Преобладающая страсть. том 2, стр. 67
Рука Гаса, находившаяся под головой Лили, напряглась, другая скользнула от груди вниз по телу, теперь уже решительнее, сначала по юбке, затем под нее. Юбка поднялась, открыв ее ноги лучам горячего солнца; его пальцы заскользили вверх между плотно сведенных бедер.
Глаза Лили широко раскрылись.
– Нет, – закричала она, пытаясь оторвать губы от губ Гаса. – Не надо, нет, не хочу!
Она пыталась повернуть голову, чтобы избавиться от его жестких губ, но он еще сильнее сжал ее, удерживая голову. Выгнув спину, Лили начала метаться из стороны в сторону, подобно лошади, стремящейся сбросить седока.
– Не надо!
Слова прозвучали, как сдавленный крик, приглушенный его плотно закрывавшими ее рот губами.
– Отпусти меня…
В этот критический момент он еще мог бы остановиться, но вспомнил слова, произнесенные Сибиллой: «она всегда готова уступить более сильному». Гас вскинул голову. «В любую минуту, – подумал он, – она уступит. Она сама мечтает об этом, вот что имела в виду Сибилла».
– Все хорошо, – прошептал он, прижимаясь к ее губам, – все хорошо… хорошо… хорошо…
Свободной рукой он расстегнул брюки, удерживая другой голову Лили и не отрывая от нее своих губ. Она сопротивлялась, и Гас решил, что пора сломить это сопротивление. Он грубо задрал ей юбку и навалился на нее всем телом: так она поймет, что он сильнее ее!
Лили впилась зубами в ненавистную губу и ощутила вкус его крови:
– Пусти меня!
– Проклятая сука! – взревел он и так сдавил ее шею, что она едва могла пошевелиться.
Перед глазами поплыли круги, кружилась голова, молча и яростно Лили продолжала сопротивляться. Так же безмолвно Гас удерживал ее внизу, ожидая, что она уступит добровольно. Теперь возврата назад не было. Он упустил тот момент, когда еще мог бы остановиться. Обезумевший от извивающихся и выгибающихся движений ее стройного тела, возбужденный нежной влажностью ее кожи, разогретой солнцем, льющимся на взмокшую от пота рубаху и голые бедра, он взгромоздился поверх нее, ногами с силой раздвинул в стороны ее ноги и грубо овладел ею. В тишине летнего полдня раздался крик Лили.
ГЛАВА 27
Сибилла спала, когда зазвенел звонок входной двери, он прозвучал несколько раз, прежде чем она его услышала. У привратника и экономки был выходной, она была в доме одна и не хотела вылезать из кровати и идти открывать. Это вполне мог оказаться Бассингтон, он уже поступал подобным образом, приехав как-то раз на ночь глядя, чтобы порезвиться с ней в постели, потому что, видите ли, не мог спать. Она покачала головой. Пусть звонит, ей невыносима даже мысль о нем.
Звонок продолжал надрываться, отчаянно трезвоня и действуя на нервы. В конце концов она не выдержала, натянула халат и спустилась вниз. Сквозь занавески на окне она едва рассмотрела стоявшего внизу: Лили, завернутая в длинный плащ, несмотря на безоблачную жаркую июльскую ночь.
– Входи, – пригласила Сибилла, широко распахивая дверь. Лили, с трудом передвигая ноги, вошла в холл, она двигалась словно в трансе. Глаза были красными и опухшими, рот кровоточил.
– О! Боже! Лили, что случилось? – воскликнула Сибилла. – Что произошло?
– Гас, – простонала Лили и залилась слезами.
– Гас? Гас Эмери? Изнасиловал тебя?
Лили кивнула и без чувств рухнула на пол.
– О, во имя всего святого, – взорвалась от негодования Сибилла, – почему люди такие грубые скоты?
Лили должна была уступить охотно и страстно. Гас должен был лишь разжечь в ней страсть, а вовсе не избивать и насиловать. Она планировала, что все выльется в элементарное совращение, которое толкнет Лили в поисках утешения и совета обратно в объятия Сибиллы, особенно после того, как Гас уедет в Лос-Анджелес, бросив ее. Она и предположить не могла, что все выльется в грязное изнасилование, которое породит эмоции, к укрощению которых Сибилла была попросту не готова и которые уже привели к кризису, начавшемуся со слез и обморока. Можно подумать, что перед ней разыгралась сцена из немого кино двадцатых годов.
– Лили, – проговорила Сибилла, опускаясь перед ней на колени. – Мне не донести тебя, тебе придется идти самой.
Через мгновение Лили пошевелилась и открыла глаза.
– Что? – спросила она.
Сибилла помогла ей встать и повела ее, шатающуюся, в темную гостиную.
– Дай мне твой плащ, – сказала Сибилла.
Лили отрицательно покачала головой. Пожав плечами, Сибилла усадила ее на один из диванов. Затем зажгла все лампы.
– Слишком ярко, – прошептала Лили.
Сибилла выключила половину ламп и села рядом на валик дивана.
– Что произошло?
– Он… – Лили не могла вымолвить это слово, – принудил меня. Я сопротивлялась, в самом деле, Сибилла… Просто у меня не хватило сил. Но самое страшное…
Она отвернула голову в сторону:
– Самое страшное в том, что буквально накануне… за день до случившегося… я сама мечтала заниматься с ним любовью. Я не хотела этого, когда он начал… когда положил руку… когда я поняла…
Ее зубы дробно стучали, стиснув челюсти и крепко сжав руки на коленях, она молчала около минуты.
– Но это не важно, не важно, важно лишь то, что было раньше, то, что я сама хотела близости с ним.
– Но не поддалась? – проговорила Сибилла.
Лили покачала головой.
– Нет. Тогда он даже не целовал меня.
– К чему же тогда беспокоиться сейчас?
Лили открыла и беззвучно закрыла рот, слова словно застряли в горле. Она смотрела на Сибиллу, как на постороннего человека.
– Неужели ты не понимаешь?
– Пытаюсь, – Сибилла с трудом сдерживала резкие слова, готовые сорваться с языка. Но сразу же взяла себя в руки.
– Хотела бы, – вкрадчиво проговорила она. – Лили, я хочу помочь тебе. Ты правильно поступила, что пришла сюда; здесь ты всегда желанна. Сегодня ты останешься ночевать у меня; будешь жить со мной, сколько захочешь. Не надо ни о чем беспокоиться. Я позабочусь о тебе.
Под убаюкивающие звуки голоса Сибиллы дрожь, бившая Лили, улеглась.
– Можно чашечку чая? – попросила она.
– Ну конечно, идем на кухню, посидим там, и ты мне расскажешь все, что ты думаешь. Ты можешь смело рассказать мне обо всем, я пойму. Я дам тебе все, в чем ты нуждаешься, никто кроме меня тебе не нужен. И никогда не будет нужен. Я единственная, кто нужен тебе!
– Да, – проговорила Лили.
Ей смертельно хотелось спать. Все тело болело и ныло. Хотя она долго мылась и приняла такую горячую ванну, что вся кожа у нее покраснела, несмотря на то, что она смазала мазью все раны, ужасное жжение между ног не прекращалось. Она ощущала себя несмываемо грязной; ей казалось, что все знают о ее грехе – она была подобна вещи, с которой в магазине содрали упаковку и выставили на полку для всеобщего обозрения.
– Расскажи, как это произошло, – продолжала настаивать Сибилла. Они сидели на кухне за длинным столом одна против другой, ожидая, пока закипит чайник.
– Он пришел к тебе домой?
Лили закрыла глаза:
– Я не могу… не сейчас.
– Скажи мне, – настойчиво проговорила Сибилла и напряженно подалась вперед, – я хочу услышать обо всем.
– Нет, извини, Сибилла, я не могу. Не сегодня. Я очень хочу спать.
– Не хочешь чая?
– О, наверное, хочу. А потом я могу пойти спать?
– Конечно, можешь поступать как захочешь. Тебе ничего не нужно делать до самого воскресенья. Мы найдем какую-нибудь старую проповедь; никто не заметит…
– Воскресенье? Сибилла, я не могу читать проповедь в воскресенье. Не проси меня об этом.
Рот Сибиллы приобрел резкие очертания; глаза сузились и стали жесткими. У нее хватает своих забот и без истерик Лили. Чайник зашумел. Быстро встав, она подошла к плите.
– Хорошо, не будем говорить об этом сегодня.
Она подала Лили чашку чая.
– Сколько времени он провел там?
Лили не отрываясь, смотрела на поднимавшийся над чашкой пар.
– Он ушел сразу после…
– Во сколько?
– Не знаю, светило солнце…