Весёлый камушек, стр. 9
Кондрат затеребил Сёму:
— Сём, Сём!..
Сёма глубоко вздохнул и опять засопел. Кондрат поднялся, посадил брата и начал трясти его:
— Сём, да проснись же! Сём, домой пойдём.
Сёма проснулся и захныкал:
— Ну, чего…
— Не реви, домой пойдём. Хлеба с молоком поедим, на кровать под одеяло ляжем.
— Вместе? — оживившись, спросил Сёма.
— Вместе. Вставай.
Братья вышли за порог и испуганно отпрянули. Что-то огромное, чему не было названия, неслось на них с высоты. Сейчас схватит и понесёт к грозному, тысячеглазому небу… Вот оно крылато взмахнуло и… выпрямилось.
— Это дерево, не бойся, — не узнавая своего голоса, сказал Кондрат. — От ветра оно.
— Боюся.
— Мы бегом. Прямо, направо, а там поле и дом.
— Ни, страшно, — отступил в сторожку Сёма.
— Ну ладно, обождём утра, — легко согласился Кондрат.
Они сели на лавку и стали ждать утра. Сёма поёрзал, встал на колени и уткнулся в окно.
— Осторожно, стекло треснет.
— Как в чулане? — спросил Сёма.
— Так это ты разбил? — догадался Кондрат.
— Я. Только я не бил. Я паука раздавил, а оно и треснуло.
— А что же ты матери не сказал?
— У-у, какой умный! А если мамка лупцовки обещала задать, кто разбил.
— И ты на меня свалил? — возмутился Кондрат.
— Ни-и, — запротестовал Сёма, — я не свалил. Мамка спросила: «Ты разбил?» Я сказал — не я. Тогда мамка говорит: «Значит, Кондрат, больше некому». И велела тебя звать.
Кондрат помолчал.
— И тебе не жалко, если б мне ни за что попало?
— А тебя же ни разу не драли — интересно.
— Хорош гусь! — сказал Кондрат.
Небо за окном быстро светлело, таяли и пропадали звёзды, и молочный туман густо покрыл травы.
— Пошли.
Они вышли, посмотрели на высокое, совсем нестрашное дерево прямо перед сторожкой.
— Сыро как, — зябко поёжился Сёма.
— Ничего. Мамка моя говорила — по росе полезно бегать, когда чахотка, особенно по утрам… Только сама вот…
Сёма оглянулся на Кондрата и взял его за руку своей горячей шершавой рукой.
Шли торопливо, то и дело принимались бежать. Вот уже и выселки. Привязанная за рога к плетню, чтоб не убежала, стояла корова. Корова увидела мальчиков, влажно потянула носом и, задрав голову, позвала: «Му-у»…
— Думала, пастушата, — сказал Кондрат и вспомнил: — Мамке-то на ферму.
И они опять побежали. Парусом надувались и хлопали рубашки.
За столом, зажав ладонями виски, сидела женщина. Услыхав, что кто-то вошёл, она вскочила и тут же бессильно опустилась опять: у порога стояли мальчишки и оба исподлобья — один с любопытством, другой виновато — смотрели на неё.
— Чего же вы со мной делаете? — устало сказала мачеха. — Где вы пропадали?
Кондрат опустил голову:
— Уйти я от вас надумал.
— Уйти-и-и? Зачем? — вскинулась мачеха.
Кондрат снял со стены висевший на гвозде старый отцовский ремень и протянул мачехе:
— Стекло я в чулане разбил.
Мачеха схватила ремень и швырнула его в угол.
— Да ты что? Сёмка его разбил!
— Нет, я.
— Я же знаю, что Сёмка, и тебя звала пристыдить его, чтоб не врал. Ведь ты, негодный, разбил? — спросила она Сёмку.
— Конечно, я, — доверчиво подтвердил тот.
Мачеха пристально посмотрела на Кондрата:
— Чего же ты на себя говоришь?
Кондрат потупился:
— Мал он ещё — драть-то.
Мачеха засмеялась, всхлипнула и обхватила его гибкими, сильными руками…
— Ах ты, глупый ты мой! — совсем как мама сказала она и прижала его голову к себе.
Счастье
— Счастливец этот Колька, — сказал Генка.
— Подумаешь, счастье — велосипед, — отозвался Витя, — если бы «Москвич» был.
— Сказал тоже — «Москвич»! Не-е, мне бы такой велосипедик, я бы показал!..
В самом деле, как это получается: вот он, Генка, умеет кататься, а Колька даже садиться не умеет — с крыльца отталкивается, и ему такое счастье.
Вечером Генка долго топтался по комнате, не находя себе места.
— Ты чего? — с усмешкой спросил отец. — Выкладывай, не стесняйся.
— Да не-е, я так, — сказал Генка и тут же спросил: — У тебя, пап, денег много?
— Денег? А тебе на что? — удивился отец.
— Ну, чего мы с этой получки покупать будем?
— Что? — отец задумался. — Матери платье надо хорошее. Знаешь, такое что-нибудь модное.
Генка вздохнул. Конечно, платье надо. Ну, может, и не очень надо, но женщины такой народ — любят наряжаться. А чем их мать хуже других?
— А в следующую получку?
— Ты не финти, брат, говори, что надумал.
— Да я так… Знаешь, пап, у Кольки велосипед, а он и кататься не умеет. Просто смех. Медведи в цирке, и то вон выучились, а он всё никак.
— Научится, — сказал отец и взялся за газету.
Ну как тут скажешь, если он сам не догадывается.
Генка покрутился ещё и, выждав, когда отец перевернул газету, позвал:
— Пап!
— Вот что, — строго посмотрел отец, — ты знаешь, я не люблю, когда хвостом крутят. Говори, что надо, или иди займись делом.
Что ж, раз сам спрашивает, тогда…
— Если ты, папа, премию получишь, купишь мне велосипед?
— Премию? А если не получу? Ладно, поговорим с матерью — может, придумаем что.
— Ты, пап, не думай, у меня шесть рублей есть…
Дни наполнились ожиданием. Отец не любил, когда ему напоминали об одном и том же, но и слов на ветер он зря не бросал — приходилось терпеть. А дни, как нарочно, теплые, длинные, только и кататься. Так, смотришь, и лето пройдёт.
Тут ещё Колька перед глазами маячит, даже и не катается, так просто стоит со своим велосипедом: мол, захочу — сяду и поеду.
Просить у него велосипед Генка не хотел. Он знал, что этот жадина нипочём не даст.
Вот у Козловых дачница была — это да! Все на её велосипеде выучились. Хорошая девчонка. И всё знала не хуже мальчишки. Первая придумала ночью ракету смотреть. Вот потеха! Кто ни посмотрит в бинокль — кричит: «Вижу, вижу!» А потом оказалось, что вовсе и не на луну надо было смотреть.
Вспомнив про бинокль, Генка решил, что не худо бы принести его на всякий случай. У Кольки бинокля не было… мало ли что…
Он быстро сбегал домой и, притащил бинокль. Посмотрел, где Колька, и полез на голубятню.
Генка стоял там, как капитан на мостике своего корабля, и осматривал морск… то есть осматривал окрестности своего посёлка.
Собственно говоря, бинокль-то он держал над глазами, а сам внимательно наблюдал за Колькой. И, когда тот, вихляя на своём велосипеде, подъехал, Генка закричал:
— Витька-а! Вить!.. — И с досадой — так, чтобы услышал Колька, — ругнулся: — Вот, дьявол побери, кажется, совсем рядом, а не слышит.
Витька, конечно, и не мог услышать, потому что, наверное, сидел у себя дома, зато Колька, упёршись ногой в крыльцо, остановился под голубятней. Клюнуло!
На счастье, в небе приглушённо зарокотал самолёт. Генка задрал бинокль.
— «ТУ», честное слово, «ТУ»! — радостно закричал он. — Даже лётчика видать!
— Ври-ка больше, — отозвался снизу Колька.
— А тебе чего надо? — словно только что заметил его Генка. — Чего суёшься?
— Дай посмотреть разочек, — попросил Колька.
— Хитренький какой нашёлся, ты будешь смотреть, а я что?
Колька подумал.
— А я тебе немножко велосипед дам.