Besame mucho, клуша!, стр. 1

Анна Яковлева

Besame mucho, клуша!

Старенький телефонный аппарат, который мама уважительно называла «раритет» и категорически отказывалась заменить на радиотелефон, делал минутную передышку и снова надрывно хрипел – Лера прикрутила звонок до минимума. Может, это Казимир?

За шесть дней Казик дважды звонил на мобильный, тем и ограничился. Возможно, уверен был, что выхода у жены нет. Лера готова была согласиться с мужем: возвращение в редакцию было равнозначно возвращению в семью. Муж и начальник в одном флаконе – одно проистекает из другого… Как курица и яйцо. Тьфу!

Звонок не унимался. Лера уже пробовала накрывать аппарат подушками – не спасло. Полузадушенный хрип преследовал в ванной, на кухне и в спальне. Оставалось только перерезать шнур, но вызов электрика представлялся Лере еще большим кошмаром, чем настойчивый треск аппарата.

– Алло? – в нос произнесла Валерия: слезы сделали свое дело, до неузнаваемости изменив не только лицо, но и голос.

– Здравствуйте, я могу услышать Валерию Константиновну? – Резкий, не отшлифованный образованием голос принадлежал Шурочке Величко, секретарше Казимира.

– Нет. Валерия Константиновна на даче. – Лере удались мамины интонации.

Шурочка приуныла:

– Да? Это из приемной главного редактора звонят. – Ну конечно с ударением на «о» – чего еще ждать от пейзанки. – А как с ней связаться?

– Я передам дочери, что ее искали, – пообещала Лера чужим голосом.

Не успела трубка лечь на рычаг, как пытка тут же продолжилась, и Лера чуть ли не с ненавистью покосилась на телефон. Где только силы берет, подлец! Просто с ума сойти.

– Кончай дурака валять. Девочка моя, ты на работу собираешься? – проявила будничный интерес Галина Бочарникова. Эта не спутает никого и никогда.

Недельные отгулы, в которые не ушла, а канула Ковалева после «драмы на работе», закончились вчера, но Лера не представляла, как войдет в редакцию и окажется под прицелом нескольких десятков пар глаз. При мысли о свидетелях своего позора Валерию окатывала волна жгучего стыда. Оказывается, это стыдно – быть обманутой женой. Об этом казусе Лера размышляла не переставая.

Горе побежденным!

Любимая работа усилиями коллег превратится в пытку.

Нет, коллеги – люди интеллигентные, но это среднестатистическая интеллигентность. А чувство такта – удел избранных.

Может, перейти во внештатные корреспонденты?

Лера бросила контрольный взгляд в зеркало. Пфф.

На нее смотрело пришибленное существо с полным набором первичных и вторичных признаков женщины, заставшей мужа с другой: набрякшие веки, распухшее лицо, отеки, нездоровый цвет лица и взбунтовавшиеся волосы. И облезлый маникюр, до которого ей нет никакого дела.

В таком аварийном состоянии Лера находилась только дважды – после выкидышей. Ее отрицательный резус-фактор никак не хотел уживаться с резус-положительным семенем Казимира.

В остальное время Ковалева посещала бассейн, без фанатизма боролась с лишними килограммами, морщинами и хандрой, которая накатывала из-за нестыковки с материнством. Так в чем ее вина?

Низкий, прокуренный голос в трубке басил:

– Приезжай, – Бочарникова сделала затяжку, – тут дело есть, как раз для тебя.

Лера живо представила, как Галка пыхтит, и даже услышала запах дыма.

– Галь, я не могу. – Признание далось нелегко.

Чего-то подобного Галка ждала от своей подруги:

– Он, значит, может, а ты не можешь? Отлично. Он что, наказал тебя? В угол на горох поставил или, может, пристегнул наручниками к батарее?

– Да, – коротко подтвердила Лера. Именно так она себя и чувствовала.

– Ну что с тобой делать, Лерка? – возмутилась Бочарникова. – Это не ты, это он должен стыдиться и бояться! Этот Иуда! Понятно? Он, а не ты!

Если бы!

– А чего ему бояться-то? – с надеждой спросила Лера.

– Праведного Божьего гнева, не знаю, карающей десницы или там – тебя! Мужчина должен чего-то бояться в своей жизни. Ну хотя бы одинокой старости, как расплаты за свои похождения.

– Старости – это я понимаю, но меня-то – с какой стати? Таких, как я, невозможно бояться по определению.

– А вот это зря. Любая другая на твоем месте устроила бы этой гниде вырванные годы.

– Я тем и устраиваю Казимира, что ничего не могу устроить, прости за каламбур.

– Любой сможет, если захочет, – не согласилась Бочарникова. – Так я тебя жду?

– Хорошо, – решилась Лера, – сейчас приеду.

И впервые за много лет подкрасила глаза и губы.

И вспомнила: ключ от «фольксвагена» с мятым бампером она отстегнула от общей связки, когда уходила от Казика, и царственным жестом бросила на комод в прихожей. Значит, теперь она безлошадная.

Тем лучше – не зря накрасилась.

…В маршрутке воспоминания недельной давности накрыли Леру с головой – пока ехала, в тысячу первый раз прогнала в памяти, перетасовала и перемонтировала кадры с поправкой на союз «если»…

…Юбилей газеты «Губернские ведомости» отмечали без фанатизма, хотя поползновения были: горячие головы предлагали пригласить чиновников из «верхних слоев атмосферы» и звезд шоу-бизнеса, но коллектив эту идею зарубил. Большая часть сошлась на том, что праздник надо делать для себя, а не для чужих, и вообще – чем тише, тем лучше.

Совсем тихо не получилось.

Арендовали конференц-зал, пригласили главу департамента по работе со СМИ, постоянных авторов и читателей, выигравших викторину на знание истории города и газеты.

Телевизионщики подсуетились с марафоном, коллеги из конкурирующих изданий навязались к главному с интервью, в общем, вышло достаточно бестолково и суетливо и отдавало совком.

«Губернской» газета называлась последние двадцать лет, а в прежние времена это был рупор коммунизма, по этой причине пришлось выказывать уважение еще живым партийным мастодонтам.

Переждав раздачу слонов, редакционный отдел почти в полном составе незаметно слинял, чтобы продолжить пьянку в кабинете ответственного секретаря Тихона Завьялова.

Представительские функции остались исполнять Казимир Дворянинович, два его зама – Галина Бочарникова, сорокалетняя вобла, способная перепить любого мужика, душа компании Гоша Ломакин, балансирующий на грани развода с третьей супругой, – и вертлявая остроглазая Шурочка Величко.

Хозяин кабинета Завьялов и веб-дизайнер Макс Олифер беззлобно переругивались из-за мизерных премий журналистам из фонда губернатора.

Витающие над столом запахи вызывали слюноотделение, отвлекали и сбивали с мысли, и вялый диспут о фундаментальных ценностях сошел на нет.

Под тихий гомон Манана Гевелия – корреспондент отдела информации, застенчивая толстуха с низким грудным голосом, добросовестная и ответственная, как Крупская Н.К., – сервировала стол разнокалиберными редакционными чашками, именуемыми лиможским фарфором, бумагой «Снегурочка» вместо скатерти и одноразовыми в принципе, но уже много раз использованными и оттого слегка деформированными пупырчатыми пластиковыми тарелками.

Когда стол был накрыт, оказалось, как обычно, что бутылок больше, чем закуски, да и та, что есть, перекочевала из кухни Мананы.

Готовила Манана изумительно, аджику делала с грецкими орехами, и эта аджика пользовалась огромной популярностью далеко за пределами редакции, гораздо большей, чем статьи корреспондента Мананы Гевелия.

По-восточному внимательная к начальству, Манана налила Валерочке Константиновне-Лерочке-Лере контрабандную хванчкару, и после нескольких глотков сухого «первая леди» редакции тихим, но приятным голоском затянула Митяева:

– Под животом моста мы пили с ней вино…

– Могли бы лет до ста, – подхватила чистым вибрирующим меццо-сопрано Манька Чижевская, студентка на практике, – мы целоваться, но краток речной маршрут, кончилась хванчкара, поздно и дома ждут, пора!