Традиция и революция, стр. 7

Способен ли ум, столь горизонтально обусловленный, способен ли этот ум, зная, что живет на горизонтальной плоскости, воспринять нечто, не являющееся ни горизонтальным, ни вертикальным?

Может ли он воспринять это нечто мгновенно?

Может ли он воспринять то, что было очищено виденьем — и покончить с ним?

Это и есть первый и последний шаг, потому что ум увидел заново.

Ваш вопрос: «Является ли такой ум навсегда освобожденным от горя?» По-моему, это неправильный вопрос. Задавая такой вопрос, вы все еще мыслите в понятиях завершенности. Вы уже пришли к некоторому выводу, и потому опять попали в пределы горизонтального процесса.

П.: Вся суть в том, что ум должен задавать фундаментальные вопросы, но никогда не спрашивать «как?».

Кришнамурти: Именно! В момент восприятия я вижу очень ясно. Восприятие есть свет. Я хочу унести его с собой, как память, как мысль, и применить в повседневной жизни, а потому я ввожу двойственность, конфликт, противоречие.

И вот я спрашиваю: как мне выйти за пределы этого состояния?

Все системы предлагают некоторый процесс, конечный пункт и конец всякого горя.

Восприятие есть свет для этого ума. Но оно не связано воспринятым, потому что, если оно будет им занято, оно сделается памятью. Способен ли ум, увидев нечто очень ясно, закончить восприятие? В данном случае сам этот первый шаг будет и последним. Ум окажется обновленным для того, чтобы смотреть снова. А существует ли для такого ума конец всякого горя? Он не задает подобных вопросов: когда что-то случится, он увидит все сам. Посмотрите, что происходит. Когда я задаю вопрос: «Приведет ли это к окончанию всех тревог?», я уже думаю о будущем и потому пойман временем.

Но меня это не заботит. Мое восприятие действует. И вот все кончено. Я вижу нечто очень ясно: это и есть ясность восприятия. Восприятие — это свет. Оно — позади. Поэтому ум никогда не бывает пойман временем. Всякий раз, когда я таким образом делаю первый шаг, я делаю и последний шаг.

Итак, мы видим, что необходимо подвергнуть полнейшему отрицанию все процессы, все системы, потому что они увековечивают время. Используя время, вы надеетесь достичь вневременного.

П.: Я вижу, что в том, о чем вы говорите, в качестве инструментов используются факты виденья и слушанья. Это движения органов чувств. Но ведь через движения органов чувств появляется и обусловленность. Что же это такое, что заставляет одно движение полностью растворить обусловленность, а другое — укрепить ее?

Кришнамурти: Как я слушаю этот вопрос? Прежде всего, я не знаю. Я собираюсь изучить его. Если я изучаю факт, чтобы приобрести знание, на основе которого намерен действовать, такое действие становится механическим. Но учиться без накопления — значит видеть и слышать без приобретения; ум всегда остается пустым. Каким тогда окажется вопрос?

Может ли пустой ум когда-либо стать обусловленным? И почему ум становится обусловленным? Может ли ум, который действительно слушает, стать обусловленным? Он всегда учится, он всегда в движении. Но это не движение от чего-то к чему-то. Движение не может иметь начало и конец. Это нечто живое, оно никогда не бывает обусловленным. Ум, который приобретает знания для функционирования, обусловлен собственным знанием.

П.: И в обоих случаях действует один и тот же инструмент?

Кришнамурти: Не знаю, в самом деле не знаю. Ум, загроможденный знанием, видит в соответствии со своим знанием, в соответствии со своей обусловленностью.

П.: Уважаемый, виденье подобно включению света. Само по себе оно не имеет обусловленности.

Кришнамурти: Ум наполняется образами, словами, символами. Он смотрит и думает сквозь них.

П.: Видит ли он?

Кришнамурти: Нет. У меня есть ваш воображаемый образ, и я смотрю на вас сквозь этот образ. Это искажение. Образ и есть моя обусловленность. Это один и тот же сосуд — и когда в нем находятся какие-то предметы, и когда в нем ничего нет. Содержание сосуда и есть сосуд. Когда нет никакого содержания, сосуд лишен формы.

П.: Поэтому он способен принять «то, что есть».

Кришнамурти: Восприятие тогда только и возможно, когда нет никакого образа. Это очень просто. Вернемся к вопросу еще раз. Восприятие возможно лишь тогда, когда нет никакого образа, никакой идеи, слова, формы, — все это суть образы. Тогда восприятие есть свет. Не то чтобы я видел свет. Свет есть. Восприятие есть свет. Поэтому восприятие — это действие. Ум, который наполнен образами, не в состоянии воспринимать. Он видит сквозь образы, а потому остается искаженным.

То, что мы сказали, истинно. Оно логично. Я слушал; в факте слушанья нет «я», оно появляется в факте переноса. Это «я» есть время.

Нью-Дели, 19 декабря 1970 г.

Беседа шестая:

ЭНЕРГИЯ И ПРЕВРАЩЕНИЕ

Слушательница П.: Наука и учение йоги утверждают, что при воздействии на живой организм колоссальной энергии происходит мутация. Если, например, организм подвергся чрезмерному облучению, в генах может возникнуть мутация. Согласно йоге, мутация происходит и в том случае, когда наше сознание погружает мысль в пламя энергии. Как вы думаете, имеет ли это отношение к тому, чему учите вы?

Слушатель Б.: Облучение вызывает деформацию; может возникнуть разрушительная мутация. Луч лазера пронзает сталь и ткани тела. Он обладает силой как разрушать, так и исцелять.

Кришнамурти: Что такое, по-вашему, человеческая энергия? Что такое энергия в людях? Объясним это очень просто.

П.: Энергия — то, что делает возможным движение.

Б.: Энергия проявляется на разных уровнях. Существует энергия на физическом уровне. Сам мозг представляет собой источник энергии. Он испускает электрические импульсы.

Кришнамурти: Все движения, излучения, любое движение мысли, любое действие — это энергия. Когда она становится особо интенсивной? Когда она производит особо удивительные вещи? Когда ее можно направить на совершение невероятных поступков?

П.: Когда она не рассеяна, когда она сведена в фокус.

Кришнамурти: А когда это бывает? Случается ли это в моменты гнева, насилия, ненависти? Или когда существует честолюбие, когда возникает колоссальное желание? Или когда поэт испытывает живую потребность сочинять стихи?

П.: Такая энергия кристаллизуется и становится статичной.

Кришнамурти: Нам известна эта форма энергии. Но она не производит перемены в человеческом уме. Почему? Эта энергия, проявляясь в действии, делается напряженной. Когда же она движется в другом измерении? Художник или ученый, используя свой талант, напрягает энергию и дает ей выражение. Но особенности его ума, его бытия этой энергией не преобразуются.

П.: Во всем этом нам чего-то недостает.

Кришнамурти: Вы спрашиваете: «Существует ли такая энергия, которая преобразует человеческий ум?» Таков ваш вопрос. Ну, а почему это не происходит с художником, музыкантом, писателем?

П.: Вероятно, потому, что их энергия одномерна.

Кришнамурти: Художник по-прежнему остается честолюбивым, алчным, буржуазным.

С.: Но почему вы считаете, что алчность мешает действию энергии? Человек может быть честолюбивым, но и добрым; таковы элементы его структуры.

Кришнамурти: Мы спрашиваем о том, почему наличие этой энергии не вызывает в человеке коренной перемены?

П.: Человек употребляет энергию, чтобы действовать в пределах своего окружения. Но в его существе есть обширные пространства, где никакого движения энергии нет.

Кришнамурти: Человек употребляет энергию, оперирует ею лишь в одном измерении. А в другом она остается в дремлющем состоянии. Энергия дремлет в одной части его существа, хотя в другой части она активна.

П.: Даже сенсорные инструменты человека используются лишь частично.