Слоны умеют помнить, стр. 14

— Я вам сочувствую. Но мне кажется, что если вы любите друг друга и хотите пожениться, то нет никаких причин не делать этого. Я должен сказать, что у меня есть кое-какая информация об этой трагедии. Причины ее неизвестны.

— Я знаю, что это было двойное самоубийство по взаимному соглашению. Но…

— И вы хотите узнать его причину. Не так ли?

— Так. Точнее, этого хочет Селия, ее беспокоит это, а значит, и меня беспокоит. Насколько мне известно, ни за кем из родителей Селии никакой вины не замечено, споров между ними не было…

— А вы знали родителей Селии?

— Да. В сущности мы с ней знакомы с самого раннего детства. Мои родители и ее жили в Малайе неподалеку друг от друга, и когда мы приезжали на каникулы, то общались. Она всегда нравилась мне. Потом так случилось, что мы много лет не виделись. Когда моя мать была в Малайе, ей кто-то говорил, что это не было самоубийством. Я не верю этому, но мы с Селией хотели бы иметь кое-какие доказательства.

— Я понимаю вас… Но какое все это имеет сейчас значение для вашей невесты и для вас? Какая разница, погибли ли они в авиационной катастрофе, или от другого какого несчастного случая, или в результате самоубийства?

— Я согласен с вами, но Селия так не думает.

— А вам не приходило в голову, что по прошествии стольких лет выяснить точно, что произошло, почти невозможно? И потом, какое отношение это прошлое может иметь к настоящему?

— Это не имело бы никакого отношения, если б моя мать не вмешивалась в дела, которые ее не касаются. Раньше Селия по этому поводу не задавалась никакими вопросами. Дома ее в то время не было, она училась в Швейцарии. В детстве все воспринимается гораздо проще…

— Я не против того, чтобы заняться этим делом, — проговорил Пуаро. — Человеку свойственно любопытство. И если его внимание приковывается к какому — либо событию или факту, он, конечно, хочет добраться до сути. Но давайте зададимся вопросом: а разумно ли сейчас копаться в этой трагедии?

— Может быть, и нет, — кивнул Десмонд.

— Вот видите! Тем более, что прошло так много времени…

— Насчет времени я не могу согласиться с вами. Докопаться до истины никогда не поздно.

— Интересная мысль. Почему же вы так считаете?

— Дело в том, что есть люди, которые, как мне кажется, могут рассказать вам многое, если, конечно, захотят. Я полагаю, что мне они ничего не скажут, потому что не захотят, и Селии не захотят. А вот вы что-нибудь узнать у них сможете.

— Интересно! — воскликнул Пуаро.

— Лично я об этих событиях мало что знаю. Но кое — что отдаленно слышал. Кто-то из них был болен психически. Как будто бы это была леди Рейвенскрофт, кажется она какое-то время лежала в психиатрической клинике. Говорили, что в молодости с ней произошла какая-то трагедия, связанная с гибелью ребенка. В общем, эта история в какой-то степени ее касалась.

— Это не ваши собственные сведения…

— Конечно, нет. Это рассказывала моя мать, от кого-то она все это слышала, когда жила в Малайе. Они ведь там собирались вместе и от безделья ужасно много сплетничали.

— И вы хотите знать, правда ли то, что говорила ваша мать?

Десмонд кивнул.

— Насколько я понял, мисс Селия не хочет выходить за вас замуж, пока не узнает, было или не было у ее матери психического расстройства, которое может передаться и ей.

— Во всяком случае, она это вбила себе в голову. И в какой-то степени это спровоцировала моя мать. Я думаю, что кроме слухов и злобных сплетен, у нее нет никаких других доказательств.

— Выяснить этот вопрос весьма непросто, — заметил Пуаро.

— Но о вас говорят, что вы чрезвычайно проницательны. Вы так умеете расспрашивать, что человек выдает вам все без утайки.

— Кого же я должен расспросить? Я полагаю, когда вы говорили о тех, кто жил с Рейвенскрофтами на Малайе, то вы не имели в виду коренных жителей. Вы имели в виду англичан?

— Конечно, хотя я думаю, что они позабыли все подробности, а некоторые вообще умерли. Я допускаю, что моя мать слышала всякие гнусные сплетни, но не исключаю того, что она и сама кое — что придумала.

— И вы полагаете, что я в состоянии…

— Господи, конечно же, я не собираюсь просить вас ехать в Малайю.

— Вы, кажется, сказали, что есть люди, которые что-то знают?

— По-моему, есть два таких человека. В то время они жили в Малайе.

— Сами вы не хотите обращаться к ним.

— Нет. Во-первых, они ничего не скажут, а во-вторых Селии это не понравится. Они очень хорошие люди, и именно поэтому они знают… Я очень бестолково говорю все.

— Напротив. Все ясно, и вы заинтересовали меня. А Селия не будет возражать против того, что я захочу с ними встретиться?

— Я не особенно обсуждал с ней этот вопрос. Но я знаю, что она очень любила и Медди и Зили.

— Медди и Зили?

— Да, так их звали. Сейчас я все объясню. Когда Селия была маленькой, как раз в ту пору мы с ней познакомились. У нас была гувернантка — француженка. Медди — это сокращенное от мадемуазель. Медди была очень славная, мы любили играть с ней. Я думаю, она сможет вам рассказать много.

— А кто Зили?

— Она тоже гувернантка. Медди жила у них года два — три, а потом вернулась во Францию или в Швейцарию, я толком не помню. А вместо нее приехала Зили. Она была моложе Медди. Слово мадемуазель разделили на два слога: Медди и Зили. Вторую девушку звали Зили. Она была очень хороша собой и веселая. Мы все были влюблены в нее. И даже генерал благоволил к ней, потому что она хорошо играла в карты. Они вместе играли в пикет и другие игры.

— И леди Рейвенскрофт тоже играла?

— Конечно. Она очень любила Зили, и Зили отвечала ей полной взаимностью. Когда кончился срок занятий с детьми, она уехала домой, но потом снова вернулась к ним.

— Почему?

— Леди Рейвенскрофт болела, и Зили ухаживала за ней. В общем, была вроде компаньонки. Точно я не знаю, но мне почему-то кажется, что, когда случилась трагедия, Зили была там. По-моему, она должна знать причину.

У вас есть их адреса, мистер Бертон-Кокс? — спросил Пуаро.

— «Я их раздобыл. Я бы очень просил вас встретиться с ними. Я понимаю, что прошу слишком многого… — Десмонд обескуражено смолк.

Пуаро внимательно посмотрел на него:

— Посмотрим, что из этого получится, — проговорил он.

Книга вторая

«Длинные тени»

Глава 11

Старший инспектор Гарроуэй и Пуаро

Старший инспектор Гарроуэй сидел напротив Пуаро. Джордж поставил на стол бутылки с виски и содовой водой и стакан с темно — красной жидкостью.

— Что это? — заинтересованно спросил Гарроуэй.

— Сок черной смородины, — сообщил Пуаро.

— У каждого свой вкус, — философски заметил старший инспектор.

— Он помогает от простуды.

— Вот как! — Инспектор отхлебнул из своего стакана. — Теперь давайте поговорим о самоубийстве. Все-таки это самоубийство.

— Я причинил вам кучу всяких хлопот, — извиняющимся тоном проговорил Пуаро. — Но я, как один из героев рассказа Киплинга, страдаю ненасытным любопытством.

— Ненасытное любопытство — сильно сказано. Я читал Киплинга. Он мне нравится…

— Я понимаю, что послал вам слишком длинный список вопросов, но я так мало знаю об этих людях.

— Меня заинтриговало не количество вопросов, а их разнообразие. Что только вас не интересует: психиатры, врачи, у кого были деньги, кому они достались, кто хотел бы получить их деньги. Фасоны женских причесок, поставщики париков… Кстати, парики пакуют в очень красивые розовые картонки.

— И у вас на все вопросы нашлись ответы. Я потрясен!

— Случай был достаточно экстраординарный, поэтому в процессе расследования мы сделали полное описание всего, завели специальное досье. Вот оно! — И старший инспектор подвинул к Пуаро листы бумаги. — Здесь все. Парикмахерская фирма, где заказывались парики, находилась на Бонд — стрит. Очень дорогая фирма. Называлась «Юджин энд Розенталь». Сейчас в этом помещении находится зоомагазин. Два ее работника, первоклассные специалисты, ушли в отставку. Среди их клиентов была в основном привилегированная публика, и в их числе леди Рейвенскрофт. Мистер Розенталь живет теперь в Челтенхеме, у него там свое парикмахерское дело «Стильные прически и косметика». Как говорили в дни моей молодости: тот же человек, но в другой шляпе.