Золушка (СИ), стр. 18

Я уже начала было засыпать под мерное ворчание мачехи, как вдруг снизу раздался стук в дверь.

— Кого там ещё чёрт принёс? — удивилась мачеха и пошла вниз, понимая, что никого кроме нас в доме нет, а на меня сегодня рассчитывать не стоит. Тут она была абсолютно права. Ага, сейчас я вскочу с постели и побегу открывать, только тапочки сниму. Причём белые. Нет, в другой день я бы, конечно, спустилась сама, но сегодня мне бы это удалось разве что на четвереньках.

Заскрипели ступеньки, затем послышался шум отпираемой двери. Кем бы ни оказался нежданный гость, я ему не завидовала: навряд ли выражение лица хозяйки дома было сейчас гостеприимным.

— Добрый день, — произнёс чей-то молодой голос.

— Что вам угодно?

Похоже, вид стучавшего всё-таки внушал уважение, раз мачеха обратилась к нему на "вы". Я слышала голоса через щель в окне. Да-да, в окне, возле которого стояла моя кровать, была вполне порядочная щель, пропускавшая, ясное дело, не только звуки, но и ветер. Однако сейчас она сослужила хорошую службу. Приподнявшись, опираясь обеими руками о подоконник, я осторожно выглянула в окно. На предпоследней из ведущих на порог ступенек стоял юноша лет семнадцати в одежде пажа. Мне уже доводилось несколько раз видеть его во дворце. Если память мне не изменяет, состоял этот паж при принце.

— Я должен видеть Золушку.

— Кого? Ах, Золушку! Она больна и не может сейчас выйти. — Мачеха, похоже, стояла на самом пороге, и её почти не было видно из окна, но я по-прежнему отчётливо слышала её голос.

— Тогда, быть может, вы проводите меня к ней? Мне нужно кое-что ей передать.

— Когда я уходила, она спала, — соврала мачеха. — Передайте всё мне, а я отдам ей, когда проснётся.

— Мой господин велел вручить это только в её собственные руки, — настаивал паж.

— Но я — её мачеха.

— Вот как раз вам-то в первую очередь мне и не велено ничего отдавать.

Как жаль, что её лица не было видно! Могу поклясться, что оно сейчас покрылось красными пятнами. Обидно пропустить такую гамму красок.

— Кто такой твой господин? — злобно спросила она.

— Об этом мне тоже распространяться не велено.

— А ну-ка убирайся отсюда прочь, щенок! — Видно, терпению мачехи всё-таки пришёл конец.

— Послушайте, госпожа, — примирительным тоном сказал юноша. — Я всего лишь выполняю приказ. Если я его не выполню, хуже будет не только мне, но и вам. Вы не знаете, кто такой мой господин, но, поверьте, он привык, чтобы его приказания исполнялись. Речь ведь идёт о сущем пустяке. Так почему бы вам не позволить мне подняться, выполнить поручение и тут же уйти восвояси? Поверьте мне, так будет лучше для всех.

В его голосе не было и тени обиды на невежливое обращение, и я невольно завосхищалась дипломатическим талантом этого столь молодого человека.

Больше я не услышала ни слова, но, как видно, мачеха сдалась, поскольку паж поднялся на последнюю ступеньку и исчез из поля моего зрения. Дверь захлопнулась. Я поспешила снова лечь, принимая максимально больной вид. Слишком стараться, впрочем, не было необходимости. Думаю, на тот момент ставить меня на поле пугать ворон было бы самое то, все окрестные пугала умерли бы от зависти.

Как только стих традиционный скрип ступенек, в комнату вошла мачеха, а следом за ней паж.

— Здравствуй, Золушка, — обратился ко мне юноша.

— Добрый день, — слабым голосом выдохнула я.

— Мне приказано передать тебе вот это. — С этими словами он вручил мне маленький тёмно-синий пузырёк, к крышке которого был прикреплён клочок бумаги с надписью на непонятном языке. — Выздоравливай скорее.

Вместе с наполненным жидкостью пузырьком в мою ладонь незаметно перекочевал ещё один маленький листок бумаги. На нём, судя по почерку, в большой спешке, были написаны всего два слова, которые мне не составило труда прочитать, одновременно осторожно пряча листок под подушку.

Выполнив поручение, паж сделал шаг назад, кивком головы попрощался с нами обеими и, не дожидаясь, пока его проводят, сбежал вниз по ступенькам. Мачеха осталась стоять на месте, думая, как бы получше выместить на мне своё недовольство.

— Что это такое? — сердито спросила она, кивая на пузырёк.

— Яд, — просто ответила я. — Мне прислал один добрый человек из дворца, чтобы я долго не мучилась. Хотите попробовать? — И я протянула ей пузырёк.

Мачеха сплюнула, кстати, совершенно напрасно, поскольку пол ближайшие дни придётся мыть ей самой. На всякий случай она отступила поближе к распахнутой двери. Не иначе боялась, что я попытаюсь напоить её насильно. Разумеется, она жестоко ошибалась: охота была вставать с кровати!

Я совершенно равнодушно добавила в свой полупустой стакан несколько капель и осушила его содержимое. Мачеха вышла из комнаты, громко хлопнув дверью. Видать, не хотела смотреть, как я буду корчиться в предсмертных судорогах. Признаться, я была тронута; мне всегда казалось, что такое зрелище доставит ей удовольствие. Но она опять ошибалась. Пожалуй, я ещё поживу.

Оставшись одна, я снова вытащила из-под подушки коротенькую записку. Она в точности повторяла последние слова, произнесённые пажом: "Выздоравливай скорее".

Глава 5

Лекарство из пузырька воистину оказалось чудодейственным; во всяком случае, поправилась я на удивление быстро и спустя ещё один день снова возвратилась к привычным обязанностям на кухне. К своему немалому облегчению, поскольку это дало мне возможность поскорее покинуть дом, где я и так пробыла слишком долго — целых три дня подряд. Такого мне удавалось благополучно избегать уже достаточно давно.

Принц тоже поправился, немногим позже меня, но нам долго ещё приказывалось готовить для его высочества специальные бульоны и настойки из трав, хотя готова поспорить, что использованы по назначению все эти средства так и не были. Дни пролетали незаметно, царапины и ссадины заживали, старые тревоги сменялись новыми, либо затухали, чтобы спустя несколько дней или месяцев вспыхнуть с удвоенной силой. Время, как и обычно, поступало со всеми по-разному; одни раны залечивало без следа, на месте других оставляло грубые уродливые рубцы. Мачеха отчаянно пыталась выдать замуж хотя бы одну из своих дочерей (ясное дело, младшую; у толстой Беллы шансов, увы, было не слишком много, а вот стройная Стела вполне могла найти себе выгодную партию). Поиски таинственной гостьи, ровно в полночь покинувшей королевский бал, продолжались, но были значительно менее активными, чем прежде. Что же касается супов, котлет, салатов и пирогов, тут дело обстояло без изменений.

Оставшись на кухне одна, предположительно как минимум на полчаса, я вытащила из своего потайного места одинокую серебристую туфельку и теперь в очередной раз разглядывала её в струе яркого солнечного света. Держать её дома я не решалась: слишком уж велик был шанс, что её найдёт либо мачеха, либо одна из сестёр, а тогда жди беды. Причём ради такого дела они наверняка залезли бы даже в самый дальний уголок. А здесь, на кухне, я с лёгкостью могла бы перечислить как минимум пять мест, где можно что-нибудь спрятать, не опасаясь разоблачения. В одном из них я и хранила туфельку, в качестве дополнительной меры предосторожности тщательно завёрнутую в старые потёртые полотенца. Сейчас, аккуратно развернув посеревшие тряпки, я снова вытащила её на свет.

— Красивая. Жалко, что ты потеряла вторую.

Я стояла лицом к окну, и эти слова, произнесённые прямо за спиной, застали меня врасплох. Резко обернувшись и одновременно инстинктивно пытаясь спрятать туфельку, я увидела Портняжку, привычно расположившегося посреди кухни.

— Что ты такое говоришь? — выдохнула я, безуспешно стараясь принять как можно более непонимающий вид.

— Говорю, что жаль вторую туфельку, — повторил он. — Да брось, Золушка, не притворяйся. Ты ведь не думаешь, что я тебя выдам?

Какое-то время я продолжала молчать, не в силах прийти в себя после услышанного, потом мотнула головой и судорожно сглотнула, выходя, наконец, из состояния ступора.