Миг бесконечности. Том 1, стр. 65

— Обещаю, что, как только вернусь в Минск, сразу же займусь поисками невесты, — улыбнулся Вадим. — Мать тоже житья не дает, внуков требует.

— Как себя чувствует фрау Нина? — тут же поинтересовалась Хильда.

— Давление иногда прыгает, но в целом терпимо.

— Передавай ей от нас привет.

В прихожей раздался звонок — вернулась Магда.

— Ну что, пора к столу? — хозяин приободрился: после инъекции ему стало заметно лучше. — Надо отметить наши договоренности и скрепить их хорошим виски. Жаль, что после химиотерапии я не могу оценить его вкус.

— А ведь наш гость принес твой любимый виски, дорогой! Надеюсь, сиделка не будет возражать, если ее подопечный выпьет капельку? — вопросительно посмотрела Хильда на дверь прихожей.

— О! Это именно то, что доктор прописал! — обрадовался Мартин и прокричал в сторону холла. — Магда! Мой новый личный «Мерседес», пожалуйста!.. Сейчас ты оценишь достоинства этого чуда техники, — шутливо подмигнул он Вадиму.

Улыбнувшись, тот помог ему перебраться в инвалидную коляску. Радуясь, точно маленький ребенок, больной лихо покатил в сторону столовой…

6

Еще с вечера температура во Франкфурте преодолела минусовую отметку, а под утро и вовсе пошел снег. На подъездах к аэропорту моментально образовались пробки, и Ладышев не пожалел, что предусмотрительно поселился в гостинице неподалеку.

Несмотря на прямо-таки предновогоднюю белизну на улице, на душе было серо и тоскливо. К тому же снова не выспался: никак не мог отрешиться от горьких мыслей после посещения Флемаксов. За что этим милым людям выпало в жизни столько несчастий? И как избавиться от пронзившего за столом чувства, что он разговаривает с Мартином в последний раз? Неужели и тот испытывал нечто подобное? Долго не отпускал: вспоминал, шутил, пересказывал не раз слышанные байки, истории из своей жизни. До тех пор, пока не подошло к концу действие обезболивающего. Тогда он сам недвусмысленно напомнил гостю, что утром у него самолет.

«Таким активным и счастливым я видел Флемакса много раз на отдыхе, и именно таким он хотел остаться в моей памяти, — сделал печальный вывод Вадим, отстраненно наблюдая в иллюминатор за спецмашинами, обрабатывавшими самолет против обледенения. — Надо навестить мать, — закрыл он глаза. — Почему в таких случаях люди сразу вспоминают о близких? Чувствуют перед ними свою вину? Мать давно ждет внуков, Флемаксам пообещал назвать сына Мартином, — снова вернулся он ко вчерашнему разговору. — А если родится дочь? Может, и вправду жениться? Желающих выйти замуж пруд пруди, та же Кира-охотница… Да все они в большинстве охотницы… Хоть бы одна чем удивила за последнее время!.. И рад бы влюбиться, да разучился… Дорого же мне далась Лера… И что имел в виду отец, когда говорил, что она — не моя женщина?.. А где тогда моя? Как это определить?..»

Так уж получилось, что ответов на эти вопросы Вадим так и не нашел. Зато выстроил для себя четкую классификацию не только самих представительниц противоположного пола, но и своего к ним отношения. К примеру если вдруг возникал интерес к какой-то даме, то первым делом пытался понять: что не дает ему покоя? Если только те части женского тела, которые и должны будоражить мужское воображение, значит, ее можно смело отнести к разряду обыкновенных сексуальных объектов. К слову, самой обширной категории и самой кратковременной.

Если же цепляло не только это, то старался разобраться, что именно его влечет и какую задачу ставит перед собой очередная пассия. Продолжительность встреч с такими барышнями зависела от их поступков. Как только поведение становилось понятным и прогнозируемым, интерес к исследуемому объекту пропадал сам собой. Как правило, весь процесс занимал не более трех месяцев.

Но все это было после Валерии Гаркалиной…

Оценивая с высоты прожитых лет период влюбленности в нее, Вадим понял свою ошибку: слишком доверился чувству, слишком на него полагался. Слишком ему доверял. Иначе говоря, жил сердцем, а не умом, который время от времени подавал сигналы опасности. И не зря. Его просто использовали и легко предали в сложный жизненный момент.

Рана оказалась настолько глубокой и болезненной, что для простого выживания ему пришлось наглухо заблокировать чувства. Иначе не победил бы в другой жизни, которую выбрал для себя после полного краха той, первой, когда был мягок, доверчив, а потому открыт и уязвим.

«Человек напоминает дичь, — увлекшись охотой, провел он аналогию. — И на него несложно охотиться, когда он жаждет любви или ослеплен страстью. Чтобы не стать чьей-то добычей, всегда нужно быть настороже».

И тут же придумал для себя два несложных правила: во-первых, не привязываться к женщине самому, во-вторых, не позволить ей привязаться к себе. Сказано — сделано. Специально для коротких встреч он сначала снимал, затем купил однокомнатную квартирку в тихом местечке неподалеку. Своим же любовницам сразу давал понять, что ни на какое совместное будущее рассчитывать им не стоит. Соответственно, ни с кем долго и не встречался.

Одни относили такое его поведение к холостяцким чудачествам, другие считали это нормой и даже пытались копировать. Но, слава Богу, никто не стремился докопаться до сути, даже близкие друзья — Андрей Заяц и Саня Клюев. Конечно же, в их кругу женская тема никогда не была запретной, но так как вместе собирались они нечасто, времени на нее практически не оставалось. Да и друг к другу в душу без спросу никто не лез. Разве что Андрюха знал о жизни Вадима чуть больше: чаще виделись, поскольку вместе охотились.

Мама, Андрей, Саня… Вот, пожалуй, и все, кто был посвящен в его прошлую жизнь. С ними он мог позволить себе быть прежним. Новое же окружение, сложившееся за десять лет, знало его как жесткого бизнесмена с идеальной деловой репутацией или же как пижона, ехидного остряка, завсегдатая ночных клубов, человека, у которого невесть что на уме.

Все это Ладышева более чем устраивало, и со временем он научился легко переключаться с одной роли на другую. Материально он был обеспечен, привитые с детства хорошие манеры и знание психологии помогали сглаживать острые углы в отношениях с людьми, так что врагов, по сути, у него не было. Разве что женщины с разбитыми мечтами и, возможно, сердцами, которых он научился не брать в расчет.

Он, можно сказать, закоснел в подобном состоянии. И все же, пора было что-то менять…

«Нет, только не Кира! Вот уж чьей добычей быть не хочется! И за разбитое девичье сердце здесь можно не беспокоиться!» — непроизвольно нахмурился Вадим и снова глянул в иллюминатор: наконец-то закончили обрабатывать самолет.

«Надо вспомнить, что там у меня сегодня по плану, кроме дня рождения Андрюхи, — решил он переключиться. — Хорошо, что вчера успел заглянуть в охотничий магазин, подарок в чемодане… Итак… Елки-палки! Встреча с Проскуриной! Н-да, погорячился в понедельник, не подумал… Придется перенести… Однако любопытно, что ей удалось сделать: ни разу не позвонила, не задала ни одного вопроса. Самоуверенность? Или решила отказаться? Да, это вам не байки в газету строчить, это — анализ рынка! — усмехнулся он. — Ладно, увижу — решу, что с ней делать… А пока спать. Хотя бы часок», — приказал он себе после того, как самолет наконец-то вырулил к взлетной полосе.

…Пограничный и таможенный контроль Ладышев прошел одним из первых: ничего лишнего, только ручная кладь с кучей проспектов да пара пакетов из магазина duty-free. Едва он успел завести «Range Rover» и отпустить тормоз, как позвонил именинник:

— Привет, бродяга. Ты на какой земле?

— На родной. Вылет задержали, только что приземлился, — опустив стекло, Вадим закурил. — С днем рождения!

— Не забыл, — удовлетворенно хмыкнул Андрей.

— Тебя забудешь! Как жизнь? Все в порядке?

— А что ей станется? Это у тебя вечные катаклизмы, а у нас все по графику: отработал, отдежурил — и домой, в постель. Вот, проснулся, битый час с боку на бок ворочаюсь и думаю: ни звонка, ни поздравления, ждать тебя сего-дня, не ждать?