Карман полный ржи, стр. 31

— Минутку, сэр, — сказал инспектор Нил.

— Что такое?

Инспектор Нил нахмурился.

— Что-то меня в этой версии не устраивает. Не похожа она на правду. Что-то не стыкуется. — Он покачал головой и вздохнул. — А вот что? Пока не знаю.

Глава 21

Ланс и Пэт бродили по ухоженным лужайкам, окружавшим «Тисовую хижину».

— Надеюсь, Ланс, я не сильно огорчу тебя, — негромко сказала Пэт, — но более жуткого сада я в жизни не видела.

— Не огорчишь, — успокоил ее Ланс. — Неужели он такой уж жуткий? Не знаю, не знаю. По-моему, здесь не переставая копаются целых три садовника.

— Может, — предположила Пэт, — в этом вся беда. Средства затрачены большие, но индивидуального вкуса не чувствуется. А ведь наверняка тут все как положено: и рододендроны самые лучшие, и высадили их как надо и в срок.

— А ты, Пэт, что посадила бы, если бы у тебя был английский сад?

— В моем саду, — ответила Пэт, — росли бы штокрозы, шпорники и крупные колокольчики — никаких клумб, тем более этого кошмарного тиса.

И она чуть ли не с ненавистью взглянула на тисовую изгородь.

— Ассоциативное мышление, — не задумываясь определил Ланс.

— В отравителе есть что-то такое, от чего у меня мороз по коже, — сказала Пэт. — Представляешь себе этого человека: мрачный, переполненный желчью, мстительный…

— Ты так его воспринимаешь? Занятно! А по-моему, для отравителя больше характерны деловитость и хладнокровие.

— Да, наверное, ты прав. — Она чуть поежилась. — Все равно три убийства… Этот убийца — просто маньяк.

— Да, — глухо произнес Ланс. — Боюсь, что так. — Внезапно он заговорил громко:

— Послушай, Пэт, ради Бога, уезжай отсюда. Возвращайся в Лондон. Поезжай в Девоншир или на озера. В Стратфорд-на-Эйвоне или в Норфолк, там есть что посмотреть. Полиция тебя задерживать не будет — ты к этой истории не имеешь никакого отношения. Когда отравили отца, ты была в Париже, когда убили двух других — в Лондоне. Поверь, я страшно обеспокоен тем, что ты здесь.

Пэт некоторое время молчала, потом негромко спросила:

— Ты ведь знаешь, кто это, правда?

— Нет, не знаю.

— Но тебе кажется, что знаешь… Потому ты и боишься за меня. Лучше бы ты мне все рассказал.

— Да нечего мне рассказывать. Я сам ничего не знаю. Но, видит Бог, хочу, чтобы ты отсюда уехала.

— Дорогой, — сказала Пэт, — никуда я не поеду. Я останусь здесь. К добру это или нет — останусь. Иначе просто не могу. — Она добавила с неожиданной дрожью в голосе:

— Только со мной всегда не к добру.

— Как тебя понимать, Пэт?

— Я приношу людям несчастье. Вот так и понимать. Приношу несчастье всем, с кем соприкасаюсь.

— Моя дорогая, обожаемая глупышка, но мне ты принесла счастье. Ведь отец пригласил меня вернуться домой и хотел восстановить мир, когда мы с тобой поженились.

— Ну, вот ты вернулся, и что дальше? Говорю тебе, я приношу людям несчастье.

— Послушай, прелесть моя, ты просто вбила себе это в голову. Суеверие в чистом виде.

— Ничего не могу с этим поделать. Есть люди, которые приносят несчастье. Я — одна из них.

Ланс взял ее за плечи и как следует встряхнул.

— Ты — моя Пэт, и быть твоим мужем — величайшее счастье в мире. Постарайся понять это, глупенькая. — Потом, успокоившись, он сказал уже более ровным голосом:

— Но, Пэт, серьезно, прошу тебя — будь осторожней. Если здесь бродит кто-то с мозгами набекрень, я не хочу, чтобы именно ты нарвалась на пулю или отведала белены.

— Или отведала белены.

— Когда меня нет рядом, держись поближе к старушке, как там ее… Марпл. Как думаешь, почему тетушка Эффи пригласила ее остаться?

— Одному Богу известно, почему тетушка Эффи делает то, а не другое. Ланс, мы здесь долго пробудем?

Ланс пожал плечами.

— Трудно сказать.

— По-моему, — сказала Пэт, — мы здесь не сильно кому-то нужны. — После секундного колебания она продолжала; — Дом сейчас принадлежит твоему брату, да? Он совсем не в восторге от того, что мы здесь.

Ланс внезапно хохотнул.

— Ясно, что не в восторге, но ему придется нас потерпеть, пока, во всяком случае.

— А потом? Что мы будем делать, Ланс? Вернемся в Восточную Африку?

— Ты бы хотела туда вернуться, Пэт?

Она энергично закивала головой.

— Это здорово, — обрадовался Ланс, — потому что и я хочу того же. С Англией меня теперь мало что связывает.

Пэт просияла.

— Как замечательно. А то в прошлый раз я здорово напугалась: подумала, что ты решил остаться здесь.

В глазах Ланса вспыхнула дьявольская усмешка.

— Насчет наших планов чур язык за зубами, Пэт, — предупредил он. — Уж больно мне хочется прищемить любимому братцу хвост, хоть чуть-чуть.

— Ланс, только будь осторожен.

— Буду, буду, прелесть моя, просто я не понимаю, почему старине Перси все должно сходить с рук?

Чуть склонив голову набок — эдакий благообразный попугай, — мисс Марпл сидела в большой гостиной и внимала миссис Персиваль Фортескью. В этих стенах мисс Марпл выглядела особенно не на месте. Сухонькая, она совершенно не вязалась с огромным парчовым диваном, с подушками разных оттенков, разложенными вокруг. Мисс Марпл держалась очень прямо — в детстве ее приучили носить корсет, чтобы не сутулилась и ни в коем случае не сидеть развалясь. Рядом с ней в большом кресле, одетая в замысловатое черное платье, сидела миссис Персиваль и без умолку трещала. «Точь-в-точь как бедная миссис Эмметт, — рассуждала про себя мисс Марпл, — жена управляющего банком». Она вспомнила, как однажды миссис Эмметт заглянула к ней по поводу торговли на День маков [11], и, когда они обо всем договорились, миссис Эмметт вдруг прорвало. Ее положение в Сент-Мэри-Мид было не простым. Она не принадлежала к избранному кругу почтенных дам, живших очень скромно в опрятных домиках вокруг церкви, дам, которые тем не менее были накоротке с местной знатью и их чадами и домочадцами, хотя сами они знатью, строго говоря, и не были. Мистер Эмметт, управляющий банком, взял себе жену из более низкого социального сословия, в результате она оказалась в полной изоляции, ибо вход в круг жен торгового люда был ей и вовсе заказан. Чудище снобизма подняло свою омерзительную голову — и миссис Эмметт оказалась выброшенной на безлюдный остров. Жажда общения у миссис Эмметт все нарастала, но именно в тот день плотина рухнула, и мисс Марпл захлестнуло бурным потоком. Она вполне сочувствовала миссис Эмметт, а теперь она сочувствовала миссис Персиваль Фортескью.

Поводов для недовольства у миссис Персиваль накопилось предостаточно, и она с колоссальным облегчением делилась своими бедами с человеком более или менее посторонним.

— У меня нет привычки жаловаться, — говорила миссис Персиваль. — Это не в моих правилах. Я всегда говорю — нужно приспосабливаться к обстоятельствам. Чего нельзя исправить, с тем изволь мириться, и я никогда никому и словом не обмолвилась. Да и кому жаловаться? Тут ведь живешь в полной изоляции, в полнейшей. Конечно, очень удобно, что у нас с Вилем в доме свои комнаты, да и экономия какая. Но, с другой стороны, когда ты сама себе хозяйка — это куда лучше. Уверена, вы со мной согласитесь.

Мисс Марпл действительно согласилась.

— Слава Богу, наш новый дом почти готов, скоро будем туда перебираться. Дело только за штукатурами да малярами. Они все тянут и тянут… Мужу-то, конечно, и здесь хорошо. Но мужчины к этому относятся совершенно иначе. Я всегда это говорила — совершенно иначе. Вы согласны?

Да, согласилась мисс Марпл, мужчины к этому относятся совершенно иначе. Тут она не кривила душой, ибо действительно так думала. «Джентльмены», по мнению мисс Марпл, являли собой особую породу, разительно отличавшуюся от ее собственного пола. На завтрак им требовались два яйца плюс бекон, три раза в день им надобно плотно поесть, и упаси вас Господи спорить с ними или, того хуже, перечить им перед обедом. Миссис Персиваль продолжала: