Проблемы жизни, стр. 73

«Итак, вы отвергаете всякое равенство. Разве вы не проявляете цинизма, осуждая любые попытки осуществить равные возможности для всех?»

— Я не проявляю цинизма, но лишь утверждаю очевидные факты. Я совсем не против равных возможностей для всех. Конечно, можно пойти дальше, и, может быть, найти эффективный подход к проблеме неравенства, но лишь тогда, когда мы поймем действительность, то, что есть; если мы подойдем к тому, что есть, с идеей, с готовым выводом, с мечтой, тогда мы не поймем того, что есть. Наблюдение с предубежденным умом совсем не есть наблюдение. Факт остается фактом, а именно: на всех уровнях сознания, жизни, существует неравенство, и что бы мы ни делали, мы не можем этого изменить.

Далее, возможен ли иной подход к факту неравенства без того, чтобы создавать новый антагонизм, новое разделение? Революция использует человека как средство на пути к конечной цели. Для нее важна цель, а не человек. Религии утверждали, по крайней мере на словах, что важен человек, но и они использовали человека для утверждения веры, догмы. Использование человека для той или иной цели неизбежно укрепляет разделение на высших и низших; отделение тех, кто находится вблизи, от тех, кто находится вдали; тех, кто знает, от тех, кто не знает. Это разделение — психологическое неравенство; оно является разлагающим фактором для общества. В настоящее время мы повсюду видим, что взаимоотношения между людьми построены на выгоде; общество использует индивидуума так же, как индивидуумы используют друг друга, чтобы теми или иными путями извлечь пользу. Подобное использование одного другим является основной причиной психологического разделения людей на противостоящих друг другу индивидуумов.

Мы перестанем использовать друг друга только тогда, когда идея не будет определяющим фактором во взаимоотношениях между людьми. Одновременно с идеей приходит эксплуатация, а эксплуатация питает антагонизм.

«Но что же это за фактор, который может вызвать коренную революцию?»

— Любовь — единственный фактор, который может обеспечить коренную революцию. Любовь — это единственная истинная революция. Но любовь — не идея; она приходит, когда нет мысли. Любовь — не инструмент пропаганды; ее нет необходимости культивировать или возглашать с крыш домов. Когда не будет флагов, верований, лидеров, идей в форме запланированных действий, — тогда лишь проявится любовь. Любовь — это единственная творческая и перманентная революция.

«Но разве любовь будет управлять техникой?..»

СКУКА

Дождь прекратился; дороги очистились, а с деревьев была смыта пыль. Земля освежилась; в пруду громко квакали лягушки, толстые, с раздутым от удовольствия горлом. Трава сверкала нежными капельками воды, а на земле после сильного ливня воцарился мир. Стада промокли насквозь, но во время дождя никто не ушел под укрытие, и сейчас все с довольным видом щипали траву. Несколько мальчиков играли в протоке, которая образовалась после дождя на обочине. Они были без одежды, с блестящими телами и сияющими глазами; на них было радостно смотреть. Они пользовались временем, отведенным их возрасту, и как были счастливы! Ничто, кроме игры, не имело для них значения; когда один из нас сказал им что-то, они радостно улыбнулись, хотя и не поняли ни слова. Солнце заходило, и тени становились глубокими.

Как необходимо для ума очищать себя от всякой мысли, быть постоянно пустым, не становиться пустым, но просто быть; умирать для всякой мысли, для всех воспоминаний вчерашнего дня и даже в отношении наступающего часа! Умирать так просто, а продлевать тяжело, потому что продление — это усилие быть или не быть. Усилие — это желание, а желание может умереть лишь тогда, когда ум прекратит добиваться, стяжать успех. Как легко жить просто! И это отнюдь не застой. Великое счастье в том чтобы не иметь желаний, не быть тем или иным, никуда не стремиться. Когда ум очищает себя от всех мыслей, только тогда приходит творческое безмолвие. Ум не может быть безмолвным, пока он блуждает в поисках достижений. Достижение для yма означает добиться успеха, а успех всегда одинаков, будет ли он в самом начале или в конце. Ум не может стать чистым, если он продолжает плести ткань собственного становления.

Она рассказала, что всегда была деятельна в разных областях жизни: и с детьми, и в общественных делах, и в спорте. Но за этой активностью стояла внутренняя опустошенность, мертвящая и непрестанная. Ей было скучно от жизненной рутины, от yдовольствий, от страданий, от лести, вообще от всего. Насколько она могла припомнить, скука, подобно туче, стояла над всей ее жизнь. Она делала попытки уйти от нее, но любой новый интерес вскоре приедался и превращался в мертвящую усталость. Она много читала, прошла через обычные трудности семейной жизни, но на всем этом лежала печать томящей пустоты. Это не было связано со здоровьем, так как физически она чувствовала себя хорошо.

— Как вы думаете, почему у вас появилась скука? Может быть, это результат крушения или подавления какого-либо глубокого желания?

«Едва ли. У меня было несколько трудностей внешнего порядка, но они никогда меня не волновали. Когда они появлялись, я встречала их радостно и достаточно разумно и никогда не бывала выбита из колеи. Не думаю, что мое волнение и беспокойство было крушением надежд, так как я всегда могла иметь все, что хотела. Я же не просила луну с неба и была благоразумна в своих требованиях; но, тем не менее, это чувство скуки никогда меня не покидало, была ли я с семьей или на работе».

— Что вы понимаете под скукой? Имеете ли вы в виду неудовлетворенность? Не означает ли это, что ничто не дает вам полного удовлетворения?

«Это не совсем так. Я воспринимаю неудовлетворенность совершенно так же, как и любой нормальный человек, но я могу примириться с неудовлетворенностью, которой нельзя избежать».

— Чем вы интересуетесь? Имеется ли у вас какой-нибудь глубокий интерес?

«Едва ли. Если бы у меня был какой-либо глубокий интерес, мне никогда не было бы скучно. Уверяю вас, по природе я — энтузиастка, и если бы у меня возник глубокий интерес, я не рассталась бы с ним так легко. У меня было много непродолжительных увлечений, но все они, в конце концов, завершались этой мрачной тучей душевной опустошенности».

— Что вы понимаете под интересом? Откуда этот переход от интереса к скуке? Что означает интерес? Вы интересуетесь тем, что вам нравится, что доставляет вам удовольствие, не правда ли? Не является ли такой интерес процессом приобретения? Вы, конечно, не проявляли бы интереса к тому или иному объекту, если бы не имели в виду что-то приобрести, не так ли? У вас поддерживается интерес, пока вы приобретаете. Само приобретение есть интерес, не правда ли? Вы стремились получить удовлетворение от всего, с чем соприкасались; и когда вы использовали все до конца, вполне естественно, что вам все надоело. Всякое приобретение есть форма скуки, душевной усталости. Мы жаждем новых игрушек. Как только нам надоела одна из них, мы обращаемся к другой, причем всегда находится новая игрушка, на которую мы обращаем внимание. Мы направляем внимание на тот или иной предмет в надежде что-то приобрести. Предметом приобретения может быть удовольствие, знание, слава, власть, умение, семья и прочее. Когда уже нет ничего нового, что можно было бы получить от какой-нибудь религии, от какого-либо спасителя, мы теряем к ним интерес и обращаемся к другой религии. Некоторые предпочитают дремать, пребывая в какой-нибудь организации, и никогда не просыпаются, а те, которые, наконец, пробуждаются, вновь засыпают, присоединяясь к другой организации. Вот это движение, направленное к приобретению, называют расширением мысли, прогрессом.

«Неужели интерес — это всегда стяжание?»

— Да, это так. Разве вы интересовались бы чем-либо, если бы это ничего вам не давало, будь то спортивная игра, разговор, книга, человек? Если рисование вам ничего не дает, вы проходите мимо него, если то или иное лицо не стимулирует вас, не может расшевелить тем или иным способом, если ваши взаимоотношения не дают вам ни радости, ни горя, тогда вы теряете интерес к нему, вам становится скучно. Вы этого не замечали?