Почему же не Эванс?, стр. 31

– Уведите ее, – коротко распорядился он. – И не отходите от нее. Дайте ей бренди, если она сможет выпить. И постарайтесь, чтобы она как можно меньше увидела.

С этими словами он вошел в кабинет и подошел к Франки.

– Трагическая история, – сказал он, медленно покачав головой. – Бедняга. Значит, почувствовал, что ему не справиться. Скверно. Очень скверно.

Он склонился над телом и снова выпрямился.

– Ничего нельзя сделать. Смерть, видимо, была мгновенной. Интересно, оставил ли он какую-нибудь записку. В таких случаях обычно оставляют.

Франки подошла поближе к столу. У локтя Бассингтон-Ффренча лежал листок бумаги, на котором было написано несколько слов, которые объясняли все.

«Я чувствую, это лучший выход, – писал Генри Бассингтон-Ффренч. – Эта роковая привычка слишком мной завладела, мне ее уже не побороть. Решил сделать так, как будет всего лучше для Сильвии.., для Сильвии и Томми. Благослови вас Бог, мои дорогие. Простите меня…»

Франки почувствовала ком в горле.

– Нам не следует ничего трогать, – сказал доктор Николсон. – Будет, разумеется, следствие. Надо позвонить в полицию.

Франки послушно направилась к двери, но там остановилась.

– Тут нет ключа, – сказала она.

– Нет? Может быть, он в кармане.

Николсон наклонился, осторожно пошарил рукой. Из кармана покойного он достал ключ и сам вставил его в замок.

Ключ действительно подошел. Теперь они вместе вышли в холл. Доктор Николсон тотчас направился к телефону.

У Франки подгибались колени – ей вдруг сделалось дурно.

Глава 23 Мойра исчезает

Примерно час спустя Франки позвонила Бобби.

– Это Хоукинс? Привет, Бобби… Слышал, что случилось? Слышал. Быстро… Нам надо где-то встретиться. Я думаю, лучше всего завтра утром. Вроде бы пойду прогуляться перед завтраком. Скажем, в восемь.., на том же месте, где сегодня.

– Слушаюсь, ваша светлость, – в третий раз почтительно произнес Бобби, на случай если их разговор достигнет чьих-то любопытных ушей, и Франки повесила трубку.

На место встречи Бобби прибыл первым, но Франки не заставила себя ждать. Она была очень бледной и явно подавленной.

– Привет, Бобби. Ужасно, правда? Я так и не смогла уснуть.

– Я не слышал никаких подробностей. Знаю только, что мистер Бассингтон-Ффренч застрелился. Должно быть, так оно и есть?

– Да. Сильвия с ним разговаривала – убеждала его пройти курс лечения, и он согласился. А потом, наверно, мужество ему изменило. Он заперся у себя в кабинете, написал коротенькую записку.., и.., застрелился. Бобби, это так ужасно. Это.., это безжалостно.

– Знаю, – тихо отозвался Бобби. Они помолчали. Потом Франки сказала.

– Мне, разумеется, надо будет сегодня же уехать.

– Да, я думаю, это необходимо. Как она.., я про миссис Бассингтон-Ффренч?

– Она слегла, бедняжка. Я не видела ее с тех пор, как мы.., мы обнаружили его. Она, конечно, в шоке. Такое пережить.

Бобби кивнул.

– Подашь автомобиль часам к одиннадцати, хорошо? – спросила Франки.

Бобби не ответил. Франки бросила на него нетерпеливый взгляд.

– Что с тобой? У тебя совершенно отсутствующий вид.

– Извини. Сказать по правде…

– Да?

– Понимаешь, я все раздумывал. Я полагаю.., ну.., полагаю, там все чисто?

– Что означает твое «все чисто»?

– Это означает, вполне ли ты уверена, что он действительно покончил с собой?

– А, понимаю, – сказала Франки и погрузилась в раздумье. – Да нет, это действительно самоубийство.

– Ты вполне уверена? Вспомни, что говорила Мойра, – что Николсон хотел убрать с дороги двух человек. Так вот, одного из них уже не стало.

Франки опять задумалась и снова покачала головой.

– И все же это самоубийство, – сказала она. – Когда раздался выстрел, я была с Роджером в саду. Мы оба сразу вбежали через гостиную в холл. Дверь кабинета была заперта изнутри. Тогда мы решили войти туда через стеклянную дверь со стороны веранды. Но она тоже была заперта, и Роджеру пришлось разбить стекло. И только тогда появился Николсон.

Бобби задумался.

– Похоже, тут не к чему придраться, – согласился он. – Но Николсон появился как-то уж слишком неожиданно.

– Просто он забыл трость и вернулся за ней, а тут такое…

Нахмурив брови, Бобби что-то прикидывал в уме.

– Послушай, Франки. Предположим, Бассингтон-Ффренча действительно застрелил Николсон…

– Заставив его прежде написать прощальное письмо?

– По-моему, подделать такое письмо ничего не стоит. Любое изменение почерка можно объяснить – скажем, дрожала рука и вообще…

– Да, это верно. Ну и что же дальше?

– Николсон стреляет в Бассингтон-Ффренча, оставляет прощальное письмо и, заперев дверь, удирает, а через несколько минут появляется, будто только что пришел.

Франки с сожалением покачала головой.

– Идея неплохая, но.., не подходит. Начать с того, что ключ был в кармане у Генри Бассингтон-Ффренча…

– Кто его там обнаружил?

– Да, по правде сказать, Николсон.

– Вот видишь. Ему ничего не стоило изобразить, будто он нашел его там.

– Да, но я не сводила с него глаз. Я уверена, что ключ был в кармане.

– Тот, кто не сводит глаз с фокусника, тоже уверен, что все видит, например, как сажают в шляпу кролика! Если Николсон преступник экстра-класса, такой трюк для него просто детская забава.

– Да, возможно, но, право же, Бобби, если анализировать ситуацию в целом – никак не получается. Едва услышав выстрел, Сильвия выбежала в холл, и, если бы Николсон выходил из кабинета, она непременно должна была бы его увидеть. К тому же она нам сказала, что он шел по подъездной аллее. Она его увидела, когда мы огибали дом, пошла ему навстречу.., привела к веранде. Нет, Бобби, к сожалению, у него есть алиби. И от этого никуда не денешься.

– Не доверяю я людям, у которых есть алиби, – сказал Бобби.

– Я тоже. Но я не вижу, за что тут можно было бы ухватиться.

– Увы. Мы ведь не можем не верить Сильвии.

– Не можем.

– Что ж, – вздохнул Бобби. – Стало быть, будем считать, что это самоубийство. Бедняга. Кем мы займемся теперь, Франки?

– Кэйменами. Не понимаю, как это мы до сих пор их не навестили. Ты сохранил их письмо с обратным адресом?

– Да. Адрес тот же, что они назвали на дознании. Семнадцать, Сент-Леонард-гарденс, Паддингтон.

– Да это наше с тобой упущение – пренебрегли столь важным каналом. Ты со мной согласен?

– Всецело. Но теперь уже, наверное, поздно. Не сомневаюсь, что птички давно упорхнули. Сдается мне, что эти Кэймены – тертые калачи.

– Даже если они упорхнули, я попытаюсь что-нибудь о них разузнать.

– Почему «я»?

– Потому что тебе и тут не следует лезть на рожон. Надо подстраховаться, как и в случае с Роджером, когда мы думали, будто он и есть главный злодей. Исходим из того же: тебя они знают, а меня нет.

– И как ты намерена с ними познакомиться? – спросил Бобби.

– Изображу из себя какую-нибудь даму от политики, – сказала Франки. – Стану агитировать за тори. Прихвачу с собой какие-нибудь листовки.

– Неплохо, – сказал Бобби. – Но, повторяю, я думаю, они упорхнули. Есть и еще одно, о чем следует подумать… Мойра.

– Господи, я совсем о ней забыла.

– Я это заметил, – с холодком отозвался Бобби.

– Ты прав, – задумчиво сказала Франки. – С ней надо что-то делать.

Бобби кивнул. Перед его взором возникло своеобразное, западающее в душу личико. В нем было что-то трагическое, он сразу это заметил, как только тогда, у тела погибшего Кастейрса, взглянул на ее фотографию…

– Видела бы ты ее в ту ночь, в Грэндже. Она обезумела от страха, и я очень ее понимаю. Это не нервы и не игра воображения. Николсон хочет жениться на Сильвии Бассингтон-Ффренч, но существуют две помехи. Вернее, одной уже не существует. У меня такое чувство, что жизнь Мойры тоже висит на волоске и что всякое промедление может оказаться роковым.