Фокус с зеркалами, стр. 22

– Но его можно считать дееспособным? – спросил инспектор. – Он сознает, что делает?

– Отлично сознает.

– Значит, он хотел совершить преднамеренное убийство, когда стрелял в мистера Серроколда.

– О нет, инспектор! Ничего подобного.

– Послушайте, доктор Мэйверик! Я видел в стене два отверстия от пуль. Они прошли в опасной близости от головы мистера Серроколда.

– Возможно. Но у Лоусона не было намерения убить мистера Серроколда или хотя бы ранить его. Он очень любит мистера Серроколда.

– Весьма странный способ выражать любовь.

Доктор Мэйверик снова улыбнулся. Эту улыбку инспектор Карри переносил уже с трудом.

– Все, что мы делаем, мы делаем намеренно. Ну например: вы не можете вспомнить чье-то имя или лицо. Почему? Да потому, что вы бессознательно хотите его забыть.

Взгляд инспектора выразил недоверие.

– Даже если мы просто оговариваемся, в этой оговорке таится глубокий смысл. Эдгар Лоусон стоял всего в нескольких футах от мистера Серроколда. Он легко мог убить его наповал. И, однако, промахнулся. Почему же он промахнулся? Да потому, что хотел промахнуться. Вот и все. Мистеру Серроколду не грозила ни малейшая опасность, и сам мистер Серроколд ясно это сознавал. Он понял жест Эдгара именно так, как его и надо было понимать. Как жест протеста и вызова миру, который отказал ему в главном, что нужно ребенку, – в любви и защищенности.

– Я хотел бы видеть этого молодого человека.

– Конечно, если желаете. Вчерашняя вспышка очистила его разум и успокоила душу. Сегодня ему гораздо лучше. Мистер Серроколд будет очень доволен.

Инспектор Карри внимательно посмотрел на доктора Мэйверика, однако тот был абсолютно серьезен.

Инспектор вздохнул.

– Есть ли у вас мышьяк? – спросил он.

– Мышьяк? – Вопрос был для доктора Мэйверика неожиданным. – Любопытно узнать, почему именно мышьяк?

– Прошу вас отвечать на вопрос.

– Нет, мышьяка ни в каком виде у меня нет.

– А лекарства есть?

– Конечно. Успокаивающие. Морфий, барбитураты. Обычный набор.

– Вы лечите миссис Серроколд?

– Нет. Их семейный врач – доктор Гантер из Маркет-Кимбла. У меня, разумеется, тоже есть диплом врача, но я практикую исключительно как психиатр.

– Так-так. Что ж, благодарю вас, доктор Мэйверик.

Когда доктор Мэйверик вышел, инспектор Карри сказал сержанту Лейку, что психиатры действуют ему на нервы.

– Перейдем к членам семейства, – сказал он. – И начнем с этого американца, Уолтера Хадда.

Уолтер Хадд вел себя осторожно. Он словно присматривался к полицейскому инспектору. Но отвечать не отказывался.

– Электропроводка в Стоунигейтсе в плохом состоянии. Вся система очень устарела. В Штатах такого не допустили бы.

– Кажется, электричество провели еще при покойном мистере Гулбрандсене-старшем, когда оно было в новинку, – сказал инспектор Карри, слегка улыбаясь.

– Вот именно! Добрая старая феодальная Англия. И с тех пор здесь ничего не меняли.

На этот раз выбило пробки и погасли почти все лампочки в Зале. Он, Уолтер, пошел заменить пробки. Поменял и вернулся.

– Сколько времени вы отсутствовали?

– Точно сказать не могу. Пробки находятся в неудобном месте. Мне понадобились лесенка и свеча. В общем, это заняло минут десять-пятнадцать.

– Вы слышали выстрел?

– Нет, я ничего не слышал. На кухонную половину ведут двойные двери, а одна из них обита чем-то вроде войлока.

– Понимаю. А когда вы вернулись в Зал, что вы увидели?

– Все там столпились у двери, которая ведет в кабинет мистера Серроколда. Миссис Стрэт сказала, что мистер Серроколд убит, но оказалось, что он цел и невредим. Этот болван Лоусон промахнулся.

– Вы узнали револьвер?

– Еще бы! Это был мой собственный револьвер.

– Когда вы видели его в последний раз?

– Дня два или три назад.

– Где вы хранили его?

– В комоде, в моей комнате.

– Кому было известно, что вы храните его там?

– Не знаю, кому и что известно в этом доме.

– Что вы хотите этим сказать?

– Что они здесь все с приветом.

– Когда вы вернулись в Зал, там были все?

– Кто – все?

– Все те, кто там был, когда вы пошли менять пробки?

– Джина была… и старая седая дама, и мисс Беллевер… Я не обратил особого внимания, но, кажется, так.

– Мистер Гулбрандсен приехал позавчера и приехал неожиданно?

– Да. Как я понял, это был непредвиденный визит.

– Его приезд кого-нибудь поразил или взволновал?

Уолтеру Хадду понадобились две-три секунды, прежде чем он ответил:

– Нет, такого я не заметил.

И опять в его поведении появилась настороженность.

– Известно ли вам что-нибудь о цели его приезда?

– Думаю, что он приехал по делам драгоценного Фонда. Вот уж бредовая затея!

– Такие затеи, как вы их называете, существуют и в Штатах.

– Да. Но одно дело – вклад в социальную программу, а другое – вся эта воспитательная возня. Мне психиатры еще в армии осточертели. Здесь же они так и кишат. Учат молодых громил плести корзиночки из рафии [47] и делать подставки для трубок. Нежности какие! Это же для малых ребят.

Инспектор Карри никак не прокомментировал этот критический отзыв. Не исключено, что в глубине души он был согласен. Внимательно глядя на Уолтера, он спросил:

– Как вы думаете, кто мог убить мистера Гулбрандсена?

– Думаю, что упражнялся один из одаренных воспитанников Школы.

– Нет, мистер Хадд, это исключено. Хотя в Школе всячески стараются создать атмосферу свободы, это как-никак место заключения. И порядки там соответствующие. Никто после наступления темноты не может выбраться оттуда.

– Я все же не исключал бы воспитанников Школы. А если вам угодно искать ближе к семейному кругу, думаю, что вернее всего ставить на Алекса Рестарика.

– Почему вы так думаете?

– У него была такая возможность. Он приехал один на машине и как раз в это время ехал через парк.

– А зачем ему убивать Кристиана Гулбрандсена?

Уолтер пожал плечами:

– Я здесь человек пришлый. И не знаю всех их семейных дел… Может, старик что-то узнал про Алекса и мог рассказать Серроколдам.

– И что было бы?

– Возможно, они перестали бы давать ему деньги. А он их здорово умеет тратить, как я слышал.

– На свои театральные антрепризы?

– Так он их называет.

– Вы полагаете – на что-то иное?

Уолтер Хадд снова пожал плечами.

– Откуда мне знать? – сказал он.

Глава 13

1

Алекс Рестарик много говорил и много жестикулировал.

– Да знаю, знаю! Я идеально подхожу на роль подозреваемого. Приезжаю сюда один, а на пути к дому вдруг впадаю в творческий экстаз. Впрочем, вы едва ли это поймете.

– А вдруг все-таки пойму, – сухо возразил инспектор.

Но Алекс Рестарик продолжал, не останавливаясь:

– Ведь именно так и бывает. На тебя находит. Неизвестно когда и как. Какой-нибудь неожиданный эффект или ракурс – внезапное озарение – и забываешь про всех и вся. В следующем месяце я ставлю «Ночи в порту». И вдруг вчера вечером вижу нечто изумительное. Идеальное освещение. Туман – фары, разрезающие туман и отраженные им, тускло освещающие какие-то высокие здания. И все усиливало этот эффект! Выстрелы – звук бегущих шагов – пофыркивание электрического движка, но так могут пыхтеть и буксиры на Темзе. Я подумал: вот оно! Вот что мне надо! Но как воспроизвести это на сцене? И…

Инспектор Карри перебил его:

– Вы услышали выстрелы? Откуда?

– Из тумана, инспектор. – Алекс взмахнул холеными руками. – Из тумана. Это и было самым изумительным.

– И вам не пришло в голову, что случилась беда?

– Беда? С какой стати?

– Разве выстрелы такая уж обычная вещь?

– Ах, я же знал, что вы не поймете! Выстрелы вписывались в сцену, которую я создавал. Выстрелы были мне нужны. Опасность – опиум – безумие… Не все ли мне равно, что это было в действительности? Может быть, выхлопы грузовика на дороге? Или браконьер стрелял кроликов?