Южные Кресты, стр. 30

Конечно, не все еще забыли его дебют в женской одежде, и это тоже огорчало Билла, а теперь повышенное внимание со стороны антисемитски настроенных масс мешало успешному восстановлению достойной адвокатской практики.

Генрих, не долго раздумывая, согласился отдать это дело Биллу. В конце концов, он ничего не терял. Если дело будет проиграно – отца депортируют обратно в Аргентину, где у него оставался особняк, если будет выиграно – останется жить с сыном в Новой Зеландии, что облегчит сыновьи заботы по уходу за стариком. А наняв своего приятеля, Генрих имел отличный шанс сэкономить немалые деньги!

На следующее утро в газетах появились публикации о том, что мистер Мудэн назначен адвокатом в деле о бывшем нацисте. Билл сам поспешил сообщить этот отрадный для него факт прессе, а та буквально вылазила из шкуры, пытаясь отвлечь внимание населения от волнений маори и других насущных проблем. Теперь, после того как страсти с израильтянами, шпионами и контрабандистами стали понемногу утихать, дело бывшего нациста вышло на первый план. Общественное мнение было на стороне нациста и требовало разрешить ему остаться в стране. Новозеландцы были раздражены на евреев за их шпионские и контрабандистские вылазки.

Власти же требовали от старого Фридриха Альтмана, в соответствии с законом, покинуть страну. Они, правда, не собирались разбираться в подробностях преступлений старого фашиста и отказались от мысли судить его за нацистские преступления. Однако Фридрих твердо стоял на своем и добивался права остаться жить вместе с семьей сына, что противоречило закону о том, что лица с нацистским прошлым не должны допускаться на постоянное место жительство в Новую Зеландию.

Сам Билл, как уже отмечалось, был человеком чрезвычайной щепетильности и разборчивости. Безусловно, он ни в коем случае не взялся бы за это дело, едва его совесть подсказала бы ему, что здесь что-то нечисто. Мистер Мудэн верил в торжество справедливости и рассуждал, что препятствовать старику поселиться в Новой Зеландии – совершенный абсурд, прежде всего с юридической точки зрения. Во-первых, кроме показаний самого (возможно, выжившего из ума) старика и его опубликованных воспоминаний (которые могли быть литературной выдумкой), у новозеландских властей не было никаких доказательств о его активном нацистском прошлом. Никто не собирался посылать следователя в германские архивы и выкапывать давно погребенные, а в большинстве случаев и уничтоженные, доказательства. Необдуманное заявление Фридриха прессе о том, что если бы сейчас ему снова дали приказ казнить евреев в газовой камере, он не задумываясь его выполнил бы, тоже нельзя было считать заявлением резонным и здравым. Кроме того, даже если старик и совершил преступление более полувека назад, то эти преступления не были совершены против Новой Зеландии и не находились в области ее юрисдикции. Хотя военные преступления и не имеют срока давности, что совершенно справедливо, однако всему должен быть свой предел, – рассуждал мистер Мудэн. Невозможно тащить за собой в третье тысячелетие конфликты прошлого века, – ведь это чревато тем, что эти конфликты оживут снова, как, например, эта желтая звезда и надпись на капоте автомашины адвоката. Чем больше муссируются эти вопросы, тем вероятнее, что они будут находить громкий отклик в широких кругах радикально настроенного населения, а это значит, что если сегодня мистеру Мудэну за то, что он, выполняя свой профессиональный долг, защищал еврейского контрабандиста, испортили капот, то завтра, неровен час, ему попытаются проломить голову. А это уже предвещает конец демократического общества, если в нем становится невозможно без страха реализовывать свои гражданские права и выполнять профессиональные обязанности.

Наконец пришел день основного заседания суда, и адвокат Билл Мудэн поразил всех своей блестящей речью, в которой сказал, что если только что вступившему в свою должность папе римскому не помешала его карьера в гитлер-югенте, то почему человек, желающий реализовать свое право на воссоединение семьи, должен быть святее самого Святого Отца католической церкви? Довод имел ошеломляющий эффект. Ведь если выбор кардиналов в Риме пал на человека с таким прошлым, то, утвердив его в качестве папы, конклав словно бы во всеуслышание заявил всему человечеству, что фашизм наконец-то стал историей, и теперь уже не имеет значения, кто где служил шестьдесят лет тому назад! Еще через десяток лет на земле не останется никого, кто участвовал в этом мировом противостоянии, и страсти должны успокоиться.

– Оставим историю – историкам! – провозгласил мистер Мудэн, и суд разрешил Фридриху Альтману остаться в Новой Зеландии.

Некоторые бульварные газеты даже позволили себе высказывания столь крайних мнений, что, в конце концов, у нацистов были все основания решать «еврейский вопрос», потому что он встает ребром в Новой Зеландии и внаше время, и можно себе представить, как евреи всвое время должны были достать немцев. Другие газеты вообще отрицали факт массовых казней евреев во время Второй мировой войны, относя все это к проискам сионистов, перекраивающим историю, как им удобно, для того чтобы оправдать собственные зверства против палестинского народа. Гитлер наверняка прослезился бы от восторга, если бы ему довелось почитать новозеландскую прессу наших дней!

Следя за ходом этого дела по доносившимся в тюрьму отголоскам, Сеня только диву давался, как могла ему прийти в голову мысль об иммиграции в такую антисемитскую страну, и как могла судьба связать его с таким адвокатом, который взялся защищать нациста, да еще проделал это с такой виртуозностью, в то время как по делу невинного Сени добился вынесения обвинительного приговора!

– Он все-таки полный идиот и скотина, и совести у него нет ни на грош! – заключил Сеня. – Нормальный человек никогда не пошел бы на такой спектакль. Его обязательно нужно поменять, и ни в коем случае не подавать апелляцию с помощью этого ублюдка!

После оглушительной победы в суде, когда слова из речи адвоката «Оставим историю – историкам!» прогремели на первых полосах газет, мистер Мудэн несколько опасался раздражения с другого полюса конфликта. Ведь еврейская община Окленда, должно быть, до крайности возмущена поведением адвоката нацистского преступника. Билл даже опасался, что с их стороны тоже могут последовать какие-нибудь инциденты вроде рисования свастики на капоте его многострадального автомобиля. Между тем его опасения не оправдались. Никакого второго полюса просто не оказалось! Ни мистера Мудэна, ни его автомобиль никто не побеспокоил в связи с его победой на процессе и призывами оставить историю историкам.

– Все-таки какие евреи приятные и цивилизованные люди. Они единственные в этой стране действительно понимают смысл гражданских свобод! – с удовлетворением отмечал мистер Мудэн, оглядывая свежевыкрашенный капот своего автомобиля. Вот уже три недели после завершения процесса над нацистом на нем не было ни царапинки, не то что свастики. – Надо бы вменить счет за перекраску капота этому Вечнову. Ведь это из-за него я пострадал! – твердо решил адвокат.

Глава 23

Жизнь – это испытание, которое каждый должен выдержать достойно!

Сосед Вечнова, пакистанский исламист по имени Файзал, осужденный за подготовку теракта, до поры до времени игнорировал Сенино существование. Когда случалось им встретиться глазами, Файзал кривил уголок рта в ядовитой усмешке. Подобное презрение редко можно встретить в человеческом взгляде. Так смотрят на раздавленных червей или тараканов.

Вечнов пытался не думать о своей роли раздавленной мерзости, но, трясь бок о бок даже с террористом, все равно рано или поздно приходится вступать в ту или иную форму общения.

Вечнов не ожидал, что обмен случайными фразами сможет вылиться в полномасштабный религиозный диспут.

– Что же ты – еврей, а жрешь свинину? – с неприязнью бросил реплику Файзал как-то после ужина, когда их заперли в камере. Террорист добился, чтобы ему доставляли специальную еду, разрешенную мусульманам.