю внимания на одежду.

— Тогда вступите в общество нудистов.

Я хотел было вспылить, но Пуаро внезапно перевел разговор:

— Знаете, Гастингс, я не могу избавиться от ощущения, что сегодня, во время общей беседы, уже было сказано нечто важное. Странно, но я никак не вспомню, что именно. Осталось лишь мимолетное впечатление. Мне кажется, что нечто подобное я уже слышал или видел…

— В Сирстоне?

— Нет, не в Сирстоне… Раньше… Ну да не важно, рано или поздно вспомню…

Пуаро взглянул на меня и — быть может, потому, что я слушал его не слишком внимательно, — со смехом замурлыкал все ту же песенку.

— Когда мы от любви сгораем, то Швецию, и ту считаем раем…

— Пуаро! — воскликнул я. — Идите вы к черту!

Глава 20

Леди Сислей

Когда мы вновь приехали в Кумсайд, там царила атмосфера глубокой и прочно укоренившейся меланхолии. Возможно, это отчасти объяснялось погодой — в тот сырой сентябрьский день в воздухе пахло осенью; отчасти же дело было, видимо, в том, что дом производил впечатление нежилого. Комнаты на первом этаже были заперты, ставни закрыты, а в маленькой комнатке, куда нас провели, было душно и сыро.

К нам вышла деловитая сиделка в платье с накрахмаленными манжетами.

— Мосье Пуаро? — отрывисто спросила она. — Моя фамилия Кепстик. Я получила письмо от мистера Сислея, сообщившего о вашем приезде.

Пуаро осведомился о здоровье леди Сислей.

— Учитывая все обстоятельства, она чувствует себя не так уж плохо.

Под “всеми обстоятельствами”, я полагаю, подразумевалось, что леди Сислей обречена.

— Надеяться на значительное улучшение, конечно, не приходится, но новое лечение немного облегчило ее состояние. Доктор Логан доволен ее самочувствием.

— Но, кажется, надежды на выздоровление нет?

— О, я так бы не сказала! — ответила сиделка Кепстик, несколько смущенная такой откровенностью.

— Вероятно, смерть мужа потрясла леди Сислей?

— Ну, мосье Пуаро, поймите меня правильно, здоровому человеку, находящемуся в трезвом уме и памяти, вынести это было бы куда тяжелее! Состояние леди Сислей таково, что она воспринимает все как сквозь дымку.

— Простите за назойливость, но ведь они с мужем были глубоко привязаны друг к другу?

— Да, они были счастливой парой. Сэр Сирил, бедняга, так убивался из-за жены! Сами понимаете, врачу в такой ситуации особенно нелегко. Врач пустых надежд не питает. Увы, вначале он постоянно тревожился за жену.

— Вначале? Но не впоследствии?

— Люди ко всему привыкают. К тому же у сэра Сирила была его коллекция. Такое увлечение — спасение для человека. Время от времени он ездил на аукционы и, кроме того, вместе с мисс Грей занимался каталогизацией и перестановкой экспонатов по новой системе.

— Ах да, мисс Грей. Она ведь уехала отсюда?