Тысяча жизней. Ода кризису зрелого возраста, стр. 3

Ну а если вы не заметили, то доедайте свои салатики в холодильниках, встречайте любови всех своих жизней у булочных и выбивайте в своих трепетных мечтах зубы несчастного начальника, тоже мечтающего под одеялом в квартире на другом конце города, увы, не погладить вас по головке… Позвольте же мне делать так, как я теперь уже привык: поставить цель, поняв, что мне действительно надо, и вперед – строить кубиками мосты, связующие мечту с реальностью, как бы ни было ветрено вокруг этой наспех расставленной детской игры, которую мы именуем «жизнь».

Глава вторая

Почему я все время хвастаюсь

Вы знаете, когда-то очень давно Земля была совершенно дикой. По ней ходили огромные необузданные динозавры, и людям в те времена на Земле было делать еще нечего, потому что динозавры кусались, а когда тебя кусают – это вредно для здоровья.

Не давайте себя кусать! Я вам ответственно заявляю, что, давая себя кусать, вы поддерживаете эту неприличную привычку и, таким образом, множите количество кусающихся (я это серьезно).

Так вот, одного из динозавров звали Хвастозавр, то ли потому, что он был самым хвостатым, то ли потому, что все время хвастался. Он бегал по Земле и ко всем приставал:

– Посмотрите, какой у меня хвост! Или:

– Посмотрите, как я умею бегать! Или и того хуже:

– Посмотрите, какой я заметил на небе астероид! Ой, он, кажется, падает! Ой! Ай! Бум! Блямц! – кончи лась эра динозавров.

Тысяча жизней. Ода кризису зрелого возраста - i_004.png

Однако, к счастью, Хвастозавр успел отложить одно яйцо. И вот через шестьдесят миллионов лет я нашел его в гулкой звучной пещере, утыканной сталактитами, – нашел и сделал себе яичницу.

Так я стал хвастуном.

Возможно, вы не замечали, но хвастовство движет миром. Вы думали, деньги движут миром? А зачем нужны деньги, если не перед кем похвастаться: «Смотри, какой я богатый!»?

Так вот, хвастовство, как ни неприятно это может быть некоторым, движет миром. Хвастовство —это энергия в чистом виде, которая заряжает хвастающегося!

Энергия, движение, созидание – вот они, орудия, которыми мы обороняемся от смерти, от скучной, тоскливой смерти, ползающей по углам и только и ждущей, чтобы силы покинули нас… И тогда-то она и вступит в свои законные владения, доказывая в несчетный раз бренность плоти и напрасность любых устремлений. Хвастаясь, мы побеждаем смерть, потому что, что бы ты ни делал, это лучше, чем скромно сидеть сложа руки и ждать засаленный локомотив, идущий в провинцию под названием «Никуда».

Для меня хвастовство есть самореклама этого движения и созидания. Я черпаю в хвастовстве энергию для продолжения своих усилий.

Говорят, что хвастовство – признак неуверенности. Пожалуй, это правда. В хвастовстве я ищу поддержку своим начинаниям, которые обычно вначале кажутся настолько взбалмошными, вверхтормашечны-ми и не от мира сего, что мой здравый смысл (находящийся у меня под постоянным домашним арестом) просто выходит из себя. А суперздравый смысл (который у меня в чести), чтобы как-то оправдаться и успокоить своего собрата, – хвастается, ища поддержки у других… Потому что без хвастовства поддержки и похвалы не дождешься.

«Порок не в нарядах, а в хвастовстве», – говорит другая народная мудрость. Конечно, народу не нравятся хвастуны. Ведь недаром кто-то сказал, что людям не нужно быть богатыми, им важно, чтобы никто не был богаче их. И это касается не только материального богатства. Это относится и к жизни духовной, без которой душа сохнет и крошится мелким мусором, изнашиваясь быстрее, чем это предусмотрено небольшой этикеточкой, пришитой к каждой из душ: «Стирать при температуре не выше 40 градусов». Одна сорокаградусная промывка душ не придает достаточного смысла существованию. Конечно, можно быть самодостаточным. Можно вообще быть кем угодно и даже не пользоваться мылом из какого-нибудь идейного протеста, например. Но мне нужна эта энергия поддержки, и я ничего не могу с собой поделать. Я покупаю эту поддержку за деньги. Я нанимаю людей обсуждать мои планы. Тогда они вынуждены слушать меня. А что поделаешь? Заплатили – сиди теперь слушай…

Давайте углубимся в анатомию хвастовства. Трудно поспорить, что хвастовство иногда бывает милым, в стиле мурлыканья кота Матроскина из серии мультфильмов «Простоквашино»: «А я еще и на машинке умею…». Я стремлюсь к такому хвастовству, но чаще всего люди не видят во мне кота, а видят угрозу их идеалу, образу жизни и т. д. Когда я невинно сообщаю, что начал учить китайский, и ожидаю услышать что-то вроде: «Это очень верно. Как можно не обращать внимания на язык и культуру одной шестой (если уже не одной пятой) части человечества?», я получаю от бесплатного слушателя: «Боря, тебе что, совсем делать нечего?», а от платного – заискивающее поддакивание в стиле: «Борис очень умный». Ну, что же, мне только с собой общаться теперь? Вот я и решил написать эту главу не только для того, чтобы лишний раз похвастаться тем, как я замечательно хвастаюсь, а чтобы показать всем, как же меня надо при этом слушать и что отвечать. А то многие в растерянности думают, что я над ними издеваюсь. Нет. Мне совсем все равно, что некоторые люди из всех языков, которыми владеют, могут похвастаться только изощренно-матерным. Все, что нужно моему заточенному под домашним арестом здравому смыслу, – это услышать, что его хозяин (то есть я) еще не окончательно спендрил с ума. Вот другие полагают, что они люди положительные, поскольку не хвастаются. Однако кто-то сказал, что «охаивание других —замаскированное хвастовство», и это очень верно. А кто не грешен охаиванием других? Я сам грешу… Иной раз уважаешь философа или мыслителя, а как начнешь говорить, такой сарказм прет, что вроде как и не уважаю. Или политик, скажем, действует в сонаправленном моим зыбким убеждениям ключе, а тоже хочется покритиковать. Вот и получается, что сам я всех охаиваю, и в этом, в общем, не прав.

Еще Станислав Ежи Лец говорил: «В рог изобилия громко трубят. Наверное, он пуст». Возможно, это верно. Поскольку иногда достаточно достигнуть определенного результата только в мечтах, чтобы получить полное удовлетворение и перейти к достижению совсем других целей в реальности, пожалуй, мой рог изобилия иногда бывает пуст… Но мы ведь не белки? Сколько можно хвастаться своими запасами орехов на зиму?

Я хочу сказать, что очень многие хвастаются, сами не подозревая, что замешаны в этом неблагородном, по их мнению, занятии. Как верно отмечалось, «если кто-то говорит о себе плохо – не верьте: он просто хвастается». Самореклама ведь людям очень нужна… Даже если она принимает негативные окраски.

Возможно, мое определение хвастовства слишком расплывчато. Вернувшись к пыльным классикам, читаем изречение Пифагора Самосского: «У хвастунов так же, как и в позлащенном оружии, внутреннее не соответствует наружному». Пожалуй, тут путаются два понятия: хвастовство и привирание. Для меня это абсолютные разницы. Я думаю, со времен Пифагора Самосского хвастовством стали считать гораздо больше поступков и слов, чем в слегка наивные аттические столетия… Мое определение хвастовства не соответствует и Пьеру Буасту: «Хвалиться – значит без всякой учтивости говорить другим: я лучше вас»; я не ставлю прямой цели показать человеку, что я лучше его. Я приглашаю обсудить рациональность (или высшую, если хотите, рациональность) своих увлечений или поступков. Воспринимается же это чаще всего неверно, ибо, как говорится, «не демонстрируй людям свое счастье —не отравляй им жизнь!». А демонстрация моих идей и увлечений воспринимается другими как признак моего безоблачного счастья, а подчас, не дай бог, праздности, без толики которой, по совести говоря, никакое настоящее счастье, пожалуй, и невозможно.

Я очень редко вру, почти не привираю и разве что иногда приукрашиваю, но и то не из-за своего стремления расправить павлиньи перышки, а для того, чтобы привлечь внимание слушателя. Я не вру, потому что то, о чем я говорю, обычно настолько не от мира сего и фантастично, что если бы я еще и врал, то какая-либо ценность такого разговора для меня утратилась бы. Ведь объясняя свое несогласие с Иммануилом Кантом уборщице, приходящей раз в неделю не столько прибраться, сколько прокурить мой дом и попить чаю с ванильными сушками, я работаю, делясь своими мыслями, и мне неважно, кто сидит передо мной —Платон или Платоныч из местного ЖЭКа.