Город-невидимка, стр. 21

— Они просто не видели ничего другого, — возразила Александра, — у них нет выбора.

Княгиня улыбнулась.

— Конечно, видели, — сказала она, — не все были здесь с того самого мгновения, когда мы, спасаясь от дикой толпы убийц, воззвали к святой иконе с просьбой защитить и укрыть город и живущих в нем людей. Иногда к нам попадали странники, и все они оставались здесь, в идеальном и безопасном мире.

— Потому что забывали о своем прошлом! — напомнила Саша.

— Потому что не хотели о нем вспоминать, — Ирина Алексеевна подошла к девушке, ласково провела ладонью по ее щеке. — Вы бы тоже хотели забыть о нем. Вспомни, что ждет тебя по ту сторону наших стен! Разве ты хочешь жить в постоянном страхе, путаясь в собственных кошмарах и не различая грани между сном и явью? Здесь я дала тебе то, что ты хотела, — семью, покой, любимое дело. Что еще тебе нужно?.. Не бойся, здесь нечего бояться, я защищу тебя! Это мой долг — защищать и стоять на страже!

Глаза княгини вдохновенно сияли. Она действительно казалась святой, так что хотелось преклонить колени и, орошая слезами подол ее белоснежных одежд, молить о прощении.

— А не много ли вы на себя берете? — поинтересовался Глеб, и княгиня повернулась к нему, давая Александре возможность выйти из-под воздействия ее мощной ауры.

— Да, я беру на себя много, Юрий, и только я знаю, как тяжела эта ноша, — проговорила Ирина Алексеевна, глядя в глаза Глебу.

— Юрий? Но почему вы зовете меня так? — удивился он.

— Потому что это твое настоящее имя, — ответила княгиня, — потому что это тебя я ждала все это время. И вот ты вернулся.

Глеб отступил от нее, потирая ладонями виски.

— Нет, — возразил он, качая головой. — Вы ошибаетесь!

— Я никогда не ошибаюсь, Юрий, — теперь она смотрела только на него, и Александра ощущала, что они — лишь декорация, статисты, основных действующих лиц сейчас двое, и только от них зависит выбор. — Я ждала тебя так долго, что исчезло само понятие о времени, но я ни на миг не переставала верить в твое возвращение. Каждый вечер я зажигала свечу на окошке своей светлицы, чтобы этот путеводный свет привел тебя ко мне, не дал сбиться с дороги. И вот ты здесь. В другом теле и другом обличье, однако я узнала тебя, потому что могла бы узнать любым, каким бы ты ни был!

Волком ли, ветром, орлом златоглавым,
Шелестом трав и закатом багровым,
Умирающим, больным иль здравым —
Я узнаю и приму любого… —

повторила Ирина Алексеевна слова песни, что слышали они еще в первый вечер пребывания в Китеже.

— Не может быть! Сознайтесь, вы придумали это, чтобы удержать нас здесь! — воскликнул Глеб.

Княгиня покачала головой.

— Неужели ты думаешь, что я могу обмануть? — спросила она с такой горестью в голосе, что даже Саша почувствовала боль и раскаяние. — Мои уста никогда не осквернялись ложью. Я не могу лгать, тем более — тебе. Вспомни, ты же всегда чувствовал смутную тоску, прошлое всегда было в одном шаге от тебя, только протяни руку!..

Глеб опустил голову, лоб его прочертила четкая вертикальная складка, и Александре вдруг показалось, что он стал старше. Что он — не просто мальчишка, пусть и возглавивший их небольшую команду, а настоящий правитель, воин, князь…

Что, если слова княгини правдивы?.. Вот откуда в Глебе и сила, и решительность, и гордость, и то особое обаяние, которое всегда привлекало к нему людей. То, которое словно магнитом манило саму Сашу.

— Почему вы не сказали мне раньше? — спросил Глеб, поднимая взгляд на княгиню.

— Потому что боялась испугать тебя, потому что надеялась, что ты сам все вспомнишь. Ты был от меня так близко и не мог вспомнить, это причиняло мне ужасную муку. Знаешь, я предпочла бы, чтобы в меня вонзилась злая татарская стрела, чем снова пережить такое… Но в то же время я была рада, я была счастлива. Впервые за минувшие века моя надежда стала превращаться в реальность. Еще немного, и ты бы вспомнил, я чувствовала это! Юрий! Я обращаюсь к тебе! Твоя душа много странствовала и устала! Так приди же в мои объятия! Здесь покой! Здесь счастье! Здесь — твой истинный дом!

Эти слова казались в полумраке церкви заклятьем. Голос княгини звучал такой любовью и мукой, что даже свечи плакали своими восковыми слезами. Нет, Ирина Алексеевна не лгала, не притворялась. Так не лгут.

Глеб, глядя в глаза княгини, шагнул к ней, и она, словно обессилев, белой голубкой бросилась в его объятия, прижалась к его плечу…

Глава 9

Зов прошлого

Рассвет был невероятно, обжигающе красив. На синем безоблачном небе поднималось алое пламенеющее солнце, и мартовский глубокий еще снег вспыхивал тысячью искорок.

Он смотрел на эту картину и чувствовал, как сердце замирает от любви и восторга. Тишина казалась такой безмятежной, что на миг — всего лишь на миг — он забыл и о замершем в ожидании войске, и о грядущей битве… Татары во главе с одним из Батыевых полководцев Бурундаем были уже близко. Они могли появиться со дня на день. Может быть, уже завтра…

Завтра… Князь Юрий сжал зубы и вдруг увидел на фоне пламенеющего солнца чей-то силуэт. Всадник изо всех сил погонял коня, приближаясь с каждой минутой.

Юрий приставил ладонь ко лбу, чтобы лучше разглядеть скачущего, однако солнце слепило, превращая человека и коня в какое-то странное и страшное фантастическое животное.

Миг — и личная охрана князя сомкнула круг, защищая своего повелителя. На сердце у Юрия стало тревожно. Видимо, гонец, и с недоброй вестью. К дурным вестям ныне не привыкать.

Вот всадник уже близко — так, что можно разглядеть клоками слипшуюся от крови бороду, знакомое лицо, пересеченное свежей, еще кровоточащей раной.

Юрий пошатнулся, чувствуя, как слабеют его ноги. Воевода Ерофей Семенович, возглавляющий трехтысячный сторожевой полк, никогда не бросил бы свою рать…

— Княже! — еще недавно крепкий и могучий, словно старый дуб, воевода вдруг показался глубоким стариком. Он соскочил, вернее, скорее свалился с коня, упав на землю перед Юрием. — Помилуй, княже! Полк разбит! Татары идут!

Каждое слово звучало тревожным набатом.

— Как же так, полк разбит, а ты еще жив, воевода? — спросил Юрий, чувствуя, как слова застывают в морозном воздухе.

— Вели казнить.

Седая голова склонилась перед ним, а взгляд князя почему-то задержался на выпавшем из прорванной кольчуги массивном нательном кресте воеводы.

Во рту Юрий ощущал солоноватый привкус крови, а грудь болела, словно в нее ударил копытом норовистый татарский конь.

— Живи, воевода, — прохрипел он, сглатывая тяжелую тягучую слюну — как будто и вправду крови испил. — Живи, если сможешь… Братья, — он отвернулся от Ерофея Семеновича, повернувшись к своему отряду. — Не посрамим земли русской! Дадим отпор поганым нелюдям!

Войско откликнулось дружным гулом.

Сколько из этих людей доживет до заката? Скорее всего немного. Совсем немного. А ведь добрая половина отряда — плохо обученные и скудно вооруженные ополченцы. Ой, прольется горячая кровушка, растопит снег, ручьем устремится к Сити-реке… Ой, земля русская, сколько крови своих сынов тебе еще предстоит испить? Сможешь ли ты оправиться, заколосятся ли на белых костях твоих детей тучные посевы? Взойдет ли вновь над тобою солнце?..

Дальше время словно свернулось в огненный клубок. Следующий гонец прибыл от засадного полка. Просили помощи, и Юрий отправил с ними часть своих воинов и часть отряда правой руки. Татарские отряды, похожие на огромные клещи, что используют в своем деле кузнецы, сжимали кольцо. Их было в три раза больше, чем русских. Безжалостные, быстрые, они действовали так слаженно, словно заранее просчитали каждый шаг.

«Предатель! Среди нас есть предатель», — понял князь, но это уже не имело никакого значения, потому что враги были уже подле него, и приходилось безостановочно махать рукой, кося их направо и налево. «Словно крестьянин, выполняющий обыденную работу», — мелькнуло где-то в голове.