Миг бесконечности. Том 2, стр. 54
— Я сам начинаю себя бояться, — Вадим нагнул голову, потерся щекой о ее ладонь.
И вдруг он оказался у нее за спиной, обхватил обеими руками и крепко прижал к себе.
— Если это такое сумасшествие, то я готов жить с ним всю жизнь, — услышала она над ухом его жаркий шепот. — Я никуда тебя не отпущу и никому не отдам.
— Так ведь сказала уже, что никуда не собираюсь, — успела она ответить, и в ту же секунду горячее дыхание переместилось и переросло в бесконечно долгий страстный поцелуй.
— Я и не представляла, сколько от этого можно получать удовольствия, — прервалась на секунду Катя. — Это так затягивает… Это так… так вкусно, — не сразу подобрала она слово.
— А я не представлял, что могу быть таким ненасытным, — улыбнулся Вадим и, снова прильнув к ее губам, мягко увлек за собой в направлении спальни.
В этом замедленном сладострастном пути он не терял времени даром: джемпер, джинсы, как Катины, так и его, были сброшены где-то в гостиной, все остальное лихорадочно расстегивалось, снималось, стаскивалось совместными усилиями уже в спальне. Спустя пару минут с белоснежной кровати слетело покрывало и два тела слились в одно…
Две сигареты, медленно тлевшие в пепельнице, так и не дождались своих хозяев, упали на стеклянное дно и погасли…
3
После событий второго января и страстной ночи любви Катя и Вадим практически не расставались. А если и разлучались на несколько часов, то без конца перезванивались по поводу и без. Встретили Рождество вместе с Ниной Георгиевной, души не чаявшей в Кате, и вернувшейся из России Галиной Петровной. К слову, та сразу прониклась к Кате большой симпатией. По вечерам они гуляли, ходили в кино, катались на лыжах. И говорили, говорили, говорили — рассказывали друг другу о детстве, о юности.
Иногда проводили время на диване перед телевизором. В обнимку. Порой так и засыпали, но ненадолго. Стоило переместиться на кровать, как сон, практически не сопротивляясь, уступал место любви — самому прекрасному действу на свете. Необыкновенно нежному, желанному, сладострастному…
Только сейчас, умудренная десятилетним опытом семейной жизни, Катя поняла смысл коробившей ее прежде фразы «заниматься любовью». Именно любовью, а не избитым, бывшим на слуху ее заменителем, сухо описывающим то, что за этим словом скрывалось. И это открытие наполняло каждую ее клеточку такой неописуемой радостью, таким восторгом, что она вдруг снова стала писать стихи. Они выплескивались из нее настоящими потоками — утром, днем, ночью. Тихонько вскакивала, на цыпочках бежала в кабинет к ноутбуку, записывала, редактировала и оставляла открытыми на мониторе для Вадима…
«Утром прочтет», — улыбаясь, заползала она опять под одеяло и, уткнувшись в теплое плечо, наконец-то засыпала. Спокойно, умиротворенно. Счастливо…
Лишь одно, пусть и ненадолго, омрачало блаженное состояние Кати: к отцу она по-прежнему наведывалась одна. Здесь Вадим был непреклонен: рано им пока знакомиться, не стоит нагнетать обстановку. Тем более накануне развода. Кто знает, на какие козни способен бывший супруг?
В остальном все было невероятно красиво, даже сказочно. И если выражение «носить на руках» может существовать в реальной жизни, то с Катей именно это и происходило. Вадим был настолько внимателен и заботлив, что у нее от избытка чувств слезы порой наворачивались: неужели так бывает? Неужели это происходит наяву с ней, а не с мифической девушкой, которую тоже зовут Катя?
Забота, или, как она выразилась, гиперопека, проявлялась на каждом шагу. И она начинала к ней привыкать. Дело даже не в новом телефоне, не в шубе, которую она теперь обязательно надевала, выходя на улицу. Хватало мелочей, о которых она раньше не то что бы не мечтала, не задумывалась.
Стоило ей однажды проснуться с головной болью, как обеспокоенный Вадим тут же организовал консультацию у специалиста. Ничего страшного, но сосуды слабые, надо беречь. Желательно высыпаться. На следующее утро Катя осталась и без утреннего секса, который стал привычным, и без кофе. А все потому, что доктор рекомендовал ей сон. Вадим даже Галине Петровне приказал не приходить раньше десяти: не дай Бог разбудит!
Когда во время оттепели она промочила ноги и сболтнула об этом по телефону, ровно через час в квартиру были доставлены три пары сапог ее размера. И хоть понравились и подошли все, две пары по настоянию Кати все же вернули в магазин. Зачем ей столько обуви? Она не привыкла менять ее каждый день.
И так во всем. Стоило ей о чем-то заикнуться, как реакция Вадима следовала незамедлительно. Она даже стала побаиваться сказать ему лишнее.
Правда, одно желание все же озвучила: ни разу не была в Германии, а хотелось бы посмотреть. Тем более что Вадим вскоре снова собирается туда лететь. Расстроившись, что не подумал об этом сам, он тут же развил бурную деятельность. Замечательная идея! Он поможет ей открыть многократную визу, вместе они полетят во Франкфурт, где ему в самом деле необходимо быть по делам в двадцатых числах, затем поедут в Зельден, покатаются на лыжах и отметят Катин день рождения.
Она не уставала удивляться, насколько быстро Ладышев не только что-то планировал, но и осуществлял задуманное. Буквально через несколько дней из Германии пришло приглашение от благотворительного фонда, а с ним еще и гарантии влиятельных людей, что проволочек с открытием визы для Проскуриной не возникнет.
Однако все же вышла неувязка: в Катином паспорте почти не осталось чистых страниц. Притом обнаружилось это буквально за день до подачи документов в посольство! И хотя Вадиму удалось и этот вопрос решить довольно быстро, стало понятно: вылететь вместе нереально.
А время отъезда неумолимо приближалось.
— Обещай, что без меня будешь жить здесь, в моей квартире, — накануне вечером попросил он. — Пожалуйста. Мне так спокойнее.
— Твой дом — моя крепость? — прижавшись к нему, отшутилась Катя.
— Крепость не крепость, но мне бы этого хотелось. Маму и Галину Петровну я уже предупредил. Извини, без твоего согласия.
Катя задумалась. Так уж получилось: ни разу за эти три недели они не ночевали на Чкалова. То ли на самом деле все так складывалось, то ли Вадим умудрялся придумывать разные поводы, но факт есть факт. Даже днем она все больше времени проводила в его квартире на Сторожевке, так что, если честно, почти к ней привыкла. Как и к тому, что Ладышев теперь — необходимое и вполне достаточное условие ее жизни. Не видеть и не слышать его несколько часов было невыносимо, не говоря уже о том, чтобы провести без него ночь.
— Извиняю и обещаю: никуда отсюда не уеду! — улыбнулась Катя и, погрустнев, добавила: — И буду очень по тебе скучать.