Игра на опережение, стр. 1

Фридрих НЕЗНАНСКИЙ

ИГРА НА ОПЕРЕЖЕНИЕ

Пролог

Старший следователь Управления по расследованию особо важных дел Турецкий Александр Борисович позвонил в частное охранное агентство «Глория», попросив к телефону Грязнова.

— Денис, здравствуй! Есть срочное дело. Ко мне обратился известный журналист Олег Бородин из «Гражданской газеты» с деликатной просьбой. Знаешь такого?

— Слыхали… — насторожился Денис.

Знаем мы этих журналюг, ставших знаменитыми благодаря скандалам, подумал он. Будет просить проследить за его женой, хотя у самого только в Москве пара-тройка любовниц, не считая провинции.

— Хочу переадресовать его тебе. Это скорее по твоей части.

— Ты хотел сказать: отфутболить?

— Можно и так… Какая-то фурия его то ли шантажирует, то ли преследует… — продолжал Турецкий. — Сам понимаешь, прокуратура не может взять это на расследование или там рассмотрение, но проследить, кто, что, за что и как, я бы тебя попросил. Заработаешь на этом немного, но он будет премного благодарен и в знак признательности напишет о твоей «Глории». Это хороший человек, настоящий профессионал, нервный только. Ему уж сколько раз угрожали… Но чтоб женщины домогались, такого не было. Ну ты понял. Я ему уже обещал, что ты возьмешься за это с радостью и неподдельным энтузиазмом…

— Александр Борисыч, дядь Сань! — взмолился Денис. — Ну кому я это поручу? У меня все сотрудники заняты, уже с ног валятся! Сам видишь: с населением что-то происходит, все как с цепи сорвались, сплошные амуры и адюльтеры, настоящая эпидемия супружеских измен!

— Ну, в общем, да… — неопределенно ответил Турецкий.

— Всеобщим умопомрачением это называется. Вот оно, западное влияние! Насмотрелись эротических блокбастеров… А падение нравов всегда сопровождается падением рождаемости, правильно? Вот и получается: на самом деле мы, частные сыскари, боремся, не щадя живота своего и по мере своих скромных сил, не за себя, а за демографическое будущее России! Только кто это оценит?

— История, — хмыкнул Турецкий. — Больше некому. Все сказал? Или кое-что забыл: деньги-то вы при этом лопатой гребете. Причем совковой.

— Да уж какой там лопатой! И зачем нам эта лопата, если бабки тратить некогда? Мои ребята лишили себя частной жизни, дома сутками не бывают, все где-то топчутся, выслеживают, прослушивают, исследуют состав губной помады на залитых вином мужских сорочках… Мы и так завалены делами, и мне эта реклама сейчас ни к чему!

— Но ты-то сейчас свободен? — сухо парировал Турецкий. — Раз в офисе торчишь? Вот и займись. Бросай все и помоги заслуженному человеку. Тем более я ему уже обещал… — напомнил он Грязнову.

Денис безнадежно вздохнул, уже понимая, что спорить бесполезно.

— Сейчас я продиктую его телефон, свяжись и поговори. Или мне к твоему дяде обратиться? — понизил голос Турецкий.

— А это уже ниже пояса, — возмутился сыщик. — Чуть что, сразу к дяде. Ладно, уговорил. Заключу с ним договор… Только у меня одно условие, — спохватился он. — Будешь меня по ходу дела консультировать. Согласен?

Турецкий что-то недовольно буркнул.

— По голосу чувствую, согласен. Диктуй его телефон. От тебя не отвертишься.

Записав, Денис обернулся к сотрудникам «Глории». Макс играл с компьютером в карты, Щербак пил кофе, Самоха, зевая, созерцал собственные ногти.

— Вот так, бездельники. Все слышали?

— Вот и займись, — пробурчал Самоха, но ноги со стола снял. — А меня соломенная вдовушка через полчаса к себе ждет. Платит исправно, хотя уже не слишком настаивает, чтоб я искал ее беглого мужа.

1

В тот день журналист Бородин уже собирался идти обедать в редакционное кафе, когда к нему подошла его начальница отдела Галина Полозова.

— Олежка, тобой явно интересуется одна дама, — сообщила она, сощурившись. — Подошла ко мне на улице и просила передать это письмо… И тут же, смутившись, убежала. Никогда бы не подумала! Все-таки ты примерный семьянин, редакция еще ни одной анонимки насчет твоего аморального образа жизни не получила… В отличие, кстати, от остальных!

Это было сказано уже громко, и остальные сотрудники, преимущественно молодые, уже встававшие из-за своих компьютеров, замерли и обернулись, будучи заинтригованными. Она протянула ему конверт, надписанный торопливым женским почерком.

— Все еще впереди… — нахмурился Олег, осторожно взяв его в руки. — Какая еще дама?

Розыгрыши в их отделе очерка и публицистики случались часто, даже чаще, чем в других отделах «Гражданской газеты», для разрядки. Но не столь же прямолинейные? Или налицо кризис жанра?

— Она постарше тебя, — успокоила Галя, пока Олег вскрывал конверт. — Замарашка в черных очках, в платочке, с рыжими накладными волосами, несмотря на жару… И все время оглядывалась. Муж у нее, поди, очень ревнивый или грозный, ты его знаешь?

— Откуда? — буркнул Олег, открывая конверт.

— Да ладно тебе! — засмеялась Галя. — Я шучу. Твоя Люся ничего не узнает. А если и узнает, то посмеется. Я-то твой вкус знаю. На старушек ты не падок. И всегда предпочитал молодых… С другой стороны, ты еще не в той кондиции, когда мужчиной интересуются только молодящиеся старые перечницы. Идем обедать… Извини, если испортила аппетит.

Олег шел позади всех, читая наспех и криво написанные строки:

О господи! — тоскливо подумал Олег. Начинается… В последнее время из-за разного рода статей, разоблачающих сильных Мира сего, его все чаще донимали экзальтированные читательницы, предлагая не бог весть какую информацию о своих богатеньких соседях, подозрительных иностранцах или кавказцах, проживающих с ними рядом.

Он даже стал припоминать свои последние публикации: что же он такого написал, чтобы вызвать сей приступ экзальтации? Вроде ничего особенного. Многие сейчас об этом пишут — об очередном этапе передела собственности. Идут нешуточные сражения банков и финансово-промышленных групп. Например, за известную всей стране кондитерскую фабрику, где недавно установили французское оборудование. Так вроде уже не актуально. Теперь стороны спокойно судятся…

После обеда он отвел Галю в сторону и показал ей письмо.

— Ты ей представлялась?

— Нет… — Она пробежала взглядом письмо. — И она себя не назвала. Вот интересно-то: откуда она меня знает? Вроде нигде не свечусь. И публикаций под моим именем, вызывающих нездоровый интерес публики, давненько не было. На телевидение пока еще приглашают, но и там не бываю. Хотя, при большом желании, вполне можно что-то узнать.

— Но она к тому же знает тебя в лицо, — продолжал Олег. — И что ты мой непосредственный начальник. Не могла же дамочка просто подойти на улице к незнакомому человеку, чтобы передать это?

— Не могла… Знаешь, мне тоже показалось странным, что она меня знает… — Галя вернула ему письмо и потерла переносицу. — Мы ведь встретились не на улице. Я спустилась вниз на ее звонок к бюро пропусков, и она сразу подошла ко мне, будто к старой знакомой. Не спросила, а сказала утвердительно, даже требовательно: Галина Петровна, передайте это журналисту Олегу Бородину, вашему подчиненному. Быстро сунула и ушла, не оборачиваясь. На сумасшедшую непохожа, но что-то такое горящее в глазах есть… Но это не имеет отношения к шизофрении. Не мне тебе объяснять: у нас все за что-нибудь да борются. За ту же справедливость чаще всего. Что ты собираешься с этим делать?

— А что мне остается? — Он развел руками. — Придется разговаривать. Приму ее условия. А тебя буду просить встретиться с ней завтра, как она тут написала. И пока молчать.