Дежавю, стр. 37
В записке всего два слова: « Позвони мне».
И не подумаю.
Звонок раздался в тот момент, когда я уже спустилась по лестнице на первый этаж на завтрак. Это меня застало врасплох.
— Oui, un moment s'il vous plait, — слышу я голос хозяйки.
Я понимаю, что это меня, так как мадам замолкает, вероятно, прислушиваясь к моим шагам на лестнице. Должно быть, это Бетти. Я не желаю с ней разговаривать. Я замираю на последней ступеньке, решая, что может будет лучше развернуться и тихо сбежать обратно в свой номер. Но уже поздно.
— Мадемуазель Макинтир!
Хозяйка кивает в мою сторону, когда я выглядываю из-за угла. Она машет рукой с сигаретой в сторону телефонной кабинки, а ее пудель гавкает на пепел, падающий на стойку. Бизнесмен следит за мной из угла столовой, нетерпеливо барабаня пальцами по столу. Он ждет свой рогалик. Поэтому у меня нет выбора, и мне придется ответить на этот звонок.
— Мадемуазель Макинтайр?
Я сразу узнаю этот голос и с облегчением вздыхаю. Это не Бетти. Голос принадлежит секретарше Карло.
Итак, я устроила сама себя на работу. Теперь я менеджер по связям с общественностью и могу приступить к работе завтра. Как говорила моя бабушка, не важно, что ты знаешь, важно — кого.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
Я стою посредине выставочного зала в Центре Помпиду. Это огромное, весьма своеобразное сооружение из стекла построено в семидесятых годах. Оно будто собрано из ярких, красочных деталей детского конструктора — красных, синих и зеленых трубочек, крутящихся колес и больших спиралей, поднимающихся вверх от земли, как большие трубчатые глаза Дали. Скелетообразная нижняя часть здания пренебрежительно выставлена напоказ, как бы прославляя семидесятые и современную архитектуру. Современный мир того времени.
Сейчас здесь проходит ежегодная международная торговая выставка, и я нахожусь тут в качестве представителя компании «Моратель». Я общаюсь с бизнесменами из Японии. Как новый сотрудник, я обязана это делать — мило улыбаться и общаться с людьми, окружившими меня в углу нашего выставочного стенда. Почти всю основную информацию о компании я заучила наизусть. Но кроме этого я совершенно ничего не знаю.
Я могу, говорю я себе. Я могу делать это, стоя хоть на голове, так же как и преподавать. Самое трудное — это улыбаться. Я представила себя стоящей на голове. Может быть, это поможет мне улыбнуться. Но, как сказал бы Чарли, «ты безнадежна, мам». Когда Чарли был совсем маленьким, его лицо буквально светилось, когда я дурачилась, чтобы развеселить его. Он с восторгом смотрел на меня своими голубыми глазами, как Карло, когда он спрашивал меня: «Правда, Анна?» Но чем Чарли становился старше, тем больше восторг сменялся смущением, и в итоге я просто оказалась «безнадежной».
В выставочном зале эхом отзывались объявления, звучащие из громкоговорителей, в которых записанный на пленку голос сопровождался гипнотическими музыкальными заставками. Эти рекламные звуковые ролики снова и снова обещали восход эры совершенно новых технологий в сфере телекоммуникаций, рекламировали чудеса самых последних разработок, которые кардинально изменят наш бизнес и унесут нас, словно листок, подхваченный ветром, в двадцать первый век. Вот тогда и я улыбалась. Мобильных телефонов здесь еще представлено не было. Пока что это были довольно громоздкие конструкции, похожие на кирпичики, на игрушечные детские рации, а не мультифункциональные изящные аппараты образца 2006 года. В конце концов, сейчас всего лишь 1991-й.
Выставочный стенд рядом с компанией Google. Вот кто далеко пойдет, думаю я. Зная это, мне не помешало бы приобрести немного их акций. Но мне сейчас совсем не до этого. Деньгами не купишь то, о чем я мечтаю.
Днем обычно поток посетителей спадает. На моем стенде наступает временное затишье. Я пользуюсь возможностью, чтобы осмотреться. На этой выставке представлены все крупные международные компании. Я слышу, как представители этих компаний беседуют с клиентами на весьма посредственном английском, а те отвечают им с американским, японским и немецким акцентом.
Только добравшись до самого дальнего конца зала, я вижу этот стенд. Он спрятался за углом. Стенд принадлежит компании «Алстел». Я должна была бы знать. В конце концов, это одна из крупнейших компаний, бурно развивавшихся в девяностые, как раз когда Интернет только начал набирать обороты.
Внезапно мне в голову пришла мысль, что Марк может быть здесь. Я не видела его и не разговаривала с ним с той субботы. Прошел почти целый месяц, целая жизнь, в которой я каждое утро просыпалась одна в номере в отеле и думала: я снова здесь, и я останусь здесь. Смирение стало для меня тюремным приговором. И я стала жить. Я продолжала существовать в этом странном мире, по инерции делая то, что должна была делать, для того чтобы выжить. У меня не было желания подыскать себе постоянное жилье. Какое-либо постоянство в этом мире пугало меня. И пока я оставалась в отеле, не желая устраиваться основательнее. Я просыпалась, шла на работу, потом приходила и ложилась спать. Во сне я видела Чарли.
И Марка.
Я притаилась за колонной и наблюдала оттуда за стендом, пытаясь найти Марка. Вокруг мониторов на их стенде толпилось множество людей. Несколько представителей компании о чем-то оживленно беседовали с клиентами, горя желанием продать товар и получить процент от продажи. Я не видела Марка, но я ждала, просто на всякий случай, с любопытством разглядывая стенд его компании.
— Tu cherches quelqu'un? Ты кого-то ищешь?
Он подошел сзади, застав меня врасплох. Я обернулась слишком поспешно, выбив у него из рук стаканчик с кофе. Стаканчик падает на пол, и кофе проливается прямо Марку на ботинки.
— Марк!
— Je te fais autant peur que ca? Неужели я такой страшный? — ухмыльнулся он.
Я смущенно улыбаюсь. Мое сердце гулко стучит в груди, и совсем не от испуга. Это его улыбка все еще так влияет на меня, и не только потому, что она очень напоминает мне улыбку Чарли.
— Alors ( Тогда), что ты тут делаешь?
Я замечаю, как его голос немного вибрирует. Так происходит, когда Марк нервничает. Он наклоняется, чтобы подобрать стаканчик.
— Я здесь по делам. Мой стенд вон там. — Я неопределенно показываю в противоположную сторону зала. Марк присвистнул. — Поражен?
— Очень! — Он смеется.
Мне всегда нравилось слышать его низкий, мягкий смех. Он рождался у Марка в груди и поднимался вверх по горлу, вибрируя на уровне ключиц. Мне захотелось протянуть руку и коснуться кончиками пальцев его нежной кожи, которая не стала грубее, даже когда он постарел. Меня снова околдовал этот вибрирующий звук. Я действительно безнадежна, подумала я.
— Давай пообедаем вместе, Энни, — быстро проговорил он.
— Нет. — Я быстро качаю головой, оглядываясь в сторону, где находится мой стенд. — Мне нужно возвращаться.
— Господи, Энни, просто пообедаем!
Я поворачиваюсь к Марку, испугавшись настойчивости его просьбы. Наши взгляды встречаются, и в его глазах я вижу боль. Марк тоже страдает. Я хочу обнять его за шею, прижаться щекой к его щеке и прошептать ему на ухо: «Давай пойдем сейчас домой!» В его голубых глазах, в черных точечках его зрачков, в той черноте, в которую я всегда заглядывала, чтобы увидеть его душу, а видела себя.
Но теперь я больше не вижу себя. Я вижу ее — Бетти. Я вижу, как она стоит перед Марком, его зеленоглазая богиня.
— S'il vous plait, Энни, разве мы не можем пойти дальше? Ты сможешь простить меня?
«Да, — хочу сказать я. — О боже, да!» Но моя старая подруга все еще стоит между нами и улыбается: «Так ты из Австралии? Я бы ни за что не догадалась!» И я не могу пробиться сквозь нее.
— Я должна идти…
— Apres alors… После работы, сегодня вечером.
Я отрицательно качаю головой. Если я сейчас заплачу, то я обречена.
— Не говори «нет», Энни, даже не говори «да». Просто…