Миг бесконечности. Том 1, стр. 17

Наконец машина стала медленно выезжать задним ходом. Посмотрев вслед удалявшимся габаритным огням, Катя выползла из-под руля и закрыла глаза.

«Вот и все, что требовалось доказать. В субботу вечером на моем месте могла оказаться любая другая: та же Ленка, те же деревенские крали. А ведь он честно предупредил, что главное в охоте — понять, кто на кого охотится. Выходит, я была лишь добычей. А сама, дура, поверила, что такая особенная. Спасибо за науку, Вадим Сергеевич! Ну и денечек выдался! — она перевела взгляд влево, где на освободившееся место успела припарковаться другая машина: магазин ударными темпами выполнял поставленную задачу — поить и кормить припозднившийся люд. — Забыть! Ничего не было и нет! — Катя аккуратно собрала с колен крошки багета, высыпала в пепельницу и решительно включила заднюю передачу. — Как нет и не будет прежней Екатерины Александровны Проскуриной…» — почему-то мелькнуло в голове.

4

…Ночные сновидения на этот раз слились в один сплошной кошмар. И снова на тему охоты: люди в камуфляжной форме, но почему-то с немецкими автоматами времен войны, непролазные джунгли вместо привычного смешанного леса, выстрелы, собачий лай… При этом четкое понимание, что охотятся на нее, а она пытается спрятаться, убежать… Но стоило ей оторваться от преследователей и облегченно вздохнуть, как прямо перед глазами возникал страшный оскал какого-то неведомого существа…

Молниеносные повороты кошмарного сюжета порою пугали настолько, что приходилось вставать, тащиться в ванную, ополаскивать под краном лицо. Не помогало: едва вновь касалась головой подушки, ночные видения моментально наполнялись все теми же странными, пугающими персонажами.

Вскочив в очередной раз в холодном поту. Катя почувствовала, что сил бороться с навязчивыми кошмарами не осталось, и обреченно направилась в душевую кабину. Простояв, а вернее, просидев под дождиком невесть сколько времени, она завернула мокрые волосы в полотенце, набросила махровый халат, села за туалетный столик, склонила голову на плечо и задумалась.

«В следующем году мне исполнится тридцать три… Молодежь, та же Стрельникова, уже давно за глаза теткой Катей кличет. А ведь для них я и вправду „тетка“. И дело не только в возрастной разнице: куда-то подевалось, почти иссякло желание перевернуть мир, с которым когда-то поступала на журфак. Что тут лукавить, тогда, конечно, хотелось сделать имя, стать известной. Однако не это все же являлось главной целью. Набраться жизненного опыта и писать книги — вот оно, заветное желание. Только затерялась эта мечта среди бесконечного множества интервью и репортажей, отступила на самый дальний план. И стихи получаются все реже. Еле успеваешь информировать людей о свершившихся фактах в скупых газетных строках. От каждодневной писанины в прямом смысле слова подташнивает, зрение падает. Со стороны посмотреть — известная личность, интересная работа, материальный достаток. Как говорится, все сложилось. А что сложилось? Неужто так и буду до пенсии в корреспондентках за всякими Сосновскими бегать? Нет, надо что-то менять… Скорее бы вернулся Виталик!»

Открыв баночку с кремом, она нанесла на лицо белую полупрозрачную массу, похлопала по коже подушечками пальцев и отправилась на кухню варить кофе. В домах напротив вспыхивали ярким светом окна, на улице увеличивалось количество движущихся людей, машин.

За всем этим, пока нагревалась кофеварка, Катя наблюдала почти удивленно: она и забыла, когда в последний раз вставала в такую рань. Обычно спала до последнего, глотала обжигающий кофе, выскакивала за дверь, неслась в потоке транспорта на работу. Лишней минуты, чтобы задержаться у окна, никогда не было.

Оторвавшись наконец от созерцания картины просыпавшегося города, она поставила в мойку пустую чашку и взглянула на часы. Всего семь утра, а спать совсем не хочется. Вернее, не хочется новой борьбы с изнуряющими сновидениями. И это в тот день, когда на самом высоком уровне разрешено поваляться в постели!

«И все-таки надо немного полежать, иначе на работе свалюсь с ног», — смыв маску, решила Катя, прямо в халате заползла под одеяло и неожиданно уснула спокойным крепким сном.

В редакции Проскурина появилась к окончанию планерки, которую на сей раз проводил Росомахин. Корифей пера, в советские времена известный фельетонист, а ныне автор большинства едких и смешных заголовков в газете был явно не в духе и бубнил себе под нос что-то заунывное. Словно молитву читал. Уловить в его монологе хоть какой-то намек на личное отношение к тем или иным фактам было невозможно. Всех присутствующих это устраивало: большинство мирно дремало в креслах, а кое-кто даже умудрялся похрапывать.

«Сейчас начнется!» — улыбнулась Катя, зная по опыту, что к концу планерки Росомахин обязательно войдет в привычный образ балагура и хорошенько встряхнет народ порцией юмора.

Так и случилось.

— И последнее сообщение, на котором следует заострить особое внимание: распределены премии неофициального конкурса «Хит-храп-парад масс-медиа». Единодушным решением жюри Гран-при присужден сотруднику нашей редакции, отцу-героину Вениамину Потюне. Аплодисменты!!! — неожиданно ловко он переместил свое грузное тело ближе к фотографу и постучал того по плечу пальцем-сосиской.

Временно находящийся в разводе, но имеющий за спиной энное количество официальных и неофициальных браков и троих детей (за что и был наречен все тем же Росомахиным отцом-героином) Потюня вздрогнул, разлепил веки и с трудом сфокусировал взгляд на выпускающем редакторе.

— Нам непременно надо сфотографировать победителя — и на первую полосу! Желательно в самом что ни на есть рабочем антураже. И обязательно аплодирующие коллеги на заднем плане, — на полном серьезе принялся описывать задачу Росомахин. — Ну, вы меня понимаете, вы же профи!

Не до конца проснувшийся Венечка быстро-быстро захлопал ресницами, машинально кивнув головой, потянулся к футляру с фотоаппаратом и недоуменно осмотрелся.

— А кого фотографировать? — уточнил он громким шепотом у сидящей рядом Кати.

В следующую секунду взрывная волна хохота пронеслась по редакции, заставив всех непричастных к этому действу с завистью посмотреть на прикрытые жалюзи совещательной комнаты. Похоже, начиналось самое интересное: сейчас Росомахин войдет в образ шоумена и доведет розыгрыш до конца. Но не получилось: в комнату заглянула озабоченная Жоржсанд, сухо поздоровалась, уточнила, есть ли вопросы, а услышав «нет», пригласила к себе Росомахина и Атрощенко.

Имея в виду то ли собственную жену, то ли главного редактора, то ли двух взрослых дочерей, Анатолий Францевич беззлобно пробубнил под нос что-то типа «все мы под женским каблуком» и, тряхнув изрядно поредевшей шевелюрой, пыхтя направился за Камоловой. Выдержав подчеркивающую достоинство паузу, Александр Петрович Атрощенко неторопливо двинулся следом.

Планерка финишировала, и большая часть улыбающихся сотрудников потянулась на крыльцо — перекурить и обсудить очередной прикол Анатолия Францевича. Заодно и индифферентность Камоловой: то ли ей действительно не к чему и не к кому было придраться, то ли мыслями главред была уже в Москве? На работу опоздала, чего за ней отродясь не водилось…

О причинах столь нестандартного поведения Жоржсанд было высказано много догадок, но все сошлись на трех основных: заболела, влюбилась, бережет силы для поездки. И еще одно главное заключение: кто-то обязательно получит по шапке в ближайшие дни. На этой безрадостной ноте и разошлись по рабочим местам.

Заготовив с помощью Интернета «рыбу» для статьи о Сосновской, Проскурина взялась за ответы на письма, присланные читателями на конкурс осенних историй. Вообще-то, судя по новым вводным, теперь это не входило в ее обязанности. Да и по старым не входило: крайне редко редакция отвечала на письма читателей. Но уж слишком трогательные порой попадались строки, а потому частенько Катя делала это по собственной инициативе. Особенно если люди писали о любви, далеко не всегда счастливой. Чувствовалось, что им нужна поддержка хотя бы словом.