Немедленно измениться, стр. 4

Посетитель: Теперь вы говорите мне о зависимости, а я пришел сюда поговорить о страхе.

Кришнамурти: Рассмотрим оба явления, потому что они связаны друг с другом, как мы это увидим дальше. Вы не возражаете, если мы рассмотрим их оба? Итак, мы говорили о зависимости. Что такое зависимость? Не есть ли зависимость отрицание свободы? Отнимите у человека дом, мужа, жену, детей, имущество — и чем будет человек, если у него отнять все это? Внутри самого себя он неполон, пуст, потерян. И вот вследствие этой пустоты, которой он боится, он находится в зависимости от собственности, от людей и верований. Вы можете ни капли не сомневаться во всех вещах, от которых зависите, так что вам даже в голову не придет, что вы в состоянии когда-либо их лишиться, — лишиться любви своей семьи или жизненных удобств, — однако страх продолжает существовать. Поэтому нам необходимо установить со всей ясностью, что любая форма психологической зависимости неизбежно должна порождать страх, хотя вещи, от которых вы зависите, могут казаться почти неразрушимыми. Страх возникает из этой внутренней неполноты, внутренней нищеты и пустоты. Так видите ли вы теперь, что у нас имеется три вопроса: чувствительность, зависимость и страх? Эти три предмета взаимно связаны. Возьмите чувствительность: чем более вы чувствительны (если вы не понимаете, как остаться чувствительным без зависимости, как быть ранимым без агонии), тем более вы зависимы. Затем возьмите зависимость: чем более вы зависимы, тем сильнее ваше внутреннее отвращение и потребность быть свободным. Эта потребность в свободе поощряет страх, потому что она представляет собой реакцию, а не свободу от зависимости.

Посетитель: А вы находитесь в зависимости от чего-нибудь?

Кришнамурти: Конечно, физически я нахожусь в зависимости от пищи, одежды и жилья, но психологически, внутренне я ни от чего не завишу — ни от богов, ни от общественной морали, ни от какой-либо веры, ни от людей. Но вопрос в том, зависим ли я, к делу не относится. Итак, продолжим: страх — это осознание нашей внутренней пустоты, нашего одиночества, нашей нищеты, нашей неспособности чего-либо с этим сделать. Мы заняты только страхом, который порождает зависимость и в свою очередь возрастает в результате зависимости. Если мы понимаем страх, мы понимаем также и зависимость. Поэтому для понимания страха должна существовать чувствительность, чтобы можно было открыть его, понять, как он проявляется. Если человек вообще невосприимчив, он начинает сознавать свою собственную необычайную пустоту; это — бездонная пропасть, которую невозможно заполнить вульгарными развлечениями в виде наркотиков или церкви, общественными увеселениями. Ничто никогда ни в состоянии ее заполнить. Вы знаете это, и страх возрастает. Такое обстоятельство приводит вас к зависимости, которая делает вас все более и более нечувствительным. Осознавая это, вы боитесь. Поэтому теперь наш вопрос заключается в следующем: как можно человеку перейти за пределы этой пустоты, этого одиночества? — но тут вопрос не в том, как быть самодостаточным, не в том, как постоянно скрывать эту пустоту под камуфляжем.

Посетитель: Почему вы говорите, что вопрос не в том, как стать самодостаточным?

Кришнамурти: Потому что, если вы самодостаточны, вы более не обладаете чувствительностью, вы сделались самодовольным и черствым, безразличным и замкнутым. Быть независимым, выйти за пределы зависимости, не означает стать самодостаточным. Способен ли ум встретиться лицом к лицу с такой пустотой и жить с ней, не спасаясь бегством в каком-либо направлении?

Посетитель: Мысль о том, что мне придется жить с ней все время, сведет меня с ума!

Кришнамурти: Любое движение прочь от этой пустоты есть бегство. И такое бегство от чего-то, от «того, что есть», представляет собой страх. Страх — это бегство от чего-то. То, что есть — это не страх; это — бегство, которое есть страх; именно оно сводит вас с ума, а не пустота сама по себе. Так что же такое эта пустота, это одиночество? Как оно проявляется? Несомненно, благодаря сравнению и измерению, не правда ли? Я сравниваю себя со святым, с мастером, с великим музыкантом, с человеком, который знает, с человеком, который достиг. В этом сравнении я нахожу себя неполноценным, недостаточным; у меня нет таланта, я ничто, я ниже, я не «постиг»; а тот человек представляет собой нечто. Таким образом, благодаря измерению и сравнению образуется огромная трещина пустоты и ничтожества. Бегство от этой трещины есть страх. А страх не дает нам возможность понять бездонную пропасть; это невроз, который питается за счет самого себя. Опять-таки подобное измерение, сравнение представляет собой самую суть зависимости. И вот мы снова пришли к зависимости, мы замкнулись в порочном круге.

Посетитель: В этой дискуссии мы проделали долгий путь, и явления стали более ясными. Существует зависимость; возможно ли не быть зависимым? Да, я думаю, что это возможно. Затем мы имеем страх; можно ли вообще не убегать от пустоты, иными словами, не искать спасения в страхе? Да, я полагаю, возможно. Это значит, что мы остаемся с пустотой. Далее, возможно ли встретиться с этой пустотой лицом к лицу, поскольку мы перестали убегать от нее, гонимые страхом? Да, я думаю, что и это возможно. Наконец возможно ли не измерять, не сравнивать? Ибо если мы зашли так далеко, — и я думаю, что так оно и есть, что остается только эта пустота, — тогда видно, что пустота есть результат сравнения. Видно также, что зависимость и страх суть последствия пустоты. Итак, существует сравнение, пустота, страх, зависимость. Но способен ли я действительно жить без сравнения, без измерения?

Кришнамурти: Конечно, для того, чтобы расстелить на полу ковер, нужно определить размеры.

Посетитель: Да, но я имею в виду психологическое сравнение.

Кришнамурти: Знаете ли вы, что это такое — жить без психологического сравнения, когда всю свою жизнь вы были обусловлены для сравнения — в школе, в играх, в университете, в учреждении? Сравнение — это все! Жить без сравнения! Знаете, что это значит? Это значит отсутствие зависимости, отсутствие самодостаточности; никаких исканий, никаких просьб; следовательно, это означает — любить. Любовь не имеет сравнения и поэтому свободна от страха. Любовь не осознает себя, как любовь, потому что слово — это не вещь.

Глава IV. КАК ЖИТЬ В ЭТОМ МИРЕ?

Посетитель: Пожалуйста, сэр, не могли бы вы мне сказать, как мне жить в этом мире? Я не хочу быть его частью, однако мне приходится жить в нем: мне надо иметь дом и зарабатывать на жизнь. И мои соседи — люди этого мира; мои дети играют с их детьми; и вот таким образом поневоле делаешься частью этого уродливого беспорядка. Мне нужно выяснить, как жить в этом мире, не убегая от него, не уходя в монастырь, не пускаясь в кругосветное путешествие на парусном судне. Я хочу воспитать своих детей иначе, но сначала мне самому надо узнать, как жить в окружении этой массы насилия, жадности, лицемерия, соперничества и грубости.

Кришнамурти: Не будем делать из этого проблему. Когда нечто становится проблемой, мы захвачены ее решением; и тогда проблема делается клеткой, преградой для дальнейшего исследования и понимания. Поэтому не будем сводить всю жизнь к одной обширной и сложной проблеме. Если этот вопрос задан для того, чтобы преодолеть общество, в котором мы живем, или найти ему замену, или попытаться убежать от него, это должно с необходимостью привести к лицемерной и противоречивой жизни. Данный вопрос подразумевает также полное отрицание любой идеологии, не правда ли? Если вы по-настоящему исследуете, вы не можете начинать с вывода; а все идеологии представляют собой вывод. Поэтому нам необходимо начать с выяснения того, что вы подразумеваете под жизнью.

Посетитель: Прошу вас, сэр, пойдемте шаг за шагом.

Кришнамурти: Очень рад, что мы можем углубиться в этот вопрос терпеливо, шаг за шагом, с исследовательским умом и сердцем. Итак, что вы подразумеваете под жизнью?