Саммерхилл - воспитание свободой, стр. 38

Справедливо будет сказать, что целью строгой домашней дисциплины является кастрация в самом широком смысле — кастрация жизни как таковой. Никакой послушный ребенок никогда не сможет стать свободным мужчиной или женщиной. Ни один ребенок, которого наказывают за мастурбацию, никогда не сможет достичь полного сексуального удовлетворения.

Я сказал, что родитель хочет сделать своего ребенка тем, кем он сам хотел, но не сумел стать. Но надо добавить: всякий подавленный в свое время родитель в то же время не хочет, чтобы его дитя получило от жизни больше, чем получил он. Родители, которые сами не живут полной жизнью, не позволят и детям быть живыми. И у такого родителя всегда есть преувеличенный страх перед будущим. Он надеется, что детей спасет дисциплина. Отсутствие уверенности в самом себе вынуждает его принимать идею бога, который может заставить человека быть хорошим и честным. Дисциплина, таким образом, ответвление религии.

Главная разница между Саммерхиллом и обычной школой состоит в том, что в Саммерхилле верят в личность ребенка. Мы знаем, что, если Томми хочет стать врачом, он будет сам, по собственной воле заниматься, чтобы сдать вступительные экзамены. А школа, которая построена на жесткой дисциплине, уверена в том, что Томми, если его не бить, не давить на него или не заставлять заниматься в определенные часы, никогда не станет врачом.

Я уверен, что из школы дисциплину в большинстве случаев легче убрать, чем из семьи. В Саммерхилле, когда семилетний ребенок делается источником беспокойства для всех, свое неодобрение выражает сообщество. Поскольку социальное одобрение — это то, чего хочет каждый, ребенок сам научается вести себя хорошо, и никакой особенной внешней дисциплины не требуется.

В семье, где перемешано так много эмоциональных факторов и разных обстоятельств, все не так просто. Раздраженная мать семейства, занятая приготовлением обеда, не может выразить своему разбаловавшемуся ребенку общественное неодобрение. Не может этого сделать и усталый отец, когда обнаруживает свою свежезасаженную грядку затоптанной. Я хочу подчеркнуть: главное состоит в том, что в семье, где ребенок с самого начала растет в условиях саморегуляции, обычные требования дисциплины просто не возникают.

Несколько лет назад я ездил в гости к моему другу Вильгельму Райху в Майн. Его сыну Петеру исполнилось тогда 3 года. У самого крыльца было глубокое озеро. Райх и его жена просто сказали Петеру, что он не должен подходить к воде. Никогда не подвергавшийся злобной дрессировке и поэтому доверявший родителям Петер и не приближался к воде, а родители знали, что им не о чем беспокоиться. Те родители, которые устанавливают дисциплину в семье страхом и властью, живя на берегу такого озера, находились бы в постоянном напряжении. Дети обычно настолько привыкают к родительской лжи, что, когда мать говорит: «Вода опасна», — они ей просто не верят. У них, наоборот, возникает желание пойти к воде.

Ребенок, которого заставляют подчиняться, будет выражать свою ненависть к власти, нарочно раздражая родителей. И правда, плохое поведение детей по большей части является наглядным доказательством неправильного обращения. Любой нормальный ребенок примет родительское поучение, если в семье есть любовь. Если же в семье живет ненависть, ребенок либо не слышит никаких аргументов, либо воспринимает все негативно: разрушает, лжет и дерзит.

Дети мудры. Они отвечают любовью на любовь и ненавистью на ненависть. Они с готовностью откликаются на дисциплину того типа, который присущ сплоченной команде. Я утверждаю, что человек по своей природе так же не плох, как не плохи по природе кролик или лев. Посадите собаку на цепь, и хорошая собака превратится в плохую. Приучите ребенка к строгой внешней дисциплине — и хороший общительный ребенок превратится в скверное, неискреннее, злое существо. Грустно говорить, но большинство людей уверены, что плохой мальчик — это тот, кто хочет быть плохим. Они полагают, что с помощью бога или большой палки можно вынудить ребенка принять решение быть хорошим, а если он откажется это сделать, тогда уж они позаботятся о том, чтобы он как следует пострадал за свое упрямство.

В некотором смысле в духе старой школы воплощено все то, за что ратует дисциплина. Недавно директор одной большой мужской школы, когда я спросил его, какие у него мальчики, ответил: «Такие, что выходят из школы и без идей, и без идеалов. Они станут пушечным мясом в любой войне, ни разу не остановившись, чтобы подумать, из-за чего идет эта война и почему они принимают в ней участие».

За последние почти 60 лет я ни разу не ударил ребенка. Но, будучи молодым учителем, я с легкостью использовал ремень, ни разу не остановившись, чтобы подумать. Теперь я никогда не бью детей: я осознал опасности битья и полностью отдаю себе отчет в том, что за ним всегда скрывается ненависть.

В Саммерхилле с детьми обращаются, как с равными. В общем и целом мы уважаем личность и индивидуальность ребенка так же, как мы уважали бы личность и индивидуальность взрослого, зная, однако, что ребенок отличается от взрослого. Мы, взрослые, не требуем, чтобы взрослый дядя Билл доел все со своей тарелки, если ему, скажем, не нравится морковь, или чтобы отец обязательно вымыл руки. Постоянно поправляя детей, мы заставляем их чувствовать свою неполноценность, оскорбляем их естественное достоинство. Все это вопрос о соотношении ценностей. Ради бога, ну что, в самом деле, случится, если Томми сядет за стол с невымытыми руками?

Дети, воспитанные в духе неправильной дисциплины, проживают большую ложь длиною в жизнь. Они никогда не решаются быть самими собой, делаются рабами установленных кем-то бессмысленных обычаев и манер, без вопросов принимают свой глупый воскресный наряд, потому что душа дисциплины — это страх проверки. Наказание со стороны товарищей по играм не вызывает страха, но, когда наказывает взрослый, страх приходит автоматически, поскольку взрослый — большой, сильный и внушающий страх, и, что важнее всего, он — символ родителя, которого ребенок боится.

На протяжении почти 40 лет я наблюдал, как злобные, нахальные, полные ненависти дети вступают в свободную атмосферу Саммерхилла. В каждом случае перемены происходили постепенно. Со временем эти испорченные дети стали счастливыми, общительными и дружелюбными.

Будущее человечества принадлежит молодым родителям. Если они произволом, властностью разрушат жизненные силы в своих детях, то преступления, войны и нищета никогда не исчезнут. Если они пойдут по стопам своих строгих родителей, они утратят любовь собственных детей, потому что никто не может любить то, чего боится.

Невроз начинается с родительского насаждения дисциплины, которое прямо противоположно родительской любви. Человечество не может быть добрым, если подходить к нему с ненавистью, наказанием и подавлением. Единственно возможный путь — это путь любви.

Сама атмосфера любви без всякого принуждения со стороны родителей способна снять многие проблемы детства. Я хочу, чтобы родители это поняли. Если их дети растут в семье, где царит атмосфера любви и приятия, никогда не возникнут злобность, ненависть и страсть к разрушению.

Поощрения и наказания

Обычай вознаграждать ребенка таит в себе меньшую опасность, чем привычка его наказывать, но этот обычай тоже подрывает нравственность ребенка, хотя и более тонким образом. Награды не только не нужны — они приносят вред. Награждать ребенка за что-то им сделанное равносильно признанию, что само по себе это дело не стоило того, чтобы им заниматься.

Ни один художник никогда не работает только за денежное вознаграждение, не меньшей наградой служит для него радость созидания. Кроме того, награды поддерживают самые скверные черты соревновательной системы. Сделать что-то лучше, чем кто-то другой, — скверная цель.

Раздача наград плохо психологически влияет на детей, поскольку порождает зависть. Нелюбовь мальчика к младшему брату часто начинается с материнской реплики: «Твой маленький братик делает это лучше, чем ты». Для ребенка такое материнское высказывание есть награда, выданная его брату за то, что тот лучше его.