«Сатурн» почти не виден, стр. 61
Гуреев сделал последнюю проверку: отъехав от вокзала, он сразу же дал понять шоферу, что тот может крепко заработать, и рассказал ему свою довольно простую и достоверную семейную историю. Будто он вернулся с фронта на побывку и обнаружил, что жена его крутит с каким-то тыловым интендантом. Сегодня он узнал, что между семью и восемью часами вечера она вместе со своим интендантом должна на электричке вернуться с дачи, где они проводили время, и хочет застукать их с поличным. Для этого шофер должен сейчас же вернуться на вокзальную площадь и поставить свою машину возле Ленинградского вокзала, поближе к станций метро, а он, сидя в машине, будет следить за выходящими из вокзала людьми.
И вот уже почти полчаса Гуреев наблюдал из машины за Зиловым, поджидавшим его у входа в метро, но ничего подозрительного не замечал, разве только все то же спокойствие, с каким держался Зилов. Стоит, как столб, даже на часы ни разу не посмотрел.
И только без пяти минут восемь Гуреев, попрощавшись с шофером, вылез из машины и быстро пошел прямо к Зилову. Тот не видел его до самой последней секунды.
— Здорово, дружище! — радостно воскликнул Гуреев и свободной рукой обнял Зилова за плечи.
— Здорово! — также радостно ответил Зилов, хотя спина его в это мгновение стала мокрой.
Они отошли немного в сторону, снова обнялись и расцеловались. Проходившие мимо люди, смотря на них, улыбались: фронтовики встретились.
— Я думал, вы уже не придете, — тихо сказал Зилов.
— Как это так? Я — да не приду! Разве это на меня похоже? — возбужденно спрашивал Гуреев, глядя прямо в глаза Зилову.
— Мало ли что может с нашим братом случиться?.. — спокойно сказал Зилов.
— Ладно каркать. — Гуреев оглянулся. — Зовут меня Николай Степанович, как видишь, старший лейтенант, сапер. В командировке с фронта на двенадцать суток, фамилия Корольков. Это на всякий случай. Куда пойдем?
— Прямо к нам, на базу, — улыбнулся Зилов. — Уже пятый день водка тухнет на столе вместе с закуской.
— Пошли!
Они пошли через площадь к Казанскому вокзалу…
В электричке в вагон, в котором, нашли себе место Зилов и Гуреев, сел Аксенов. Он стоял недалеко от них и хорошо их видел. Они не разговаривали. Гуреев с любопытством смотрел в окно. Перед станцией Кратово Зилов сказал ему что-то, они встали и направились к выходу. Это их маленькая предосторожность. Зилов предложил Гурееву сойти в Кратове и пересесть на следующий поезд. Все шло по плану, и Аксенов спокойно поехал дальше. В Кратове вместе с ними в вагон сядет уже другой сотрудник.
Аксенов сошел на перрон Сорок второго километра. Электричка умчалась к Раменскому, гул ее затих вдали. И вдруг Аксенов обнаружил, что вокруг него чудесный летний вечер! В высоком небе мерцают крупные звезды. Пряно пахнет разогревшейся за день сосной, где-то вдали приглушенно и нежно играет музыка. Мимо Аксенова прошла пожилая женщина, еле тащившая тяжелую сумку. Ему показалось, что она укоризненно и даже насмешливо посмотрела на него.
Конечно же, ей непонятно, почему этот здоровый мужик болтается на дачной станции, в то время как, может быть, ее сын уже погиб на фронте…
Аксенов спрыгнул с платформы и перебежал под редкие сосны, где начиналась дачная улица. В темной передней дачи он столкнулся с капитаном Беспаловым.
— Где они? — спросил Беспалов.
— Вот-вот явятся. Едут.
Они пошли в комнату, которая называлась у них «дежурка». Здесь на жестких железных койках спали дежурные. На одной из них сидел всклокоченный после сна паренек — радиотехник оперативной группы Привальский.
— Пошли, Гена, в оперативку пора, — сказал ему на ходу Беспалов. — Будем слушать оперу…
Глава 29
Придя на дачу, Зилов, Леонов и Гуреев сразу сели к столу, и разговор у них пошел о чем угодно, кроме дела. Разговор вел Гуреев, и было ясно, что приступать к делу он не торопится умышленно: видимо, решил сначала прощупать агентов. Но Зилов и Леонов держались хорошо, и постепенно разговор за столом приблизился к главному…
Зилов предложил выпить за благополучное прибытие Гуреева.
— Нет, ребята: сперва я хочу выпить за вас, — сказал Гуреев и надолго замолчал. — Буду говорить прямо. Знаю я вас не первый день. В тебя, Леонов, я не верил. Не видел я в тебе серьезности и начальству об этом говорил. А выходит, ошибался. А тебя, Зилов, я хоть и считал покрепче, но тоже держал под сомнением.
— Сопливый романтик, — с усмешкой вставил Зилов.
— Э-э, я вижу, ты злопамятный, — рассмеялся Гуреев. — Ну что ж, это хорошо. Зла не помнят только люди, у которых вместо характера манная каша. Но теперь важно другое — что вы оба оказались вполне на высоте. И я хочу выпить за ваши успехи, отмеченные начальством. Поехали!
Потом опять речь зашла о качестве водки и закуски. Гуреев стал рассказывать, как он однажды в Берлине ел омаров.
— Это раки, но во какие раки! Размером с кошку, ей-богу, — говорил он. — Одна клешня — во!
По предложению Леонова выпили за начальство.
— Это в тебе, Леонов, я вижу, не прошло. Боишься начальства пуще смерти, — с иронией заметил Гуреев.
После пятой рюмки Гуреев резко изменился. Или после пережитого напряжения на него подействовала водка, или, наоборот, он стал таким, каким всегда был: злобным, ни во что и никому не верящим человеком.
— Трудно было фронт перейти? — подобострастно спросил Леонов.
— А ты думал, легко? В моей жизни уже всяко бывало. И в болоте по горло сидел, когда кругом собаки рыскали. На одной злобе выдержал. У меня, брат, стаж этой злобе многолетний, меня еще батька на нее благословил. Давайте-ка выпьем, чтобы нашим врагам лихо было.
Глухо звякнули стаканы. Тишина. И снова голос Гуреева:
— Я бы не мог, как вы, сидеть вот так, на дачке, словно на курорте, и выстукивать на ключе правду пополам с брехней.
— Мы брехней не занимаемся, — глухо послышался голос Зилова.
— Брось, все занимаются.
— А мы не занимаемся, — повысил голос Зилов.
— Ну ладно, ладно, — примирительно сказал Гуреев. — Я ведь только к тому, что мне по душе другое: миной мост рвануть, всадить пулю кому надо в голову — вот это дело! Результат сразу налицо. Меня на чепуху не посылают. Один мой шеф, майор Гецке, однажды сказал: «По трупам идти не так удобно, но зато мягко». А? Здорово сказано!
Снова звякнули стаканы…
Когда уже было выпито довольно много, возник беспорядочный спор о том, что важнее — шпионаж или диверсия. Говорили, перебивая друг друга, только Зилов и Гуреев. Каждый упрямо стоял на своем.
— Да пойми же ты, — говорил Гуреев, — война идет. Тут сила ломает силу, и это самое главное. Вот рвану тут у вас одно почтенное строение, и это будет подороже всех ваших донесений. Ваш Бусаров, честно говоря, на своем аэродроме может сделать побольше, чем вы тут вдвоем за год.
— Но вы забываете, что Бусарова-то нашли мы с Леоновым, — не уступал Зилов.
Они выпили расходную, и вскоре все стихло. В пять часов утра их разбудил хриплый голос Гуреева:
— Подъем, ребята! Подъем! Есть чем опохмелиться?
Пока Зилов и Гуреев умывались, Леонов готовил завтрак. Наконец они снова сели за стол.
— Открыть свежую бутылку? — спросил Леонов.
— Не надо, — сказал Гуреев — Мне на опохмелку хватит. И за дело. Когда вы можете свести меня с вашим Бусаровым?
— Сегодня вечером он должен приехать в Москву, — ответил Зилов. — Слушай, а деньги ты нам привез?
— Не боись, не потерял и не присвоил. Вон вещевой мешок, бери считай — двести пятьдесят косых, как одна копейка. Получение отстукай для порядка Фогелю. Там же бланки для резервных документов. Мог, между прочим, сгореть мой мешочек и я вместе с ним. Причем дважды. Сперва еще на немецкой стороне. Нарвался там на одного майора СС. Чин какой-то из Берлина. Только прилетел на фронт с ревизией. Он обо мне предупрежден не был. Залез он в мой мешок, увидел кучу денег и зашелся. Два дня выясняли, кто я такой. Из-за этого я чуть не опоздал на встречу с вами. А вчера в Москве меня комендантский патруль сцапал — я не отдал честь на улице. Часа два потом таких, как я, учили честь отдавать. Смеху мало. Отмахиваю честь по команде, а сам думаю: а ну как они заглянут в мой мешочек? Обошлось. Теперь дело такое: приказ от Доктора. В конце каждой радиограммы после подписи выстукивайте четыре точки. Это будет сигналом, что у вас руки свободные. Понятно?