Опасное хобби, стр. 13

Нет, конечно, жили в России люди, к которым можно было бы применить определение «бескорыстный». И то — в определенной, с точки зрения Константиниди, степени. Но самого Георгия Георгиевича вовсе не привлекали судьбы, скажем, братьев Морозовых или Сергея Щукина, отдавших свои изумительные художественные сокровища неблагодарной родине, а взамен, как и следовало ожидать, получивших полное забвение, да судебные процессы наследников, которые, разумеется, государство проигрывать не собиралось.

Однажды ради праздного любопытства, а также для утверждения собственной точки зрения на подобные вещи, перелистал Георгий Георгиевич несколько энциклопедических словарей и пару громоздких томов Большой Советской Энциклопедии — и что же? Ну конечно, не нашлось места в памяти народной ни Сергею Ивановичу Щукину, ни Дмитрию с Иваном Морозовым. Правда, отыскались-таки несколько однофамильцев — один среди Морозовых оказался Павликом, а второй, и даже Иван, — первым секретарем обкома партии на земле коми! Не желал бы себе такой судьби-нушки Георгий Георгиевич Константиниди. У него, считал он, иная перспектива.

Уж на совсем, как говорится, крайний случай он мог бы, подобно Филиппу Леману, завещать свою коллекцию тому же Метрополитен-музею. И как у известнейшего американского банкира, глядишь, — чем черт не шутит! — экспонировалась бы в отдельном павильоне коллекция и Георгия Константиниди, собранная из полотен французских импрессионистов и русского авангарда начала века. Она ведь того достойна!

Но со страстью коллекционера в его душе вечный спор вела другая страсть — коммерсанта. Видимо, имеющая истоки в далеких предках, некогда избороздивших в поисках торговой удачи все Средиземное море.

Святое отношение к искусству не мешало ему понимать истинную материальную ценность живописных и графических произведений. Он с наслаждением приобретал то, что ему представлялось необходимым для себя, но с не меньшим удовольствием старик и продавал их тем, кто, подобно ему, всерьез относился к делу. Именно к делу, безо всяких телячьих нежностей. И тоже немало преуспел в этом.

Вот и в своей дочери стремился он развить подобные чувства. Но сластолюбивая, похотливая кобыла Ларка, прости Господи, всю свою сорокапятилетнюю жизнь, кажется, только и была озабочена лишь одним — удовлетворением собственной плоти. В кого такая уродилась? Не мог понять Георгий Георгиевич, ибо и сам он, и его супруга ничем подобным не отличались и прожили нормальной супружеской жизнью почти полвека… И он решил предоставить дочери жизнь иную, с совершенно другими возможностями, полагая, что тогда у нее могут наконец возникнуть и другие потребности. И практически все уже было к тому готово, но возникли эти идиотские осложнения.

Не за жизнь дочери боялся Константиниди, с ее-то бойцовскими качествами похитители-насильники сами быстро превратятся в импотентов. Да и вряд ли от них будет исходить инициатива. В другом была неприятность: драгоценное время уходило, а его не купить ни за какие деньги.

В глубине сейфа, который имел форму обыкновенного двухтумбового письменного стола старинной работы, под специальной тайной крышкой хранилось то, что являло собой действительный итог всей его жизни. Там находились всякие необходимые документы, в том числе заграничные паспорта, кредитные карточки нескольких крупнейших европейских банков, где в одном из сейфов под секретным шифром хранились те полотна, которым, по убеждению старого коллекционера, не было никакой нужды красоваться на стенах его квартиры, ну и еще одна небольшая папочка с десятком рисунков, цены которым, фигурально выражаясь, не было, хотя она определенно была, и даже очень твердая. Но это совсем другая история, о которой он когда-нибудь расскажет дочери. Когда уже все устроится окончательно. А может, и не расскажет, потому что хоть и любопытная эта история, но страшноватенькая. Незачем девочку пугать на сон грядущий… Да, для Георгия Георгиевича она навсегда останется девочкой с золотой головкой и пышным сиреневым бантом а-ля Ренуар.

Константиниди погладил ладонью лакированную поверхность стола, по-птичьи склонив голову, словно прислушиваясь к тому, чем дышит нутро сейфа. При этом стрекозиные стеклышки его пенсне, косо сидящие на носу, отбрасывали в угол комнаты яркие солнечные блики — зайчики, которые в детстве любила ловить ладошкой маленькая Ларочка…

Однако же с минуты на минуту должен последовать звонок от похитителей. Значит, пора становиться в позу убитого горем старика, но такого, с которым им спорить бы не стоило, ибо очень силен еще старик и многое может. Надо все разузнать, а дальше, как выражается любезнейшая Александра Ивановна, все станет делом ее милицейской техники. Вот, кстати, и выяснится, какую роль играет Вадим во всей этой гнусной комедии.

И все-таки велик был соблазн плюнуть сейчас на все и залезть в сейф. Константиниди даже снял с шеи свой крестик на серебряной цепочке, поскольку был он не простым, а поистине волшебным. Этот фигурный крестик, сделанный из прочнейшего титана, невзрачный, беленький, на который только дурак польстится, и был тем самым ключиком, что открывал тайную крышку. Но знали об этом только трое: Георгий Георгиевич, Лариса да мастер, придумавший такой необычный замок. Непонятно, что остановило сейчас старика, но он к чему-то прислушался, и в этот момент раздался телефонный звонок. Спрятав крестик на цепочке в карман халата, Георгий Георгиевич отправился в прихожую, куда по утренней привычке перенес аппарат.

8

Голос с явным армянским акцентом — Константиниди легко различал основные три-четыре похожих кавказских акцента — поинтересовался, кто у телефона, хотя отлично знал кто. Впрочем, возможно, его голос сейчас слышит и Лариса: она ведь может находиться где-нибудь неподалеку от звонившего. Поэтому он постарался говорить голосом хотя и слабым, но достаточно спокойным, чтобы зря не волновать дочь. Армянин поинтересовался, известно ли уважаемому Георгию Георгиевичу, что его дочь похищена ради выкупа? Известно, ответил Константиниди, потому что еще вчера ему об этом изволил доложить зять, то есть ее законный муж. А сегодня с утра пораньше примчался, чтобы объявить о полной своей несостоятельности и ничтожности, по причине которых он не сумеет собрать нужную сумму, правда, величину этой суммы он почему-то не назвал. Неужто так велика, что муж готов оставить в руках жулья собственную жену?

Старик ухмыльнулся про себя: хорошего фитиля вставил сейчас зятьку. Вполне возможно, что и он находится где-то рядом с этим армяшкой. Ничего, пусть слышит, что тесть о нем думает. Да и супруге его тоже давно пора бы сообразить, что не размерами полового органа определяются достоинства серьезного человека, могущего содержать свою семью. Ну а если и нет Димки-негодяя рядом и не слышит он сказанного в его адрес, тоже неплохо: сообщники, коли являются они таковыми, обязательно ему передадут. А если не сообщники — еще лучше, позору не оберется.

— Ну так я вас пока не очень, извините, понял: о какой же, собственно, сумме идет речь? — играя в вежливость, спросил старик. — Как вы понимаете, судьба того «мерседеса», в котором вы увезли мою дочь, меня абсолютно не волнует.

Звонивший, как почувствовал Константиниди, был некоторым образом шокирован трезвостью его реакции.

— Ну, поскольку вы уже достаточно информированы, тем самым облегчаете мою задачу, — сказал похититель, и Георгий Георгиевич даже усмехнулся: ишь ты, как излагает, книжки, наверное, читал. — Вся сделка обойдется вам, уважаемый, всего в один миллион долларов. Мы считаем, что это вполне достойная цена за жизнь и здоровье вашей уважаемой дочери.

— А вот это, последнее, и есть предмет моей главной заботы, — так же вежливо ответил Константиниди. — Могу ли я поговорить с ней, чтобы убедиться, что меня не вводят в заблуждение?

— К сожалению… — похититель сделал короткую паузу, но затем быстро договорил: — Понимаете, уважаемый Георгий Георгиевич, для необходимости обеспечения нашей безопасности я звоню вам не из того места, где сейчас находится Лариса Георгиевна. Но я твердо обещаю вам предоставить эту возможность.