Маськин зимой, стр. 33

Глава 26

Маськин и Птичка-Синичка

Когда холода начали понемногу отступать, к Маськину в гости приехала Птичка-Синичка из древнего еврейско-дворянского рода Барачкиных. Попрошу не перебивать, что, дескать, евреев-дворян не бывает. Во-первых, это не совсем так, а во-вторых, это совсем не так, ибо у Барачкиных был роскошный барак, а также небольшой аккуратный двор, и они даже пристроили балкон в несколько ярусов, что напоминало искусное нагромождение капитанских мостиков. Что же, по-вашему, наличие такого двора и балкона не позволяет считаться дворнягой? То есть я хотел сказать – дворянином! Я сам в последнее время тоже дворянин, ибо у меня самого есть двор, что, кстати, не мешает мне быть дворнягой, то есть я хотел сказать – евреем! Ну что, теперь вы уже пожалели, что взялись меня перебивать?

Птичка-Синичка была прекрасно воспитана и свободно читала по-французски, с каким-то неуловимым шармом чрезвычайно парижского прононса, отчего все заслушивались, а Плюшевый Медведь иной раз ронял слёзки умиления и пытался повторить за ней то или иное слово. Видя свой успех, Птичка-Синичка скромничала и начинал заявлять, что ни слова не понимает из того, что читает по-французски, хотя все знали, что это не страшно. Французский язык вообще не создан для понимания. Как нет необходимости пытаться разлагать щебетание птиц на отдельные слова, так и этот язык следует воспринимать целиком и без остатка, просто погружаясь в него, как в ванну с шипучим шампанским, и выныривать совершенно опьянённым его обворожительным шармом:

Какая разница, что там Виктор Гюго имел в виду в этом стихотворении про море, звёзды и облака… Вы вслушайтесь в музыку этих строк, и большего, поверьте, вам не надо!

Что может быть волшебнее этой музыки языка, вещающего вам о «тысячах гармоний, с которыми златые звёзды, чьи бесконечные легионы высокими и низкими голосами глаголят, склонив свои огненные короны…»

Птичка-Синичка читала это стихотворение так прочувствованно и поэтично, что и Маськин начинал утирать слёзы. Вот что значит старое классическое воспитание! Утончённость талантов в сочетании с непревзойдённой скромностью и обаятельностью! Где пропавшие куда-то гувернантки? Где спившиеся и позабывшие французский гувернёры?

Нынче у наташ ростовых в 13 лет обнаруживают в портфеле коробочку с тестом для определения беременности и пустую бутылку из-под пива «Балтика», заначенную либо для того, чтобы сдать её в пункт приёма стеклотары, либо для отчаянной самообороны. И не надейтесь, что девочки-шалуньи специально подкладывают эти предметы в свой портфельчик, чтобы разыграть своих опупевших бабушек и дедушек! Увы! Наши девочки утратили чувство юмора задолго до того, как расстались с невинностью. Такие нынче несмешные времена.

А вот Птичка-Синичка была девочкой положительной во всех отношениях. Она могла изучить китайский язык перед обедом и не забывала его даже до обеда следующего дня! Это поразительно для нашего забывчивого века…

Но главным чарующим свойством Птички-Синички было то, что она оказалась удивительной балериной. Как только начинала звучать музыка, она сначала замирала, а затем пускалась в каскад балетных па, и, выражая движением то взволнованность, то холодность, то завороженность, дарила зрителям незабываемое эстетическое наслаждение, которое редко можно получить, даже будучи завсегдатаями настоящих театров с большими колоннами, буфетами и гардеробами. Многие изволят полагать, что театр начинается с вешалки. Я же утверждаю, что театр начинается – а подчас и заканчивается – буфетом. Многие театроманы нынче более всего в спектакле ценят антракт, и недалёк тот день, когда под неизбежным давлением театральных масс, кроме антракта, в театрах более ничего стоящего не будет. Зашёл в буфет – и порядок. Приложился, так сказать, сполна к чаше театрального искусства, и, осушив её, закусил лимоном, ах, да если бы лимоном… а то и просто рукавом вечернего платья элегантной спутницы.

Птичка-Синичка не просто танцевала, как многие другие балерины, что заученно подёргивают конечностями, иногда в такт, а иногда и не очень. Вовсе нет! Она жила в танце и, импровизируя свою собственную хореографию, дарила созерцающим её искусство неповторимое чувство присутствия рядом с чем-то искренним и уникальным, добрым и спонтанным, правдивым и дорогим.

Семья Барачкиных построила для Птички-Синички отдельный театр. В нём было три колонны, небольшой буфет с самообслуживанием и вешалка. Однако едва на сцене появлялась Птичка-Синичка, все зрители замолкали, позабыв о бутербродах. Вот какова бывает сила искусства! Порой потребность в глазении преобладает перед потребностью в жевании, и именно в этот час своим изысканным глазоблудием человек превращается из жвачного существа в существо возвышенное.

Конечно, такой талант невозможно было удерживать взаперти, и вскоре Барачкины повезли Птичку-Синичку на гастроли. К её миниатюрным танцующим пуантам в восторге пали Лондон и Париж, Одесса и Армавир.

Дальше – больше. Птичка-Синичка стала танцевать среди звёзд, туманностей и галактик.

Но всему есть предел. Как только Птичка-Синичка вырастет, она собирается стать адвокатом, потому что это ведь так правильно и естественно, когда балетный талант применяется в суде, для защиты разгулявшихся подонков, пропившихся мужей и неверных жён…

– Моя жена – неверная!

– Что, она вам изменяет?

– Нет, я просто выбрал себе в жёны неправильную женщину…

Смотрите, не выбирайте себе неверную судьбу, потому что если с неверной женой можно, на худой конец, развестись, то судьба может оказаться гораздо привязчивее…

Глава 27

Кашатка, Версачи и Тамагучи

Если балетно-адвокатская судьба Птички-Синички всё-таки по большей части была головной болью семейства Барачкиных, то Кашаткино будущее волновало Маськина чрезвычайно, ибо он считал себя ответственным за неё непосредственно.

Вечные вопросы воспитания девочек… Чему их учить, а чему нет? Баловать или не баловать? Хвалить их внешность или не хвалить? Воспитывать в духе скромности или в духе настырности, более соответствующем реальности? Прививать романтику или открывать глаза на грязную правду жизни? Покупать игрушечных принцев или плюшевых мишек? Давать затягиваться вашими длинными томными дамскими сигаретами и потчевать винцом или с выражением лица эсесовца шарить в их сумочках в поисках контрацептивного компромата? А может быть, наоборот, подкладывать им в эти самые сумочки надёжное средство для безопасной любви? Пугать жадными до разврата мужчинами или готовить к полноценным отношениям между полами? Ориентировать на счастливый ранний брак или убивать в самом зачатке веру в возможность безмятежной семейной жизни в обозримом будущем? Готовить становиться матерью или юристом? Водить в Большой или в анатомический театр? Закалять нервы или изнеживать чувства? Давать читать Толстого или Камасутру?