Как опасно быть женой, стр. 22

– Браво! – хлопает в ладоши Энни. – Феноменальный прогресс.

– Еще что-нибудь? – хладнокровно интересуется Фрэнки.

– Да. – Я закрываю глаза. Как страшно. Ну, говори, Джулия. Говори. – Я, кажется, немножко влюбилась.

– В курьера? – спрашивает Энни.

Яркая краска заливает лицо и шею. К чему я затеяла этот разговор?! Облеченное в слова, все сразу станет реальным. Подруги обрадуются, а меня с удвоенной силой начнет глодать совесть.

– Нет, не в него, – качаю головой я, переводя взгляд с Энни на Фрэнки и разворачивая корабль лжи на новый курс. – В одного саксофониста. – Я старательно изображаю лукавую улыбку. – Он играет в рок-группе. А я его единственная фанатка.

Энни бросает мне в голову конфеткой.

– Ах ты, зараза! Я чуть было не поверила.

– И каково же спать с рокером? – любопытствует Фрэнки.

– Экстаз. – Я не признаюсь, что мы с Майклом почти забыли, что такое секс.

– Кстати, а когда он снова выступает? – спрашивает Фрэнки.

– По-моему, это очень хорошо. Ему нравится, он счастлив, а остальное не имеет значения, так ведь? – Мои слова куда благороднее чувств. – А играет он в следующую пятницу. Один его партнер договорился для них о выступлении на Окуневом фестивале. Шесть девяносто девять с носа – и ешь сколько влезет. Пиво свое.

– Вот это по-нашему, – легкомысленно вертит пальцем Фрэнки. – Охреней от окуней. Только представьте.

Окуневый фестиваль для нас – одно из главных событий года, хотя лучше б для него придумали название поблагозвучней.

– Отлично! Знаете, что я думаю? Побольше бы нам таких мероприятий, – изрекает Энни. – У меня дети не были на ярмарке лет двенадцать, не меньше. И мы совершеннопропустили ревеневый парад.

Вечная тема: наше великое социальное противостояние. С одной стороны, университетская публика и топ-менеджеры, те, кто живет в городе в больших домах с крошечными двориками, а с другой – фермеры и фабричные рабочие из предместий, обитающие в крошечных домиках на сотнях акров плодородной земли. Разные телефонные коды, разные школы и развлечения. У них – окуневые фестивали, у нас – дрянная рок-группа из пары лысеющих адвокатов и одной сексапильной ассистентки, которую, кстати, неплохо бы придушить.

– О-о-ой! Давайте пойдем! – визжит Фрэнки. – Наконец-то я выведу в свет мой комбинезон! Все-таки от Донны Каран! Ведь протухаетв шкафу, по-моему, даже бирка осталась. А еще надену соломенную ковбойскую шляпу, маленький красный платочек и буду вылитая Элли Мэй [13].

– Элли Мэй носила не комбинезоны, – уточняю я, – а короткие шорты.

– Не вариант, – отрезает Фрэнки. – Слушайте, пусть это будет великий поход пляжных прелестниц!

– Согласна, – говорит Энни. – Но только ради того, чтобы послушать Майкла еще разок. Без жареных окуней я преспокойно обойдусь.

Я откидываюсь на спинку плюшевого дивана.

– На сегодня моя норма перевыполнена. – Я размышляю обо всем, чего не сказала. – Следующий.

– Ладно. – Энни тянется за пирогом. – Я сказала Келли Лондон, что мой отец – потомок Александра Гамильтона [14].

– А это правда? – спрашиваю я.

– Смеешься? Отцовская семья приехала в Америку в 1937-м. Потому отца и назвали Эллис. Как остров [15].

Келли Лондон подвинута на генеалогии и вечно достает всех со своими корнями, которые проследила аж до короля Генриха IV Разумеется, ее предки в 1620 году сошли с “Мэйфлауэра”, Уильям Брэдфорд, губернатор Плимутской колонии, ей родственник, а прабабки учили индейских скво печь пироги из батата.

Келли никогда не спрашивала меня об отце, не то я, пожалуй, сказала бы, что он погиб на войне до моего рождения. Я бы отгрохала себе такое генеалогическое древо, что у Келли Лондон глаза бы на лоб повылезли. Фантазия разрастается, и вот я уже горжусь своей выдуманной семейной историей: мой отец умер героем! На самом деле я даже не знаю его имени и тащу за собой семейный позор, словно мешок кирпичей.

– И тебе не стыдно? – спрашиваю я.

– Такого слова, детка, в моем лексиконе нет. Предлагаю и тебе его вычеркнуть. – Энни кладет ноги на тахту и игриво шевелит пальцами. – Правда, потрясающий педикюр?

Мы приканчиваем “Текизу” и переходим на диетическую колу. Настает очередь Фрэнки.

– У меня нет грешков, зато есть потрясающая новость! Предваряя вопросы – нет, я не беременна. – Фрэнки берет с барной стойки печенья и протягивает нам. – Это – новый проект!

– Фрэнки Уилсон, гений предпринимательства. – Энни относится к деловым затеям подруги с ласковой насмешкой. – Ну, рассказывай, что ты еще удумала?

– А вот. – Фрэнки легонько встряхивает тарелкой. – С виду обычное печенье с предсказаниями, но – загляните внутрь. Ломайте, ломайте!

Мы разламываем печенья и достаем бумажные ленточки. Первой читает свое предсказание Энни:

– “Тайны вашего происхождения всерьез дадут о себе знать этим летом”.

Следующей разворачивает бумажку Фрэнки:

– Ух ты! Вот это мне нравится! “Этот колючий тип не так прост, как кажется. Будьте снисходительны и деликатны”. – Она хлопает в ладоши. – Ну, дошло? Психотерапевтическое печенье с предсказанием! Ищите в ближайшем китайском ресторане. Отличная идея, правда?

– И что, оно действительно уже есть в ближайшем китайском ресторане? – спрашивает Энни.

– Нет, пока еще нет. У китайских ресторанов свои поставщики, черт бы их побрал. Соответственно, деловая этика и все прочее. Сами понимаете. Пробиться на рынок будет трудновато. Да и моя концепция им не совсем ясна. Попробуй втолкуй что-нибудь про психотерапию человеку, который ни бум-бум по-английски.

– По-моему, идея замечательная, – говорю я. – И забудь про китайские рестораны. Надо найти что-то другое, необычное. Концептуальное, вроде того кафе в центре, где подают буррито и все оформлено в стиле Элвиса. – Я разламываю свое печенье и достаю предсказание. – Посмотрим, посмотрим. “Высокий красавец брюнет вскружил вам голову, но учтите, он – лишь отражение темной стороны вашей души. Будьте осторожны”.

глава восьмая

Лесли Кин уехала на семинар из цикла “Секс в морях”. Фактически это круиз в Канкун, во время которого полный пароход университетских маразматиков дискутирует о “Прелюдии XXI века” и режется в шаффлборд. Я между тем обдумываю предложение Кайрен Парнелл устроить выставку “Королевы бурлеска сороковых и пятидесятых”. Разумеется, в свое время эти барышни послужили причиной не одной ночной поллюции, но по нынешним стандартам они со своими тщательно уложенными прическами и бровями в ниточку – просто монахини, невзирая на сетчатые чулки и накладки на сосках. Принцесса Тамтам с гигантским украшением из перьев на голове и раскрашенным барабаном, в закрытом купальнике. Кокетка Баблз, “самая восхитительная грудь Америки”, в маске Марди-Гра с гигантскими бараньими рогами. Фрэнки Вэлон, “экзотическая танцовщица”; коронный номер – “Танец священного попугая”. У Греты Гудли, “фермерской дочки”, к трусикам пришито шесть медных коровьих колокольчиков. Сейчас им всем под восемьдесят, а то и под девяносто. Интересно, многие ли живы и удалось ли им сохранить фигуру? От этих мыслей мне становится грустно, надо проветриться. Я сую блокнот и фотографии в большой конверт и выношу работу на улицу.

– Джулия!

Я оборачиваюсь. Никого. Но снова слышу:

– Джулия!

Подняв глаза, я вижу Эвана Делани. Он смотрит на меня из крохотного окошка и улыбается во весь рот, приложив руку ко лбу козырьком. В другой руке у него черная кружка.

– Перерыв?

Я киваю. Даже отсюда мне видна ямочка у него на подбородке.

– Поднимайтесь ко мне! Выпьем кофе по-турецки, – кричит он, поднимая кружку. – Только что сварил.

– Не могу. – Я машу папкой: – Куча работы! Времени совсем нет.

– Всего десять минут! Ну пожалуйста. Зато взбодритесь. – Он опять улыбается, а потом жалобно: – Я проверяю контрольные и скоро на стенку полезу. Мне нужно отвлечься. Умоляю вас, Джулия.