Дежавю, стр. 41

День близился к вечеру. Мы лежали на пляже, скрытом за огромными валунами, на чистом, белоснежном песке острова Бель-Иль. Вокруг, на протяжении нескольких миль, не было ни одной живой души, не считая чаек, паривших над камнями.

Я лежала поперек Марка, лицом к небу, положив голову ему на спину, зачарованная красным свечением моих закрытых век и теплом его кожи, согревающей меня, словно лучи солнца. Мне доставляло наслаждение ощущать тело Марка под собой.

Он подернул плечами.

— Trois choses? Voyons… Трое — это много, разве нет?

Я ждала, зная, что он будет дразнить меня, когда придет его очередь.

— Мне нравится, как твой волосы сейчас щекочут мне спину. J'adore ca ( Обожаю).

— Это не считается, — проговорила я. — Подумай о чем-то менее мимолетном.

— Менее мимолетном?

— Да.

— Ton amour.

— Моя любовь?

— Oui, — ответил он, на этот раз не шевелясь. Марк лежал подо мной не двигаясь, словно камень. — Твоя любовь ко мне.

Я улыбнулась, взглянув на небо, и ничего не ответила.

— Alors, le deuxieme… Второе всегда найти труднее.

Словно возражая ему, в ответ прокричала чайка. Я терпеливо ждала, греясь в лучах жаркого солнца и в тепле его слов.

— J'aime ton courage. J'aime ton courage de rester seule.

— Мужество быть одной?

— Oui. — Я чувствую, как Марк снова передернул плечами, подыскивая нужные слова. — У тебя нет семьи, но ты не переживаешь. Ты… Comment dire? ( Чтотыговоришь?) Comme une plante qui roule.

— Перекати-поле?

— Oui, ты как перекати-поле. Мне это тоже нравится.

Теперь я думаю, когда это качество во мне он стал ненавидеть, действительно ненавидеть?..

ГЛАВА СОРОК ВТОРАЯ

Я проснулась с головной болью, с ужасной головной болью, которая вот-вот грозила расколоть мне черепную коробку. От боли у меня бежали мурашки по коже, а к горлу подкатывала тошнота. В холодном поту я лежу на спине в постели, не в силах пошевелить даже пальцем. Попытаться открыть глаза еще раз будет настоящим безумием.

Наступил понедельник. Я знаю это, потому что цвет под моими закрытыми веками стал из черного красным, как только утренний свет пробился через окно и, упав на ковер, наконец подобрался к кровати. Но это все, что я знаю.

Я слышу шаги на лестнице и лай собаки. Должно быть, уже поздно. Я пропустила завтрак и должна быть уже на работе.

— Мадемуазель Макинтир? — тихо окликает меня хозяйка отеля, осторожно постучав в дверь. Но ее пуделю совершенно на все наплевать. Он беспощадно заливается резким и визгливым лаем, заставляя меня застонать. — Ш-ж-ж, — шипит на него хозяйка. Но собаке все равно.

Я не могу ответить. В данном случае мне пришлось бы пошевелить языком. Но я могу только стонать. Я слышу, как в замочной скважине поворачивается ключ, а затем открывается дверь. Хозяйка отеля подошла ко мне. Я вижу, как за моими опущенными веками движется ее тень. Я чувствую ее руку, маленькую холодную ладонь на моем лбу.

— Oh, la-la! — восклицает она. — Ma pauvre petite cherie! ( Моя маленькая бедняжка!)

Я слышу, как она бросается вниз по лестнице, а собака бежит за ней. Хозяйка забыла закрыть дверь. Это меня обеспокоило.

Меня будит женский голос. Должно быть, я заснула, хотя не могу понять как. В голове все еще стучит, но теперь уже не так сильно. Я медленно и осторожно открываю глаза. Лицо, которое я вижу перед собой, мне незнакомо.

— Bonjour. — Лицо светится. — Меня зовут доктор Вэйд.

Акцент, без сомнения, американский, как, впрочем, и улыбка во все тридцать два белоснежных зуба. Я пытаюсь улыбнуться в ответ, но у меня выходит только гримаса. Возможно, это даже к лучшему, поскольку я подозреваю, что мои зубы не выдержат такой конкуренции, особенно сегодня утром. Врач садится на стул рядом с моей кроватью.

— Хозяйка отеля сказала мне, что у вас лихорадка. — Ее рука оказывается на моем плече. — Вы не возражаете, если я вас быстро осмотрю?

— Хорошо, — выдавливаю я из себя, хотя в этом, видимо, не было необходимости, так как, сделав усилие, я сажусь на кровати. — Но, кажется, мне уже лучше.

Доктор Вэйд улыбается.

— Замечательно, это замечательно. — Она одобрительно сжимает мое плечо. — Но все же позвольте вас осмотреть. — Она берет свой чемоданчик и открывает его на кровати. — Вас зовут Энни, не так ли? — Доставая свои медицинские принадлежности, она явно пытается отвлечь меня. — Вы из Австралии?

— Д-да… — У меня во рту оказывается градусник. Зубы стучат о стекло, когда я стараюсь удержать эту чертову штуку во рту. Она закрепляет рукав манометра у меня на руке и начинает накачивать воздух. — Знаете, я… уже действительно нормально себя чувствую, — с трудом промямлила я.

— Конечно, конечно! — Она как ни в чем не бывало продолжает накачивать воздух.

— Не думаю, что это необход…

Она резко подносит палец к губам, требуя тишины, и сосредоточенно измеряет давление.

— Хорошо. — Быстрыми отточенными движениями женщина снимает с меня рукав манометра и убирает прибор в чемоданчик. Надеюсь, это все. — Вы не возражаете, если я спрошу, сколько вам лет, Энни? Это не просто любопытство.

— Тридцать девять, — отвечаю я.

Доктор Вэйд присвистнула. А я не мигая смотрю на нее, размышляя о том, где хозяйка отеля откопала этого доктора. Тут до меня доходит.

— Это шутка, — быстро говорю я, с трудом выдавливая из себя улыбку. — Мне двадцать пять.

— Ох уж эти австралийцы! Я наслышана о вашем чувстве юмора.

Да, думаю, «Крокодил Данди» действительно сделал нам хорошую рекламу.

— Знаете, Энни… — Она похлопывает меня по коленке через одеяло. — Я хочу, чтобы вы сделали для меня одну вещь.

Я смотрю на нее, с надеждой думая, что доктор Вэйд попросит меня не то, о чем я думаю. Она снова лезет в чемоданчик и вытаскивает пустую пластиковую баночку. Проклятье, так я и знала! Только не здесь, не в этой комнате за ширмой!

— Если бы вы могли встать и сделать пи-пи для меня, то это было бы замечательно.

Боже, как же я ненавижу это слово «пи-пи», думаю я, стараясь расслабиться, чтобы это у меня получилось, балансируя над унитазом и одновременно стараясь попасть в эту злосчастную баночку. В голове стучит. Я знаю, что врач все слышит. Через эту тоненькую перегородку она слышит звук, с которым моя моча льется в пластиковую баночку.

— Прекрасненько, — произносит она, когда я протягиваю ей свой анализ. — Еще одно небольшое исследование, и все станет ясно.

Доктор Вэйд вытащила из недр своего чемодана небольшую полоску лакмусовой бумаги. Я с интересом наблюдаю за ней, пытаясь понять, что это все означает, ведь все эти дурацкие тесты никак не связаны с моей головой. Мне не терпится, чтобы она наконец ушла. Я с трудом сдерживаюсь.

— Энни… — Доктор Вэйд улыбается, снова показывая мне свои белоснежные зубы. — Вы будете счастливы узнать, что то, что у вас, — совсем не заразно. Поэтому можете завтра спокойно возвращаться на работу.

Я не мигая уставилась на нее. Что ж, я уже это сама поняла. У меня просто головная боль, очень сильная головная боль. Мне в голову приходит мысль, а не спросить ли у нее документы. В конце концов, эта женщина может быть кем угодно. Например, туристкой, остановившейся в соседнем номере и случайно проходившей мимо моей открытой двери. Хотя я не видела ее раньше в столовой…

Я ничего не понимаю.

— Дорогая, у вас просто сильный приступ утренней дурноты.

Чудо случилось, когда я меньше всего этого ожидала, так же как и в первый раз. Только в прошлый раз этим чудом оказался Чарли, мой Чарли. А этот ребенок меня не интересует. Она может забрать его с собой, вместе со своим чемоданчиком.

Прошло два месяца с тех пор, как мы занимались любовью у Марка дома, всего-то один раз. Странно. Чтобы зачать Чарли, мы делали это много-много раз, но на сей раз…

На сей раз я не испытываю никакой радости. Меня просто тошнит.

ГЛАВА СОРОК ТРЕТЬЯ

— Энни? — слышу я голос такой же слабый и мрачный, как у меня. Этот голос очень похож на мой, но я не могу придумать, что сказать ей. Я дрожу, сжимая в руках телефонную трубку. Я дрожу, как маленькая девочка, даже сейчас, хотя прошло столько лет с тех пор, как слышала этот голос в последний раз… С тех пор, как мать произносила мое имя. — Энни, где ты?