Зависть, стр. 18

Равнодушие Генри злило её, но никак не умаляло гордости, которую она чувствовала за то, что была известна в обществе как его супруга и равная обладательница всего богатства семьи. И хотя ей немного не хватало Изабеллы — та всегда умела наслаждаться прекрасным — Пенелопа была чрезвычайно рада тому, что является единственной миссис Шунмейкер в этом поезде.

— И чего же хочет моя любимая сестра?

Пенелопа повернулась, чтобы наконец-то увидеть силуэт брата, приближающийся к ней с другого конца вагона. Он быстро наклонился, чтобы поцеловать её в щеку, и рухнул на обтянутое бархатом сидение напротив. На его лбу блестели бисеринки пота, а манжеты рубашки были расстегнуты. Пенелопа на мгновение задумалась, но решила не указывать ему, что приходится ему единственной сестрой, и поэтому выбирать любимчиков не из кого.

— У меня есть для тебя задание, — наконец ответила она.

— Задание? — усмехнулся Грейсон, внимательно глядя на сестру такими же, как у неё, голубыми глазами.

— Да, — Пенелопа помедлила и исподтишка взглянула туда, где сидела Диана. Та оторвалась от книги и ответила Пенелопе долгим взглядом карих глаз. Они с сестрой уже переоделись к ужину, хотя бледно-голубое платье Дианы с украшенным кружевом глубоким декольте и пышными рукавами явно не было новым. — Не думаю, что ты будешь возражать, если узнаешь, о чем я хочу тебя попросить.

— Твои интрижки всегда забавны, Пенни.

Младшая Хейз почувствовала новый укол раздражения, услышав свое детское прозвище, особенно после того, как оказала Грейсону любезность, дождавшись его.

— Прошу, не называй меня так.

Он широко улыбнулся, и на белых зубах заиграли отсветы свечей, горящих в подсвечниках под потолком вагона. За окном темнело, и образовывавшиеся тени подчеркивали черты их лиц, совершенно не созданные для добродушных гримас.

— Примите мои извинения, миссис Шунмейкер.

Она улыбнулась в ответ:

— Благодарю, братец.

— Всё для тебя, дорогая сестрёнка.

— Рада это слышать, — продолжила она, стараясь говорить тише, — потому что моё задание потребует от тебя особой деликатности.

— Отчего же?

Пенелопа склонила голову налево и положила длинные тонкие пальцы на изгиб шеи.

— Я бы хотела, чтобы ты проявил внимание, то есть, немного поухаживал за младшей мисс Холланд.

Грейсон замолчал и посмотрел в проход; Пенелопа наклонилась вперед, чтобы видеть то же, что и он. Диана сменила позу и теперь причудливые тени ложились на ее персикового цвета грудь.

— Проявил внимание? — спросил Грейсон, вновь откидываясь на сидение.

Пенелопа жеманно закатила глаза, глядя в зеркало на потолке. Она поправила челку и подумала над следующей фразой:

— Да, но не слишком сильно. Заставь её привязаться к тебе, а затем отстранись. Понимаешь, да? Развлекай её, но не слишком злоупотребляй её чувствами. Она так молода, и с ней ещё можно пару раз поиграть в любовь. — Пенелопа сморщила носик и подмигнула брату. Она не была уверена, что он не спросит, зачем это нужно, но и не желала делиться с ним подоплекой этого странного предложения. — Просто так, ради развлечения. Нам предстоит долгая поездка, да и во время отдыха на море хозяйка должна развлекать и себя, и своих гостей.

Грейсон ещё раз посмотрел в сторону сестер Холланд и повернулся к Пенелопе со слегка изумленным видом. Он запустил пальцы в гладкие темные волосы, а затем пожал плечами, словно ему было всё равно.

— Хорошо, почему бы и нет? Она довольно мила.

— Я же говорила, что тебе непременно понравится моё задание! — рассмеялась Пенелопа, хотя внешность Дианы Холланд её вовсе не тешила.

В следующую секунду в вагон вошёл Генри. Он взглянул на Диану и сразу же обрел вид человека, пронзенного стрелой Амура. Если Грейсон — который тотчас же перевел взгляд с Пенелопы на её мужа — и заметил какую-то связь, то вида не подал.

Затем миссис Шунмейкер встала и положила обтянутые розовым шифоном руки на плечи мужа, заслоняя ему обзор. Прошло несколько секунд, прежде чем их взгляды встретились, но в чёрных глазах Генри не мелькнуло ни проблеска симпатии.

Глава 14

Путешествие может быть долгим, пыльным, жарким и изматывающим даже для самого богатого туриста. Тем не менее, истинная леди никогда не выказывает, что ей неприятно, а посему садится в поезд или на пароход, будучи готовой к искусному притворству.

Журнал моды, февраль 1900 года.

Поезд слегка покачивался, полным ходом двигаясь на юг, но Диана решительно шла по коридорам, придерживая бледно-голубую юбку, чтобы та не мешала её широкому шагу. Она направлялась на север, в то время как стальная змея ползла на юг. Диана выпятила вперед подбородок и на ходу размахивала левой рукой. Её волосы, которые сестра так старательно уложила к ужину, немного растрепались над ушами. В менее рассеянном состоянии она бы признала, что небрежно развевающиеся локоны лишь придают ей очарования. Но сейчас чувства затмили разум, и Диана была полностью поглощена чем-то ей самой неясным. Она осознала, что произносит отдельные слова вслух и постаралась взять себя в руки, пока не начала бормотать себе под нос как дурочка.

Она шла куда глаза глядят, поскольку находилась в столь ветреном и самолюбивом настроении, что ни секунды более не могла оставаться рядом с сестрой. Ужин утомил Элизабет, и сейчас она мирно спала в их купе. Большинство пассажиров тоже спали — в слабо освещенных коридорах царила гробовая тишина. В вагоне Шунмейкеров Пенелопа и Каролина играли в карты, а мужская часть общества после ужина уединилась в той части поезда, куда дамам путь был заказан.

По-хорошему, Диане тоже следовало бы лечь спать, но она была слишком возбуждена. Поездки всегда волновали её: сильные незнакомые запахи, движение, беспокойство об отъезде и прибытии, крики проводников, и собственная усталость и обретение новых сил от смены окружения. Сам поезд тоже приводил её в восхищение: он состоял из тех же комнат и подсобных помещений, что и обычный дом, но слегка меньших по размеру, словно образцовая витрина, населенная манекенами, и все эти комнаты плавно нанизывались друг за другом, как бусины длинного ожерелья.

Но чаще всего Диана беспокойно возвращалась мыслями к Генри и к тому, что после стольких месяцев вновь оказалась рядом с ним. За ужином он был в смокинге, и постоянно бросал на неё беглые взгляды. Шунмейкер сказал, что до сих пор желает только её, и Диане этого было достаточно. Но теперь каждый раз, когда Генри дотрагивался до своей жены, Диана видела его презрение, а каждый раз, когда смотрел на неё, ощущала легкое прикосновение губ к своей лилейной шейке. От таких мыслей никак не уснуть. Диана чувствовала себя персонажем романа, который писала сама: героиня упрямо твердит, что слишком предубеждена для любви, а рассказчик продолжает описывать её томления.

Поэтому она отправилась в путешествие по коридорам вагонов поезда в темпе более подходящем для увеселительной прогулки в парке. Она просто шла и в любом случае больше была поглощена собственными мыслями, нежели окружающей обстановкой. За окнами проносились освещенные лунным светом уголки страны, которых она никогда не видела, и которыми заинтересовалась бы в обычное время, но сейчас Диана даже не остановилась посмотреть. Время шло, а она все ещё шагала. Единственное, что остановило её беспокойный ход — звук её имени, за которым сразу же последовало прикосновение чьих-то ладоней к её руке.

Она развернулась на каблуках и уставилась на мужчину, на чьем пути оказалась. Они стояли в узком межвагонном тамбуре: Диана спиной к настенной панели, а Генри Шунмейкер напротив неё. Его гладкая кожа отливала золотом даже в приглушенном свете, а глаза немного припухли, что она не преминула заметить. Он смотрел на неё пронзительно, как человек, долго пробывший в пустыне, смотрит на стакан воды.

— Ди, прости меня, — устало произнес он.

Она окинула взглядом коридор, чтобы удостовериться, не подглядывают ли за ними. Генри настиг её в небольшой клетушке без окон, освещенной лишь несколькими свечами.