Подвиги Геракла, стр. 1

Агата Кристи

ПОДВИГИ ГЕРАКЛА

Пролог

В квартире Эркюля Пуаро все было очень современно.

Дверные и оконные ручки и шпингалеты сверкали хромом, а кресла, хотя и отменно мягкие, отличались строгостью форм.

В одном из этих кресел чинно восседал — аккуратно расположившись точно в центре — Эркюль Пуаро. Напротив него, в другом кресле, сидел профессор Бертон из колледжа Всех скорбящих Оксфордского университета [1], с наслаждением потягивая «Шато Мутон-Ротшильд» из запасов Пуаро. Кому-кому, а профессору Бертону аккуратность была совершенно несвойственна. Пухлый, с румяной добродушной физиономией под копной седых волос, он то и дело басовито похохатывал и имел обыкновение посыпать все вокруг пеплом: никакие пепельницы, которые ему старательно подсовывал Пуаро, не помогали.

— Скажите на милость, — приставал он к Пуаро, — почему Геракл?

— Вы имеете в виду имя, данное мне при крещении?

— Ну, для крестного имени оно, пожалуй, чересчур языческое, — последовал ответ, — но я не о том. С чего вдруг такая экзотика? Отцовская фантазия? Материнский каприз? Семейная традиция? Ведь если я не ошибаюсь — память у меня не та, что прежде, — у вас был еще брат по имени Ахилл?

Пуаро, напрягшись, вспомнил историю появления на свет Ахилла Пуаро [2]. Даже не верится, что все это было на самом деле…

— Был, но недолго, — любезно пояснил он.

Профессор Бертон тактично сменил тему.

— Людям следовало бы более тщательно выбирать детям имена, — заявил он, размышляя вслух. — Вот одну из моих крестниц назвали Бланш [3] — а она черна, как цыганка! Другую окрестили Дердре, в честь Скорбной Дердре [4] — веселее человека я в жизни не видел! А уж Пейшенс [5] — ее бы Нетерпением назвать, и дело с концом! А Диана [6] — ну, Диана… — Старый античник содрогнулся. — В ней уже двенадцать стоунов [7], а девочке всего пятнадцать! Родители говорят, что это детская пухлость, но мне так что-то не кажется. Ничего себе Диана! Они хотели назвать ее Еленой, но тут уж я стал стеной. Елена Прекрасная при таких-то папе с мамой! Да и бабушка у нее, если на то пошло, далеко не красавица. Я едва голос не сорвал, пытаясь их уговорить на Марту или Кэтрин, но куда там! Чудаки эти родители…Пухлое лицо профессора сморщилось от смеха.

Пуаро испытующе смотрел на него.

— Представляю себе одну фантастическую беседу…

Сидят ваша матушка и покойная миссис Холмс, шьют или вяжут всякие распашонки и советуются:

— Ахилл, Геракл, Шерлок, Майкрофт…

Восторг собеседника нимало не тронул Пуаро.

— Насколько я понимаю, вы намекаете, что я своим внешним видом не слишком напоминаю Геракла?

Профессор Бертон окинул взглядом маленькую аккуратную фигурку Пуаро, затянутую в полосатые брюки, и черный пиджак, и щегольской галстук-бабочку, не упустив ни лакированных ботинок, ни яйцевидной головы, ни огромных усов.

— По правде сказать, Пуаро, нисколько не напоминаете. Думаю, — добавил Бертон, — вам не довелось изучать классические языки?

— Не довелось.

— А жаль. Вы много потеряли. Будь моя воля, их бы изучал каждый.

— Eh bien [8], я прекрасно обошелся без них, — пожал плечами Пуаро.

— Обошелся! Подумать только! Дело же совсем не в этом. Классическое образование — не лестница к немедленному успеху, это же не заочные бухгалтерские курсы!

Тут речь идет не о работе, а о досуге. Сами посудите. С годами все больше хочется отойти от дел, пожить в свое удовольствие — и что вы будете делать в свободное время?

У Пуаро уже был готов ответ.

— Я собираюсь всерьез заняться разведением кабачков.

— Кабачков? — ошеломленно пробормотал Бертон. — Этой пресной водянистой гадости?

— В том-то и дело, — воодушевился Пуаро. — Им вовсе не обязательно быть пресными.

— Ну да — если их посыпать сыром или луком или полить белым соусом…

— Нет-нет, я говорю о другом. Я попробую исправить вкус самих кабачков. Им можно придать такой букет…полуприкрыв глаза, облизнулся Пуаро.

— О чем вы, дружище, это же не кларет. — При слове «букет» профессор Бертон вспомнил о своем бокале и, смакуя, прихлебнул из него. — Прекрасное вино, давно такого не пробовал. — Он одобрительно покачал головой. — Но насчет кабачков — это ведь была шутка? Вы же не собираетесь, — на лице профессора отразился ужас, — согнувшись в три погибели, вилами разбрасывать на грядках навоз или подкармливать эти ваши кабачки с помощью шерстяных жгутов, смоченных в какой-то дряни?

— Похоже, вы настоящий специалист по кабачкам, — удивился Пуаро.

— Видел, как над ними колдуют садовники, когда ездил за город. Нет, Пуаро, я серьезно, ну что это за хобби! То ли дело, — голос профессора стал мягким и вкрадчивым, — кресло у камина в длинной комнате с низкими потолками, уставленной книгами, — непременно в длинной, никоим образом не квадратной. На столе перед вами бокал портвейна, а в руках — открытая книга. Время отступает, когда вы читаете. — Он звучно что-то продекламировал и тут же перевел:

— Правда, истинный дух греческого оригинала вы все равно не ощутите.

В своем воодушевлении он, казалось, забыл о Пуаро.

А тот, глядя на него, вдруг почувствовал что-то вроде угрызений совести. Быть может, он и впрямь лишил себя чего-то важного, неведомого духовного богатства? Горечь и досада овладели им. Да, давным-давно надо было заняться классическими языками… Теперь, увы, уже не наверстать…

Его грустные размышления прервал профессор Бертон:

— Вы что, в самом деле собрались на покой?

— Да.

— Не выйдет, — хмыкнул Бертон.

— Уверяю вас…

— Ничего у вас, старина, не выйдет. Вы чересчур любите свою работу.

— Я уже все подготовил. Еще несколько дел — не первых попавшихся, а особо интересных — и с работой будет покончено.

— Все так говорят, — усмехнулся профессор. — Ну, еще парочка дел, ну, еще одно — и так далее. Это как прощальный вечер примадонны, Пуаро.

Хмыкнув, он медленно поднялся — добрый седовласый гном.

— Вы — не Геракл, — пояснил он. — Тот совершал подвиги по необходимости, а вы — из любви к искусству. Вот увидите, через год все будет по-прежнему, а кабачки, — его слегка передернуло, — так и останутся пресными.

Откланявшись, профессор Бертон удалился из строгой квадратной комнаты и из нашего рассказа. Единственное, что осталось от него — это брошенная им идея, ибо после его ухода Эркюль Пуаро медленно, как зачарованный, опустился в кресло и пробормотал:

— Подвиги Геракла… Mais oui, c'est une idea, ca… [10]

Весь следующий день Пуаро внимательнейшим образом изучал толстенный том в роскошном переплете из телячьей кожи и кучу книг потоньше, справляясь время от времени с машинописными листками, подаваемыми его секретаршей, мисс Лемон. Та, не проявив ни малейшего любопытства (не такова была мисс Лемон, чтобы задавать лишние вопросы!), с обычной своей исполнительностью предоставила Пуаро всю требуемую информацию о Геракле.