Автобиография, стр. 107

Именно тогда, вероятно, я стала превращаться из любителя в профессионала. Последний отличается от первого тем, что должен писать и тогда, когда не хочется, и тогда, когда то, что пишешь, не слишком тебя увлекает, и даже когда получается не так, как хотелось. Я терпеть не могла «Тайну Голубого экспресса», но я ее все же дописала и отправила издателям. Ее раскупили так же быстро, как предыдущую. Я должна была бы радоваться – но, надо сказать, этой книгой я никогда не гордилась.

«Оратава» находилась в чудесном месте – позади отеля возвышалась большая гора, вокруг росли великолепные цветы, – но было у него и два недостатка. После ясного утра, ближе к полудню, с горы спускался густой туман, и остаток дня оказывался пасмурным. Иногда даже шел дождь. Кроме того, для любителей плавания купание там было мукой: лежа на пологом склоне вулкана, у самой воды, лицом вниз, следовало, зарывшись пальцами в песок, довольствоваться тем, что тебя окатывали набегавшие волны. При этом важно было не зазеваться и не дать им тебя увлечь: так утонуло множество людей. Отважиться войти в воду и поплыть здесь могли только отличные пловцы, но даже один из таких пловцов утонул там за год до нашего приезда. Словом, промучившись неделю, мы перебрались в Лас-Пальмас, на остров Гран-Канариа.

Зимой лучшего курорта, чем Лас-Пальмас, не сыщешь. Нынче он стал, правда, местом паломничества туристов и, боюсь, потерял былое очарование, а тогда был тихим и мирным уголком. Туда мало кто приезжал – разве что несколько человек, предпочитавших Канарские острова Мадейре. Там было два чудесных пляжа. И температура воздуха самая подходящая – около 26°. По моим представлениям это настоящая летняя температура. Большую часть дня дул легкий ветерок, а теплыми вечерами было приятно посидеть после ужина на свежем воздухе.

Как раз в один из таких вечеров мы с Карло познакомились с двумя людьми, ставшими впоследствии нашими близкими друзьями: с доктором Лукасом и его сестрой миссис Мик. Она была намного старше своего брата, у нее было трих сына. Он специализировался в лечении туберкулеза, был женат на австралийке и держал санаторий на восточном побережье. То ли костный туберкулез, то ли полиомиелит искалечил в детстве его самого: об этом свидетельствовали небольшой горб на спине и крайняя субтильность фигуры; тем не менее он был прирожденным целителем и очень помогал своим пациентам. Однажды он сказал: «Мой компаньон, знаете ли, гораздо лучший врач, чем я, – гораздо более квалифицированный и знающий. Но он не дает больным того, что даю я. Когда я уезжаю, они сникают и сдаются. Я же вселяю в них веру».

Вся многочисленная родня считала его отцом семейства, патриархом, и мы с Карло тоже вскоре стали звать его «папой». Когда мы приехали, у меня было очень плохое, рыхлое горло. Он посмотрел меня и сказал:

– Вы чем-то очень расстроены, да? Чем? Неприятности с мужем?

Я подтвердила его догадку и рассказала о своих горестях. Он вдохнул в меня бодрость и придал сил, сказав:

– Если он вам нужен, он вернется. Дайте ему только время. Побольше времени. А когда вернется, не упрекайте.

Я ответила, что не верю в его возвращение: не такой он человек.

– Да, есть и такие, – ответил он, а потом, улыбнувшись, добавил: – Но большинство из нас возвращаются, поверьте мне. Я сам уходил из семьи и вернулся. Однако, в любом случае, как бы ни обернулась жизнь, примите ее такой, какова она есть, и живите дальше. Вы сильный и мужественный человек. У вас в жизни все получится.

Дорогой папочка. Я так ему обязана. Как он умел сострадать людским болезням и горестям! Когда пять или шесть лет спустя его не стало, я ощутила геречь утраты одного из самых дорогих друзей.

Больше всего на свете Розалинда боялась, что с ней заговорит горничная-испанка.

– Но что в этом страшного? – удивлялась я – Ответишь ей, вот и все.

– Я не могу – она же испанка. Она говорит: «Senorita», a потом произносит что-то совсем непонятное.

– Ну, не будь глупышкой, Розалинда.

– Ладно, можешь идти ужинать. Пока я в постели, могу побыть одна, потому что, если она придет, я закрою глаза и сделаю вид, что сплю.

Никогда не угадаешь, чего может испугаться ребенок и что ему может, напротив, понравиться. Когда мы садились на корабль, чтобы плыть обратно, штормило, и огромный, устрашающего вида матрос-испанец подхватил Розалинду на руки и вбежал с ней по сходням на борт! Я думала, она будет вопить от ужаса – ничего подобного! Она улыбалась ему самым очаровательным образом.

– Он ведь тоже иностранец, а тебе хоть бы что, – заметила я.

– Но он же не разговаривал со мной. И потом мне понравилось его лицо – такое милое уродливое лицо.

По пути из Лас-Пальмаса в Англию случилось лишь одно примечательное событие. По прибытии в порт де ла Крус, где нам предстояло сесть на «Юнион касл», обнаружилось, что мы забыли в отеле Синего мишку. Розалинда побледнела. «Я не поеду без мишки», – заявила она. Водителю автобуса, привезшему нас в порт, было обещано щедрое вознаграждение, хоть, скорее всего, этого и не требовалось. Конечно же он разыщет малышкину синюю «обезьянку» и, разумеется, примчит ее сюда, словно ветер. А моряки тем временем – он в этом не сомневался – задержат корабль, пока ребенок не получит свою любимую игрушку. Я не разделяла его уверенности. Я не сомневалась, что корабль отчалит, потому что это был английский корабль. Он следовал из Южной Африки. Если бы судно было испанским, оно, безусловно, задержалось бы на пару часов, если нужно. Тем не менее все кончилось хорошо. Когда был дан свисток к отплытию и провожающих попросили сойти на берег, в клубах пыли показался автобус. Из него выскочил водитель. Синего мишку Розалинде передали по трапу, и она прижала его к сердцу. Так счастливо окончилось наше пребывание на Канарах.

Глава седьмая

Дальнейшая моя жизнь была мне более или менее ясна, предстояло лишь принять последнее решение.

Мы с Арчи условились о встрече. Он выглядел больным и усталым. Поговорили о том о сем, об общих знакомых. Затем я спросила, каковы его намерения теперь, уверен ли он, что не может вернуться к нам с Розалиндой. Я еще раз напомнила ему, как она его любит, и рассказала, как она недоумевает, что его нет с нами.

Однажды с жестокой детской непосредственностью она мне сказала: «Я знаю, меня папа любит и со мной хотел бы жить. Это тебя он, наверное, не любит».

– Из этого ты можешь заключить, – добавила я, – как ты ей нужен. Ты уверен, что ничего не можешь с собой поделать?

– Да, боюсь, не могу, – ответил он. – Я хочу в жизни только одного. До безумия хочу быть счастливым. А это невозможно, если я не женюсь на Нэнси. Последние десять месяцев мы не виделись – ее родственники, в надежде, что все забудется, отправили ее в кругосветное путешествие, но это не помогло. Единственное, чего я хочу и что могу сделать, это жениться на ней.

Итак, все было решено. Я отдала распоряжения своим адвокатам, мосты были сожжены. Мне оставалось лишь решить, чем занять себя в ближайшее время. Розалинда – в интернате, Карло и Москитик будут навещать ее. До Рождества я свободна. И я вознамерилась отправиться за солнцем – в Вест-Индию, на Ямайку. Заказав билеты в агентстве Кука, я была готова к отплытию.

Но тут снова вмешался рок. За два дня до отъезда меня пригласили поужинать мои лондонские знакомые. Мы не были близкими друзьями, но я весьма симпатизировала этой супружеской паре. Среди приглашенных была еще одна молодая пара: морской офицер командор Хауи с женой. Я сидела за столом рядом с ним, и он рассказывал о Багдаде. Его корабль базировался в Персидском заливе, и он только что приехал оттуда. После ужина его жена присела рядом со мной. Все говорят, что Багдад – ужасный город, сказала она, а вот они с мужем очарованы им. Их рассказы все больше вдохновляли меня, но одно сомнение тревожило – туда ведь нужно плыть морем?

– Можете поехать поездом – на Восточном экспрессе.

– На Восточном экспрессе?!