Проблемы жизни, стр. 9

Сознание — насколько мы его знаем — от времени; оно является процессом регистрирования и накопления опыта на различных своих уровнях. Все, что возникает внутри этого сознания, есть его собственная проекция; оно обладает своими особыми качествами и может быть измерено. Во время сна или происходит усиление этого сознания, или происходит нечто совсем другое. Для большинства из нас сон усиливает опыт; сон превращается в процесс регистрации и накопления, при котором происходит расширение, но не обновление. Состояние расширения приносит чувство приподнятости, достижения, чувство того, что мы обрели понимание, и т.д.; но все это — не творческое обновление. Процесс становления должен совершенно прекратиться, и не только как средство для получения дальнейшего опыта, но и сам по себе.

Во время сна, а нередко и в течение часов бодрствования, когда процесс становления полностью прекратился, когда следствие от причины исчерпано, приходит то, что вне времени, вне причин и следствий.

ЛЮБОВЬ ВО ВЗАИМООТНОШЕНИИ

Тропа проходила мимо фермы и поднималась в гору; сверху были видны приусадебные постройки, домашний скот, цыплята, лошади и сельскохозяйственные машины. Дорога была очень приятная, она вела через лес, по ней часто ходили олени и другие дикие животные, оставляя следы ног на мягкой почве. Когда становилось совсем тихо, голоса с фермы, смех и звуки радио были слышны на большом расстоянии. Ферма была зажиточная. Везде была чистота и порядок. Среди доносившихся голосов нередко звучал гнев, и тогда дети умолкали. В лесу кто-то пел песню, и гневные голоса врывались в звуки этой песни. Неожиданно из дома вышла женщина, хлопнув дверью; она прошла в хлев и стала палкой бить Корову. Резкий шум от ударов был слышен на горе.

Как легко разрушить то, что мы любим! Как быстро между нами возникает барьер, слово, жест, улыбка! Здоровье, настроение и желание набрасывают тень на настоящее, и то, что было ярким, становится неинтересным и тягостным. В процессе деятельности мы постоянно изнашиваемся; то, что было захватывающим и ясным, делается скучным и запутанным. Из-за постоянных разногласий, надежд и разочарования то, что раньше было прекрасным и простым, теперь нас страшит и настраивает на ожидание. Взаимоотношение является сложным и трудным, и мало кому удается выйти из него невредимым. Хотя нам хотелось бы, чтобы оно было статичным, прочным, постоянным, взаимоотношение — это движение, процесс, который надо глубоко и полностью понять, а не пытаться приспособить к какой-то внутренней или внешней модели. Приспособление, согласование как социальная структура, теряет свой вес и авторитет только тогда, когда есть любовь. Любовь во взаимоотношении — это очищающий процесс, так как она раскрывает пути «я». Без такого раскрытия взаимоотношение не имело бы большого значения.

Но как мы противимся этому раскрытию! Борьба принимает различные формы: господства или подчинения, страха или надежды, ревности или одобрения и т.д. и т.д. Основная трудность в том, что у нас нет любви, а если мы и любим, то хотим, чтобы любовь проявлялась вполне определенным образом, мы не даем ей свободы. Мы любим умом, а не сердцем. Ум может принимать различные формы, но любовь не может. Ум может сделать себя неуязвимым, а любовь не может; ум может всегда уйти внутрь себя, сделаться недоступным, стать личным или безличным. Любовь невозможно сравнивать или ограждать. Наша трудность состоит в том, что любовью мы называем то, что в действительности идет от ума. Мы наполняем свое сердце продуктами ума, а поэтому наши сердца всегда пусты и постоянно чего-то ожидают. Именно ум цепляется, завидует, удерживает и разрушает. В нашей жизни доминируют физические центры и ум. Мы не умеем любить и предоставить любовь самой себе; мы жаждем, чтобы нас любили; мы даем с тем, чтобы получать, а это уже — щедрость ума, но не сердца. Ум постоянно ищет уверенности, безопасности, защищенности; но может ли любовь получить качество уверенности с помощью ума? Может ли ум, самая сущность которого от времени, уловить любовь, которая сама в себе есть вечность?

Однако даже любовь от сердца имеет свои неожиданности, так как мы настолько извратили свое сердце, что оно стало непостоянным и запутанным. Вот это и делает нашу жизнь такой мучительной и утомительной. В данный момент мы думаем, что любим, а в следующий момент любви уже нет. Или неожиданно приходит, неизвестно откуда, порыв: источник его определить невозможно. Этот порыв также уничтожается умом, потому что в подобной борьбе ум, по-видимому, неизменно остается победителем. Конфликт внутри нас не может быть разрешен хитрым умом или не постоянным сердцем. Нет путей, нет средств, чтобы довести этот конфликт до конца. Само искание путей — это новая попытка ума остаться хозяином положения, устранить конфликт с целью пребывать в покое, обрести любовь и самому стать чем-то.

Наша величайшая трудность состоит в том, чтобы широко и глубоко осознать, что не существует путей к любви, как к некой цели, которой желает ум. Когда мы это глубоко и по-настоящему понимаем, существует возможность получить нечто такое, что пребывает вне этой жизни. Без соприкосновения с этим нечто, хотите вы того или нет, не может быть длительного счастья во взаимоотношении. Если вы получили это благословение, а я нет, вполне естественно, что вы и я будем в конфликте. Вы, может быть, и не будете, но я буду; и в своей боли и печали я замыкаюсь. Печаль так же склонна замыкаться, отгораживаться, как и удовольствие, но до тех пор, пока не существует той любви, которая не создана мною, взаимоотношение представляет собой страдание. Если вам дано благословение этой любви, вы будете любить меня, каков бы я ни был, вы не будете создавать той или иной формы любви в соответствии с моим внешним видом и поведением. К каким бы уловкам ни прибегал ум, вы и я существуем отдельно; хотя в каких-то точках мы можем соприкасаться, тем не менее, интеграции, единства у нас с вами нет. Остается лишь моя замкнутость в себе. Такое единство никогда не может быть создано умом; оно приходит лишь тогда, когда ум, исчерпав все свои возможности, стал совершенно безмолвным. И лишь тогда во взаимоотношении нет страдания.

ИЗВЕСТНОЕ И НЕИЗВЕСТНОЕ

Длинные вечерние тени легли над тихими водами; река постепенно успокаивалась к концу дня. Рыбы выскакивали из воды, а крупные птицы возвращались на ночь к высоким деревьям. Не было ни единого облака, небо стало серебристо-голубым. Лодка, наполненная людьми, прошла вниз по реке; люди пели и били в ладоши, а вдали мычала корова. Чувствовался аромат вечера. Гирлянда оранжевых цветов календулы плыла по воде, которая искрилась в лучах заходящего солнца. Как все это было прекрасно и полно жизни — река, птицы, деревья и люди!

Мы сидели под деревом и смотрели вниз на реку. Совсем близко от дерева стоял небольшой храм, и несколько тощих коров бродили вокруг него. Храм был хорошо убран, а цветущий кустарник, за которым заботливо присматривали, был полит водой. Какой-то человек совершал вечерний обряд, и в его голосе звучали долготерпение и скорбь. С последними лучами солнца вода приобрела оттенок только что распустившихся цветов. Вскоре к нам присоединился еще один человек и стал говорить о своих переживаниях. Он сказал, что многие годы своей жизни он посвятил исканию Бога, прошел через разные аскетические подвиги, отказался от многого, что ему было дорого. В прошлом он немало сделал полезного для общества, построил школу и т.д. Многое его интересовало, но более всего захватывало его искание Бога. И вот теперь, после стольких лет, он услышал Его голос, который руководит им в малых и больших делах. У него нет больше своей воли, он следует внутреннему голосу Бога. Этот голос всегда с ним, хотя сам он нередко вносит искажения. Он всегда возносит молитвы за очищение сосуда с тем, чтобы быть достойным слышать.

Можем ли вы или я найти то, что неизмеримо? Можно ли то, что не от времени, искать при помощи того, что создано временем? Может ли усердно практикуемая дисциплина привести нас к непознаваемому? Существуют ли пути к тому, что не имеет ни начала, ни конца? Может ли эта реальность быть поймана в сеть наших желаний? То, что мы можем поймать, — это проекция известного; но непознаваемое не может быть поймано известным. То, что имеет название, — вне сферы того, что не может быть названо, а называя, мы лишь пробуждаем обусловленные ответы. Эти ответы, как бы они ни были возвышенны и приятны, не есть реальное. Мы отвечаем на стимулы, но реальность не предлагает стимулов: она есть.