Зона действия, стр. 32
Яшка чувствовал, что лоб покрыла испарина, но никак не мог стереть ее, так как руки были спеленаты одеялом. Мария Федоровна достала из сундучка вышитый рушник, намочила его и приложила ко лбу мальчика.
Савелий Иванович хлопотал на кухне. Яшка догадывался, что он чистит картошку, но нож у него выскальзывает из рук и падает на пол. Комендант что-то неразборчивое бормотал, а Мария Федоровна строжилась:
— Опять про себя выражаешься, Савва? Иди-ка лучше, помощничек, в магазин и купи дрожжевое тесто.
Яшка вздремнул. Когда он проснулся, то около себя увидел Марфушу и Антошку. Девочка положила на лоб Яшки свою теплую розовую ладошку и весело сказала:
— Яков, ты симулируешь болезнь. Хитер бобер.
Яшка широко улыбнулся и в самом деле почувствовал себя совсем здоровым.
— Как хорошо, что вы здесь, — сказал он. — Мне вас так не хватало.
За столом сидел Глеб Коржецкий и нахваливал пироги. От их терпкого хлебного запаха щекотало в ноздрях, и Яшка сказал:
— Когда я недавно пек оладьи, запах был другим.
— Другим, — захохотал Коржецкий. — Я вынужден был открыть окна, и пожарная машина остановилась около нашего дома. Бдительные пожарники долго думали, направить струю воды из брандспойта в нашу квартиру или подождать.
— Неужели оладьи пригорелым пахли? — сделал удивленное лицо Яшка. — Между прочим, ты их все съел.
— Съешь, если вы с Марфушей меня впроголодь держите.
Антошке нравилась эта перепалка. Так могли себя вести только настоящие друзья.
Он еще в коридоре услышал скрип половиц и могучий бас:
— Как князья, в хоромах живете.
И Антошка сразу догадался, что с Хромым Комендантом идет управляющий трестом Казанин.
И еще Антошка подумал, что если управляющий еле пролазит через дверцы своего «газика», то пройдет ли он в узкую дверь квартиры? Казанин протиснулся боком, осмотрелся и сказал:
— Мир дому вашему. Насчет княжеских хоромов я преувеличил, но все-таки лучше, чем в бараке. Помнишь, Савелий Иванович, как в наше время строители жили?
Хромой Комендант кивнул.
— Как не помнить, помню, жизнь на колесах провел — все повидал. Добрая полсотня мужиков в одном закутке с полатями, портянками да клопами пахнет, а за ситцевой перегородкой жены с младенцами.
Слушал Антошка этих старых уже людей, и все их рассказы казались давней историей.
Когда он читал поэта Маяковского, то ему почему-то в первую очередь запомнились слова о Кузнецкстрое: «Здесь будет город-сад!» А вот о том, что эти слова повторяли люди, которые жевали промерзший хлеб, жили в промерзающих землянках и строили город-сад, это для Антошки оставалось в тени. А они, эти люди, оказывается, теперь сидят рядом с ним, такие обыкновенные и в то же время необычные. Они все-таки построили город-сад и огромный Кузнецкий комбинат, на площади которого Антошка видел горделиво стоящий на постаменте грозный танк.
Казанин с аппетитом уминал пироги и хвалил Марию Федоровну.
— Учтите, чтобы наполнить меня такой вкуснятиной, нужна целая столовая, — шутил он.
— Не волнуюсь, потому как знаю, что толстяки едят меньше, чем вот такие тонкие мужики, как наш Глеб, — успокоила управляющего хозяйка.
— Встретил сегодня Андрея Севастьяновича Филиппова, — без всякого перехода сказал Казанин. — Запомни, комсорг, эту фамилию, — взглянул он в сторону Коржецкого, — во время Кузнецкстроя Андрей Севастьянович был самым знаменитым человеком. Академик Бардин, главный инженер строительства комбината, и землекоп Филиппов больше всего интересовали зарубежную прессу. Американские газеты называли Андрея Севастьяновича человеком-экскаватором. На подготовке фундамента под доменную печь Филиппов простой лопатой столько перебрасывал земли, что с такой работой мог справиться только экскаватор того времени.
Многие не верили, что человек способен выполнять норму на 300, 400, 600 процентов! А он с каждым днем увеличивал темпы.
Антошка представил Филиппова человеком богатырского сложения, таким, каким, скажем, был сам Казанин.
— Каким он был, этот железный человек? — спросил Коржецкий.
Казанин хитро улыбнулся:
— Нет, он не был богатырем. Щеки у него впалые, через рубашку ребра видны — жратва тогда, сами знаете, была бедная. Но зато руки у Севастьяновича свиты из мускулов. И еще, разумеется, человек имел свои секреты. И длина черенка, и форма лопаты, и способ держать черенок у него был свой — от золотоискателей шел.
— Откуда у человека бралась такая сила? — спросил Антошка. Казанин посмотрел на мальчика и одобрительно пробасил:
— Вот в чем суть — откуда он брал силу, чтобы заслужить название человека-экскаватора? Я не люблю громких слов. Часто чувствую неискренность людей, которые произносят эти слова. Высокие слова, такие, как «коммунизм», я бы вообще запретил трепать людям случайным. А вот Андрея Севастьяновича слушал бы и слушал. Он любил говорить о коммунизме, о мировой революции. Этот человек жил и живет высокими идеями. Он тогда копал землю не под фундамент доменной печи, а строил коммунизм. В своих будничных конкретных делах он видел завтрашний день страны. Этому, комсорг, мы должны учить людей. Коммунизм складывается из дел каждого из нас, больших и малых дел. И когда человек понимает это — он не станет выполнять нормы на триста процентов за счет простоя других. Ему совесть не позволит.
— Золотые слова, — подтвердил Хромой Комендант. — Оказывается, и о Лорине знаешь. А Глеба, слышь, стращают лишить партийного билета за политическую близорукость.
— Грозила синица море поджечь, — сказал Коржецкий.
— Верно, комсорг, держись, если чувствуешь, что за правое дело воюешь.
Хромой Комендант кивнул:
— И я тоже говорю. Великое дело — борьба за коммунистический труд. Но если организация его попала в руки политических карьеристов, а исполняется нечистоплотными людьми, — ничего хорошего не дождешься.
Казанину надо было ехать домой. Он еще не перевез семью в поселок и вынужден был курсировать между Новокузнецком и Запсибом. На это уходило время, и к Новому году управляющий намеревался справить новоселье.
Прощался он со всеми за руку.
— У вас здесь веселая компания — век бы не уезжал.
Потом Казанин подошел к Яшке и пристально стал всматриваться в него.
— На кого-то из знакомых похож, а на кого — не могу понять…
— Да это же Лорин, Яша, — подсказала Мария Федоровна. — Приболел чуток.
Яшка приподнялся с постели и виновато сказал:
— Николай Иванович! Виноват я.
— Ну, говори, — заинтересовался управляющий. — Вроде бы в моем ведомстве не работаешь.
— Как сказать, — засмеялся Коржецкий. — Он у нас в комсомольском штабе. Так что…
И Яшка, волнуясь, стал рассказывать, как разговаривал с дозаторщицей бетонорастворного узла и от имени комсомольского штаба не велел ей без очереди отпускать бетон бригаде Лорина.
— Вот дела! — хохотнул Казанин. — Да у тебя, Глеб, смена растет что надо.
Он ткнул пальцем Яшку в грудь и весело подмигнул:
— Если случится еще раз — такой же приказ отдавай… Выздоравливай, дружок, дел на стройке хватает.
Глава пятнадцатая. Яшку навещает мама. Антошка выдерживает «психическую» атаку бульдозериста. Рабочий класс — это совесть
На другой день в комнату Хромого Коменданта пришла гостья — Изольда Яковлевна. Она держала себя виновато, села в уголок, поставила на пол свою объемистую сумку и стала выкладывать на стол «передачу»: кусок буженины, круг копченой краковской колбасы, ломоть розовой лососины, баночку паюсной икры. Мария Федоровна недоуменно смотрела на гостью.
— Зачем вы столько добра принесли? — строго спросила она.
— Для родного сына я разве что-нибудь пожалею.
Яшка отвернулся к стенке, чтобы не видеть мать. Но по запахам, наполнившим комнату, он догадывался о вкусной еде, которой решила побаловать его родительница.
Изольда Яковлевна явно перед Марией Федоровной заискивала.
— Вы и сами кушайте, — ласково говорила она. — В наше время этих деликатесов днем с огнем не сыщешь. А вы — кушайте, разве мне жалко для добрых людей.