С тобой товарищи, стр. 15
На последнюю фразу у Саши едва хватило дыхания.
Мороз. Снег скрипел под ногами. Все сверкало кругом, снежинки вспыхивали тут и там синими и зелеными огоньками, гасли и опять зажигались, как будто играя в прятки. Юлька и Саша молча шли по белой аллее, сердце у Саши тревожно и быстро стучало. Он ведь знал, что Юлька совсем обыкновенная девочка, но сейчас, когда все так таинственно — тишина, безмолвные тополи, мерцание снежинок — и особенно после стихов, Юлька казалась непохожей сама на себя. Саша робко вглядывался в измененное лунным светом лицо. Какая-то новая, прекрасная девочка идет рядом с ним. О чем она думает? Саша хочет спросить и не смеет…
Но вот они вошли в тень, которую их пятиэтажный дом отбросил на снег, разделив таким образом сквер на две половины. Здесь погасшие снежинки не вели хоровода, и Юлька снова стала собой: чуть выдающиеся скулы, покатый лоб из-под высоко сдвинутой шапки, только иней густо запушил ресницы и брови да темные глаза неспокойно блестят.
Юлька разжала смерзшиеся губы:
— Ты написал про героиню. Наверное, у нас есть такие девочки. Но ведь не про меня же ты написал.
И тут из-за угла выбежал Костя с Джеком на поводке. В несколько скачков они настигли Сашу и Юльку. Со счастливым лаем Джек кинулся к Юльке.
— Здравствуй, Джек! Ну вот, я победила! Костя, а знаешь, теперь-то мне кажется — я не буду никогда шахматисткой. Нет, не суметь!
— Как не будешь? — воскликнул пораженный Саша. — Ты должна стать мировой чемпионкой. О тебе напишут в газетах. Ты и сама напишешь книгу: «Мои дебюты. Ю. Гладкова». Тебе будут дарить корзины цветов, а не какие-нибудь два-три ириса. Везде твои фотографии, снимки! В кино — везде ты. Юлька, как тебе в голову пришло сомневаться?!
— Так интересно играть, — и слушая и не слушая Сашу, вслух вспоминала Юлька, — все забываешь на свете! Когда черные начали наступление и я заранее угадывала все ходы Аллы, как было интересно! А когда ребята закричали «ура», и Анатолий Лаврентьевич стал поздравлять, и тут еще десятиклассники собрались вокруг, мне сделалось страшно, так страшно! Я чуть не призналась, что нечаянно выиграла. Я подумала — а вдруг и верно случайно? Но я хочу непременно добиться, чтоб наша школа в междушкольном турнире вышла на первое место.
— Ага! Все-таки хочешь! — крикнул, радуясь, Костя.
— И с Чугаем помериться хочешь?
— С Чугаем? Конечно! — ответила Юлька. — Не успокоюсь, пока не добьюсь над Чугаем победы. Нет, нет, нет!
Она говорила и смотрела туда, где тень от дома обрывалась резкой чертой. Там на снегу зажигались и гасли, снова вспыхивали и мерцали разноцветные искры. Белый сквер был торжественен, тих и задумчив, как в новогоднюю ночь. И луна заливала всю землю и небо ярким холодным сиянием.
— Теперь никогда не захочешь остановиться, — сказал Костя. — Уж я знаю, Юлька, тебя!
— Тебе, наверно, больше не хочется быть ни учительницей, ни хирургом? — спросил Саша.
— Наоборот, очень хочется, — лукаво ответила девочка. — А как же Ботвинник: инженер и мировой чемпион!
Юлька смеялась. К ней вернулись веселость, уверенность и привычка командовать.
— Саша, думай о завтрашнем сборе. Вдруг возникнет новая мысль! Что-то будет? Что будет? До свидания. Бери с собой Джека!
И она убежала по белой дорожке, и Костя ушел вслед за ней.
А Джек грустно поплелся за Сашей, недоумевая, должно быть, почему мальчик так молчалив.
Глава XIII. Крушение
Нет, не о сборе думал Саша, до поздней ночи ворочаясь с боку на бок в кровати и тяжко вздыхая. Утром впервые Джек его не разбудил. Положив морду на вытянутые лапы, Джек сладко всхрапывал, когда мальчик проснулся.
За окнами тьма, никаких признаков рассвета. Мальчик натянул на голову одеяло, стараясь снова заснуть, но перед глазами возник вчерашний турнир. Шум, крики, цветы, поздравительные речи, десятиклассники, обступившие Юльку, озадаченный Анатолий Лаврентьевич… Вот оно, торжество!
Саша не мог больше спать. Он сел на кровати. Джек, услышав, вскочил, потянулся, сладко зевнул и приветственно застучал хвостом об пол.
— Который час, как ты думаешь, Джек?
Саша зажег свет. Без четверти семь.
В коричневой, блестящей от лака раме на этажерке стоял вольтметр. Как он прочен, изящен, красив!
«Неужели я его сделал? Даже не верится! — разглядывая чудо-прибор, думал с гордостью Саша. — Неужели они не оценят?»
Оценят! Вся школа узнает — учителя и ребята!
«Прибор Емельянова! Вы видели прибор Емельянова? Слышали?!»
Вихров нарисует в газету Сашин портрет, Богатов напишет статью. Надежда Димитриевна скажет…
В это утро Саша ни о чем решительно не мог думать, кроме того, какая шумная слава, какие почести ждут его в школе.
Вчерашний Юлькин триумф вскружил Саше голову. Он хотел тоже триумфа, не меньше!
Он оделся и так усердно приглаживал свой непослушный зачес, который каждое утро топорщился дыбом, и так тщательно мылся и чистился, как будто собирался в Большой театр на «Лебединое озеро».
Время тянулось бессовестно медленно, минутная стрелка еле доползла до четверти восьмого.
Зимнее, спросонок туманное утро чуть тронуло рассветом краешек неба где-то там, за домами. Вот яснее проступила в небе гряда. Это дым из фабричной трубы, ветер несет его на восток. Вот откуда-то выплыло облачко и вдруг вспыхнуло неярким розовым светом.
Саша вышел из дому.
Слегка вьюжило. Сухо шурша, вилась под ногами позёмка. Облачко быстро погасло, белесая, плотная туча поднималась с востока и все шире и выше расползалась по небу.
Саша отвел Джека к Юльке, но не дождался Гладковых. Он спешил. Нетерпение, страх и надежда гнали его, не давали покоя. Он постоял на крыльце, пока открылись школьные двери.
— Ранний нынче какой! — сказала тетя Дуся, уборщица.
Мальчик юркнул мимо нее в раздевалку. Там он знал одно потайное место позади шкафчика, в котором хранились чернила, куски мела и другая школьная утварь, — вполне надежный уголок.
Саша сдвинул шкафчик и, раньше чем тетя Дуся вошла в раздевалку, спрятал в углу вольтметр.
— Балуешься? — спросила тетя Дуся, кинув взгляд на длинные ряды вешалок, но, не заметив ничего подозрительного, выдала Саше жетон на пальто. Он пошел в класс.
Странно, когда школа пуста: гулкое эхо отвечает шагам, неясную тревогу будит в душе тишина.
Но вот раздался топот ног, и с улицы вместе с клубами морозного пара ворвались говор, смех, суета. Зашумевшая школа стала привычной, понятной.
Стоя в дверях класса, Саша встречал хлынувших потоком ребят.
— Емельянов, здравствуй!
— Эй, был вчера на турнире?
— Здравствуй. Конечно, как же не быть?
В коридоре, где толпились старшие ребята, речь шла о том же.
— Чугай! Придется тебе играть с семиклассницей.
— Да, — ответил Алеша, и в тоне его не прозвучало, как прежде, насмешливой нотки.