Проблемы жизни, стр. 46

Можно ли действие, обусловленное целью, назвать действием? Иметь цель, идеал и работать в направлений к нему — действие ли это?

«Но как же вы можете действовать иначе?»

— Вы называете действием тот акт, который имеет в виду результат, не так ли? Вы планируете конечную цель или руководствуетесь идеей, верой, и вы действуете в этом направлении. Работа, ориентированная на какой-либо объект, результат, цель, фактическую или психологическую, — это то, что обычно называют действием. Этот процесс можно оправдать, когда речь идет о физических объектах, например, о постройке моста. Но совсем другое дело, если мы имеем перед собой психологические задачи.

Правда, мы говорим о внутренних задачах, об идеологии, идеалах, вере, для осуществления которых мы работаем. Но можно ли назвать действием подобную работу, направленную на осуществление психологической цели?

«Действие, совершаемое без целевой установки, вообще не есть действие, это смерть. Отсутствие действия есть смерть».

— Не-действие не является чем-то противоположным действию. Это совсем другое состояние, оно не относится к нашей теме; мы можем поговорить о нем позднее, давайте возвратимся к нашему предмету обсуждения. Действием обычно называют работу, совершаемую с известной целью, для осуществления какого-то идеала, не так ли? Но каким образом появляется идеал? Отличается ли он по существу от того, что есть? Отличается ли антитезис в корне от тезиса, существует ли он совершенно отдельно от тезиса? Идеал ненасилия — совсем ли он иного рода, чем проявление насилия? Не является ли идеал просто проекцией «я», его собственной продукцией? Когда вы действуете с определенной целью, осуществляете какой-то идеал, то не добиваетесь ли вы того, что спроецировано вами самими; или это не так?

«Разве идеал — это проекция «я»?»

— Вы есть это, но вы хотите стать тем. Без сомнения, то есть результат вашей мысли. Оно, может быть, результат не вашей собственной мысли, но оно рождено мыслью, ведь так? Мысль проецирует идеал; идеал — это создание мысли. Идеал не пребывает вне мысли, он — сама мысль.

«Но что же неправильного в самой мысли? Почему мысль не должна создавать идеал?»

— Вы есть это, но вы этим не удовлетворены, вы хотите стать тем. Если бы у вас было понимание этого, возникло ли бы то? Но так как вы не понимаете этого, вы создаете то, надеясь с помощью того понять это или уйти от него. Мысль создает идеал и проблему; идеал — это ваша собственная проекция, а ваша работа в направлении порождаемой вами проекции и есть то, что вы называете действием, — действием, совершаемым с определенной целью. Итак, ваше действие не выходит за пределы вашей собственной проекции, будет ли она называться Богом или государством. Подобное действие, совершаемое внутри ваших собственных ограничений, похоже на движение собаки, которая гонится за своим хвостом; но действие ли это?

«Возможно ли действовать, не имея цели?»

— Без сомнения, возможно. Если вы понимаете истину действия, обусловленного целью, то появляется правильное действие. Такое действие является единственно эффективным действием, такое действие — единственная радикальная революция.

«Вы имеете в виду действие, в котором отсутствует «я»?»

— Да, действие, не обусловленное идеей. Идея — это «я», которое отождествило себя с Богом или государством. Действие, обусловленное таким отождествлением, лишь усиливает конфликт, смятение и скорбь. Но как трудно для человека так называемого действия обходиться без идей! Лишенный идеологии, он чувствует себя потерянным; это так и есть на самом деле. Отсюда следует, что он — не человек действия. Он — человек, пойманный в сеть собственных проекций, осуществление которых ведет к прославлению его самого. Деятельность такого человека способствует разделению, ведет к дезинтеграции.

«Но что же надо делать?»

— Необходимо понять, что представляет собой ваша деятельность; только тогда придет действие.

ПРИЧИНА И СЛЕДСТВИЕ

«Я знаю, что вы исцеляли, — сказал он. — Может быть, вы смогли бы исцелить моего сына? Он почти совсем ослеп. Я обращался к нескольким врачам, но они ничего не могут сделать. Они советуют повезти его в Европу или Америку, но я небогат, и это вне моих возможностей. Пожалуйста, сделайте что-нибудь. Наш сын — единственный ребенок, и жена моя в полном отчаянии».

Он был мелкий служащий, бедный, но образованный, как все представители этой группы. Он знал санскрит и литературу на, санскрите. Он сообщил, что страдания мальчика — это его карма, а также карма его родителей. Но что же они совершили, чтобы заслужить такое наказание? Какое зло они учинили в прошлой, а может быть, и в этой жизни, чтобы нести такую муку? Должна же быть причина этого несчастья, скрытая в каком-то прошлом, действии.

— Но ведь возможна и непосредственная причина этой слепоты, которую врачи еще не установили. Слепоту может вызвать какая-нибудь наследственная болезнь. Если врачи не могут установить физическую причину, почему вы стремитесь найти метафизические корни болезни в далеком прошлом?

«Если я буду знать причину, я гораздо лучше смогу понять следствие».

— Понимаете ли вы какое-либо явление, если знаете его причину? Знание причины какого-то страха делает ли вас свободным от этого страха? Можно узнать причину, но приходит ли одновременно с этим понимание? Когда вы говорите, что знание причины позволит вам понять следствие, вы на самом деле жаждете получить какое-то утешение от знания того, как это произошло, не так ли?

«Конечно, так. Именно поэтому я хочу узнать, какие действия в прошлом вызвали настоящую слепоту. Это в наибольшей степени могло бы дать утешение».

— Но ведь это и означает, что вы ищете утешение, а не понимание.

«А разве это не одно и то же? Понять — значит найти утешение. Что хорошего в понимании, если оно не несет радости?»

— Понимание какого-либо факта может принести смятение; совсем не обязательно, чтобы оно давало радость. Вы хотите утешения, именно этого вы ищете. Вы потрясены болезнью сына, и вы хотите получить успокоение. Это успокоение вы называете пониманием. Вы ставите задачу не обрести понимание, а получить утешение. Вы думаете отыскать путь, на котором ваше смятение уляжется, и вот это вы называете поисками причины. Вас больше всего занимает желание погрузиться в состояние покоя, стать вне тревог, и вы ищете путей к этому. Мы переходим в мир покоя и грез различными путями: это Бог, ритуалы, идеалы, алкоголь и т.д. Мы хотим уйти от тревог; один из путей бегства — это поиски причины.

«Но почему мы не должны искать освобождения от смятения? Почему нельзя избегать страдания?»

— Можно ли освободиться от страдания, избегая его? Вы можете захлопнуть дверь перед каким-либо безобразным явлением или перед страхом, но они остаются там за дверью, не правда ли? То, что подавлено, то, чему вы сопротивляетесь, как раз это вы и не поняли, разве не так? Вы можете давить на волю вашего ребенка или подвергать его дисциплине, но это, конечно, не будет способствовать пониманию его. Вы ищете причину с тем, чтобы уйти от мук тревоги; именно с этой целью вы производите поиски, и вполне естественно, что вы найдете то, что вы ищете. Освободиться от страдания можно только тогда, когда вы осознаете каждую его фразу, когда вы рассмотрите всю его структуру в целом. Избегать страдания означает лишь усиливать его. Объяснение причины не есть ее понимание. Вы можете найти объяснение, но вы не освободитесь от страдания; страдание остается, только вы прикрыли его словами, умозаключениями, своими или заимствованными от других. Изучение толкований не есть изучение мудрости. Когда толкования прекращаются, только тогда возможна мудрость. Находясь в тревоге, вы ищете объяснений, которые должны привести вас в состояние покоя, и вы найдете их; но объяснение — это не истина. Истина приходит в процессе такого наблюдения, в котором отсутствуют выводы, объяснения, слова. Сам наблюдающий построен из слов; ваше «я» создано из объяснений, умозаключений, осуждений, оправданий и т.д. Единство с предметом наблюдения существует лишь тогда, когда отсутствует наблюдающий; только тогда приходит понимание и свобода от проблемы.